Старушка-шаманка как обычно заваривала свои травы, смешивая содержимое разных холщовых мешочков, а Мэт привычно ждал, пока на стол водрузят громоздкий заварочный чайник и две разномастные чашки. Регулярные чаепития со старой Изольдой стали своеобразной традицией. Начались они спонтанно, Мэту требовались сборы для неустойчивого молодняка, а стандартные, которые стая всегда заказывала в ковене, перестали помогать. Будто вообще в них силы никакой. Или составлял их недоучка, с руками, растущими не из того места… Так и повелось. Хоть на полчаса, а заходил. И сидел. И чай послушно пил, слушая параллельно байки старой ведьмы. И ведь не пропускал же встреч этих, сам себе удивляясь. Будто заняться больше нечем. —…а она и отвечает, что, мол, — проваливай! Добрые колдуньи ни в жизнь за зверя не пойдут… Но за ним стая, а Выкенинни одна-одинешенька на свете том тёмном была. — Это где о таком писали? Имя еще какое придумали… Или настоящее? — Да нашла тут старые манускрипты, вроде как подлинное перечисление подвигов прославленной ведьмы Выкенинни Ягодной Тропы. — И закончилось все кровавой битвой, в которой вся стая сгинула, а ведьма волшебный приз получила? — Ха-ха, не-е… Для разнообразия она воспользовалась вахили. Соблазнила, обесчестила, а ребеночка-то и забрала. Сбежала от звероподобного папаши вместе с дитятком, не прощаясь. И остались вахили с носом. И с хвостом. — Дитятко? — Ну да. Интересовался ж. Раз всего спросил. Причем давно уже, несколько лет как. Сам искал, читал, что в библиотеке вожака имелось. Но имелось там немного. У ковена в этом плане возможностей больше — книгочеи, они свои хроники ведут и хранят, не теряя нити в веках. — То есть упоминания имеются. — Ага… Эти вот конца двенадцатого века. Есть еще с одиннадцатого, но там совсем что-то мутно. То ли зверь у них родился, то ли мутант какой… Неведома зверушка. Не разобрать. Да прожил плод тот недолго. Аккурат до пубертата. Когда у вахили начинается перестройка организма и первый оборот маячит за порогом. Не факты из прошлого, скорее мифы и сказки из глубин темных веков. Правды в которых — крупицы. И то, если очень сильно верить хочется. — Спасибо. — А то… Как там у вас? Мэт сжал челюсти, сдерживая рвущееся с языка ругательство. — Амалия все с ума сходит, — ведьма его мимику истолковала по-своему. — Если бы только она. — Ну, сыночек ее давно уж того, ку-ку… За слова эти ее могли растерзать. Прямая обязанность Мэта взять и заткнуть старухе рот. Лучше посредством перерезанного горла, чтоб уж точно. А он сидит тут, слушает. Кивает. С какого времени старая Изольда стала единственной, с кем он поговорить нормально может? Ведьма, которую в своем же ковене с трудом терпят. Вздорная и склочная. Неуживчивая. — Думаю, недолго осталось. — Сам вызовешь или есть кто другой на примете? — Мне ни к чему вся эта хрень. — Будто тебя кто спросит, — хохотнула, показав на удивление крупные белые зубы. — Ты и так все тянешь. Кто молодняк в полнолуние поведет? За кем они пойдут? Улыбка смотрелась чужой на смуглом, испещренном морщинами и обычно угрюмом лице. Этот смех… Воспоминание, что пришло яркой вспышкой, заставило резко выдохнуть. К чему оно сейчас?.. Той зимой старуха Изольда так же смеялась. Ему в лицо, нескладному подростку вахили, который втайне, нарушая все запреты, пришел спрашивать. Просить правды у нее — потомственной ведьмы из ненавистного ковена скинуокеров. Правды он тогда не получил. Вместо нее… — На, — старуха сунула в руки небольшой сверток. Мэт машинально взял, позволил грубой ткани раскрыться и еле сдержал порыв откинуть «подарок» подальше, словно змею какую. — И зачем мне это? — Вырастешь, поймешь. Вроде, вырос. Дальше уж некуда. А зачем ему тот навязанный подарок, так и не выяснил. Завернул тогда поплотнее и перевязал резинкой, чтоб не вывалились в самый неподходящий момент. Дорогие все же, брачные ожерелья ведьминские. Разноцветные, что радуга, из камней семи цветов. Сунул в шкаф и забыл. А теперь вспомнил. Семицветик, чтоб тебя… Вроде как благоприятный знак, а предчувствие паскудное. Старуха подмигнула выцветшим голубым глазом. — На вот, скопировала. Сам почитаешь. Ага… Почитает. На старом кри, да еще и шрифтом с украшениями-завитушками. Выучит годика за три и прочитает. Если глаза за это время не сломает. * * * …- Вы к нам? — за спиной раздался женский голос, и Кери, застывшую, разглядывая деревянного лося в полный рост, обошла молодая черноволосая женщина-индианка. Потрясла связкой ключей, выискивая нужный, и открыла дверь библиоткеи. — Видимо, да. Библиотекарь оказалась приветливой и в меру любопытной. Легко предоставила Кери подборки газет за запрашиваемый период времени. Лишь уточнила: — Журналистка? — Нет. Личный интерес. Допытываться дальше не стала. Неоспоримое достоинство у людей — нелюбопытство. Кери углубилась в чтение, надеясь найти что-то для себя новое, однако воображение все не отпускал тот лось перед входом в библиотеку. Как заворожил он ее. Лось этот… или олень? На ветвистых рогах держится огромный бубен, раскрашенный яркими узорами. Словно плоское солнце. Что ее так зацепило в обычной резьбе? Сочетание цветов в орнаменте? Сами его угловато причудливые изгибы? Монолит дерева со всеми своими слоями-срезами? Еле уловимое ощущение, что за «обыденностью» есть что-то большее. Размеренные удары бубна на грани слышимости… а может, это собственный пульс в ушах стучал? Удивительная энергетика исходила от рукотворного зверя. Хотелось вернуться и прикоснуться. Порыв пока удавалось подавлять. А непоняток лишь добавляется. Если Кери надеялась, что ответы на ее вопросы сами посыпятся на нее, стоит лишь оказаться в этом городке, то она глубоко заблуждалась. Местные газеты того времени не писали ничего, что бы Кери уже не знала. …авария на межгороднем шоссе…