— Ни в малейшей степени, — парировала мама, наблюдая за мной, как ястреб. — Почему ты голый? Я взглянул на свои трусы и пожал плечами, изображая безразличие. — Я не голый. Ее глаза сузились. — Тогда почему ты валяешься на моей хорошей коже в одних трусиках? — Трусики? — Я бросил на нее возмущенный взгляд. — Мне десять? — Нет, тебе почти восемнадцать, и ты частично обнажен, — сердито парировала мама. — И есть девушка, за которую я не могу ответить — та, кого ты особенно любишь, и та, чья мать прыгает с моего телефона. Я почесал в затылке, понимая, что я в полной заднице, но все равно борюсь за выход. — Я думал, ты сказала, что она звонила по телефону отца. — И твой отец дал ей мой номер телефона, — выпалила мама, покраснев. Господи, я был чертовски мертв. — Я разговаривала по телефону и всю дорогу из Дублина слушала, как эта окровавленная женщина бубнит, требуя, чтобы я вернула ее шестнадцатилетнюю дочь, прежде чем она обратится в полицию. — Тебе не следует отвечать на телефонные звонки, когда ты за рулем, мам, — сказал я, ткнув в нее пальцем. — Это дурной тон. — Наушники Bluetooth, Джонатан, — прорычала мама. — Так ты знаешь, где она, или нет? — Понятия не имею, — солгал я сквозь зубы. — Извини. — Если ты знаешь, где она, ты должен сказать мне сейчас, — возразила мама, одарив меня одним из тех взглядов, которые означают "не вешай мне лапшу на уши". — Понятия не имею, — парировал я. — Извини. — Ты знаешь, что такое растление по закону, Джонни? — она зарычала в ярости. — Потому что Мэри Линч ужасно часто употребляла это слово по телефону! И если ты был с Шэннон, если она сейчас здесь, и ты лжешь мне, тогда у тебя будут серьезные неприятности, парень. — Какого, собственно, блять? — В ужасе рявкнул я. — Она это сказала? Ты это серьезно? — Да, она так сказала, и это не в первый раз, — сказала мама дрожащим голосом. — Ты хоть представляешь, насколько разрушительным может быть подобное обвинение для будущего мальчика, особенно в твоем положении? — Она вскинула руки для пущей убедительности. — Ты мог бы попрощаться с карьерой в регби, это точно! — Я не делал, — выдавил я. — Я… я… я… я… — Она несовершеннолетняя, Джонни, — прорычала мама в ответ. — Ее брат поклялся, что вчера она ушла из дома с вами, и что она, к счастью, не вернулась домой прошлой ночью. — Сверкнув глазами, она добавила: — Ты математик в семье, так что занимайся чертовой математикой! Я в ярости уставился на нее в ответ. — Значит, из-за того, что ее брат думает, что она со мной, это делает меня гребаным насильником? — Это значит, что, если она не появится дома, ее мать вызовет охрану к этому дому, и ты будешь первым… — Не позволяйте ей вызывать на него полицию, миссис Кавана. Я опустил голову. К черту. Мою. Жизнь. Выпрыгнув из-под одеяла, Шэннон вскочила на ноги. — Я здесь. — Дыша немного тяжелее, чем обычно, Шэннон поморщилась и схватилась за бок. — И мне очень жаль. Я знаю, что не должна была, но я просто… Я не хотела… Мы не… У мамы от ужаса отвисла челюсть. — Шэннон? — Все не так, как кажется, — поспешил я разрядить ситуацию, если это вообще было возможно. — Мы заснули за просмотром фильма. Мы ничего не делали, ма… — Шэннон, — сдавленно выдохнула мама, направляясь к нам. — Мы спали, — повторил я, становясь перед Шэннон. — Просто спали. Я не прикасался к ней. Клянусь, я и пальцем не тронул… — Заткнись, Джонни! — Мама задохнулась. Я быстро захлопнул рот и настороженно посмотрел на маму, когда она подошла к нам. На дрожащих ногах мама подошла к каминной полке и оперлась на нее рукой. Другую руку она все еще прижимала ко рту, и слезы наполнили ее глаза. — Мы ничего не делали, — еще раз предложил я, нахмурив брови. — И посмотри… Я указал на синие джинсы и слегка съехавшую набок белую майку, которую носила Шэннон. — Она полностью одета, так что просто расслабься, хорошо? — И не убивай меня слишком сильно. Качая головой, мама подошла к кофейному столику и опустилась на него. — О боже, — сдавленно выдохнула она, уронив голову на руки, напряженным голосом. — Иисус, Мария и Иосиф. