Кинув быстрый взгляд на чёрную в фиолетовых сумерках реку — по воде плыли коряги, кое-где закручивались медленные, обманчиво неспешные воронки, — Мирон посмотрел на парнишку с каким-то новым восхищением. — Ты с ума сошел, — выдохнул он. — К тому же, ты не умеешь плавать. — Поймаем бревно, — взгляд Виталика горел отчаянием обреченного. — Дальше течение сильное, сильнее, чем здесь. Я знаю, мы же оттуда пришли… И от нас этого не ожидают. Они думают, мы попробуем выбраться на плато. Они думают, что утром пустят за нами собак и поисковых дронов. — Вода ледяная, — заметил Мирон. — Мы окочуримся от переохлаждения. — Сорок минут, — сказал Виталик. — Может быть, даже час. Столько-то мы продержимся. Затем выберемся, и сразу греться. — Чем? — почти что взвизгнул Мирон. В стремительно опускающейся тьме и так уже зуб на зуб не попадал. — Чем мы будем греться? Если разведём костёр — оповестим о своём присутствии всю степь… — Батареи с байка, — сказал Виталик, указывая на развороченный турбо-джет. — Если чуток поколдовать, они будут выделять накопленную энергию в виде тепла. — Серьёзно? — Социология — это дополнительный факультет. Я технарь. — То есть, ты всё-таки гений, — хмыкнул Мирон. — Только если мой план сработает, — в темноте блеснули на удивление ровные зубы. Виталик улыбался. Хорошо, — подумал Мирон. — Кризис миновал, значит, выбраться шанс всё-таки есть. — Когда ты отсылал видео в последний раз? — спросил Мирон. — Только что. Мы были в прямом эфире, с тех пор, как сбежали из стойбища. — То есть, вся наша погоня уже есть в Плюсе? — Да. — Тебе не в технари нужно было идти, — Мирон сплюнул. На языке всё время ощущался привкус песка. — А в репортёры. Горячие новости каждый день… Если выживешь — подумай об этом. — Если выживу, — кивнул Виталик. — А пока что нужно заработать как можно больше. — Мертвецам деньги не нужны. — По договору мои деньги получит детский дом. Ну тот, где я вырос. Вода оказалась намного, намного холодней, чем Мирон себе представлял. Ноги свело почти сразу. В животе образовался ледяной колючий ёж, и когда желудок одолевали спазмы, иглы протыкали прямо насквозь. И тем не менее, Мирон чувствовал извращенное, почти весёлое удовлетворение: если он утонет в этой грёбаной реке, ни Платону, ни Амели, ни тем более Призракам его больше не достать. Перед тем, как войти в реку, Виталик взбежал по осыпи почти до самого плато, оставляя крупные, хорошо различимые следы. Умно, — подумал Мирон. — Если кочевники и не поверят, всё равно потратят какое-то время на отработку этой версии. Потом они минут десять ждали, выбирая более-менее крупное бревно — чтобы Виталику было за что уцепиться. — Ты охрененно смелый мужик, — сказал Мирон, когда они подошли к кромке воды. — Не умея плавать, ночью, в такую холодрыгу… Твой план — полное безумие. — Просто я везучий. И ты везучий, Мирон Орловский. Наше помноженное везение должно сработать. — Я не говорил тебе свою фамилию, — зуб на зуб не попадал, и стоять в ледяной воде становилось всё сложнее. — Только имя. — Я тебя узнал, — сказал Виталик, провожая взглядом тёмную массу — плавучий островок из собранных водоворотом веток и прочего мусора. — Месяц назад твоё лицо мелькало по всему Плюсу. С пометкой «разыскивается за вознаграждение». Мирон остановился. Ног он уже не чувствовал, а теперь онемело и всё тело. Перед глазами поплыли цветные пятна, во рту сделалось кисло и муторно. — То есть, сейчас обо мне знают все, кто смотрит твой канал? — тихо спросил он. Неожиданно накатило дикое желание уронить парнишку в воду и навалиться коленями ему на грудь… — Я не идиот, — буркнул Виталик, будто угадав, какие мысли