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что, черт возьми, происходит, и почему моя мать не оттащила меня за ухо, когда до меня дошло, что это был ее первый раз, когда она увидела Шэннон после нападения. Да, я назвал это нападением, потому что это именно так, черт возьми, и было. Нападение. Все лицо Шэннон представляло собой карту синяков и обесцвечивания, и это сильно ударило по моей матери. Хорошо, подумал я про себя, поставь себя на мое место и скажи, что бы ты сделал. Скажи мне, как бы ты отвез ее обратно в тот дом? — Мне так жаль, миссис Кавана, — выдавила Шэннон, беспокойно вертясь рядом со мной. — Эй… - я взял ее руку в свою и погладил большим пальцем костяшки ее пальцев, отчаянно пытаясь успокоить ее. — Шшш, все в порядке. Шэннон опустила взгляд на наши соединенные руки, а затем подняла глаза на меня. — Мне так жаль, Джонни. — Ты не сделала ничего плохого, — сказал я ей грубым тоном. — Я просто… я не хотела идти домой прошлой ночью, — продолжила она, тяжело дыша, глядя на мою мать. — Мне очень жаль, что я доставила вам неприятности, миссис Кавана. Я не хотела вас расстраивать… — Я не расстроена из-за тебя, любимая, — прервала ее мама, голос ее звучал немного спокойнее, когда она встала. — Не стоит беспокоиться. — Я пойду, — поспешила сказать Шэннон. — Прямо сейчас, я обещаю. Мама тяжело вздохнула. — Ты не обязана этого делать, Шэннон, любимая. — А у нее не..? — А я не..? — Давайте сначала все выпьем по чашечке чая. — Вытирая щеки тыльной стороной ладони, мама тепло улыбнулась Шэннон. — А потом мы во всем разберемся, хорошо, любимая? — Да. — Шэннон прерывисто вздохнула и кивнула. — Хорошо. — А теперь… - повернувшись ко мне лицом, сказала мама. — У тебя есть для меня еще какие-нибудь сюрпризы? В ее голосе послышались дразнящие нотки. — У вас больше нет ее детей, которые прячутся в моем доме, не так ли? Я неловко повернулся. — А, может быть, один или два. Мама рассмеялась. Я этого не делал. — Спасибо за постель, Кавана, — раздался знакомый голос из коридора, и он выбрал самое неподходящее время, чтобы очнуться от своего одурманенного сна. — Могу я одолжить толстовку с капюшоном? Ради всего святого. У мамы округлились глаза. — И кто это? — А, это, должно быть, Джоуи, — пробормотал я, потирая челюсть. — А кто такой Джоуи? — Мой брат, — слабо произнесла Шэннон. — В моем доме есть еще дети Линча, Джонатан? — Нет, — пробормотал я, не встречаясь с ней взглядом. — Я принял только два. — Иисус, Мария, Иосиф и осел, — причитала мама, выбегая в коридор. — Что мне с тобой делать? — Она сумасшедшая? — Спросила Шэннон, снова привлекая мое внимание к себе. Ее глаза были широко раскрыты и полны паники. Все ее тело окаменело. — У тебя будут неприятности из-за меня? Вероятно. — Нет, — ответил я, сохраняя мягкий тон. — Она просто волнуется. — Ты.. — Она глубоко сглотнула. — сумасшедший? Мои брови нахмурились. — С тобой? Шэннон кивнула, теперь она выглядела больной. — Нет, Шэн, — медленно произнес я. — Я не сержусь на тебя. — Я не позволю моей маме ничего с тобой сделать, — выпалила она, крепко сжимая мою руку обеими руками. Ее грудь быстро поднималась и опускалась, пока она говорила, и у меня было ощущение, что ее сейчас либо стошнит, либо случится приступ паники. — Что бы она ни сказала…Клянусь, Джонни, я не позволю ей втянуть тебя в неприятности…Я обещаю, я это исправлю… Только, пожалуйста, не ненавидь меня..