одолевают Мирона. — Как только я понял, кто ты такой, я не отослал ни одного кадра, по которому тебя можно узнать. Первые не в счёт: там твоя морда больше похожа на шашлык. — То есть, ты всё-таки можешь редачить видео? — Это не редактура, — усмехнулся Виталик. — Скорее, естественный физический дефект. Я плохо вижу левым глазом: когда смотрел на тебя, всё время прикрывал правый… Так что подписчики видят лишь размытый силуэт. — Но ты не сказал, что узнал меня. — Да как-то не до того было, — пожал плечами Виталик. — Вон подходящая коряга. Ныряем? Мирон кивнул, и они с размаху плюхнулись в воду. Оказалось, что стоять по колено в ледяной воде, и бултыхаться в ней же с головой — две большие разницы. Дыхание спёрло. В уши будто забили по здоровенному гвоздю. Но тело он перестал чувствовать почти сразу… Коряга была сучковатая — что давало возможность хорошенько зацепиться. Но стоило чуть изменить положение, как её начинало крутить в воде, так что, пока нашли равновесие, их обоих окунуло несколько раз с головой. Батареи, предусмотрительно засунутые в закрытые на замки карманы, тянули ко дну. Башмаки — тоже, но почему-то там, на берегу, ни ему, ни Виталику не пришло в голову разуться. Итак, задача: скорость реки — примерно четыре метра в секунду, — думал Мирон, леденеющими руками хватаясь за сучки на коряге. — Вопрос: через сколько километров мы окочуримся? — Вит, ты здесь? — позвал он. Собственный голос показался далёким эхом. — Здесь, — донеслось другое эхо. — Сколько еще продержишься? — Не знаю. Минут пять… Продержались почти час. Учитывая скорость течения и общее время… Километров пятнадцать — семнадцать, прикинул Мирон. Возможно, этого хватит. Если какому-то хитрожопому кочевнику не придёт в голову искать их вниз по течению… Отпустив корягу, они какое-то время барахтались в поисках берега — луны и звёзд не было, небо было похоже на опрокинутый котёл с сажей, — а потом неожиданно выплыли на мелководье. — Я же говорю, мы везучие, — голос Виталика осип, и то и дело давал петуха. — Еще чуть-чуть, и начинаются пороги. Слышишь грохот? — Там бы нас размолотило, как пластиковые стаканчики. — Что-то ты раньше о порогах не говорил, — Мирон понял, что и его голос скачет, как на качелях. — Я не предполагал, что мы доплывём. До них километров двадцать. Значит, скорость течения была еще выше, чем я думал, — решил Мирон. — Но это к лучшему. Они нашли относительно тихое место между двух валунов на берегу и достали батареи. — Сейчас, — присев на корточки, Виталик пытался что-то делать, но его пальцы то и дело сводило судорогой. — Сейчас-сейчас… — Не торопись, — Мирон попытался расслабиться. Но вместо того, чтобы расслабить мышцы живота, расслабил сфинктер… Горячая струя мочи, текущая внутри штанины — это было лучшее его переживание за всю ночь. — Чёрт, ничего не выходит, — взвизгнул Виталик и поднялся. Опрокинул лицо к пустому небу… — У меня пальцы не гнутся. — Давай, — Мирон протянул руки. — Давай сюда свои пальцы. Пацан неуверенно поднял ладони, Мирон подхватил их своими, сжал, поднёс ко рту, и широко открыв рот, стал дышать. — Чувствуешь? — спросил он через пару минут. — Мурашки побежали. — Тогда разомни и попробуй ещё раз. Батареи давали ровное, очень мощное тепло. В радиусе тридцати сантиметров от центра песок спекался в стеклянную массу. Еще полчаса назад верхом блаженства было просто тупо стоять рядом с батареей, чувствуя, как волны тёплого воздуха поднимаются, омывая тело, — усмехнулся Мирон. — Сейчас я не отказался бы от яичницы. Через час захочется принять горячую ванну… — Как твоё ребро? — спросил он Виталика. Пока бултыхались в реке, с лица парнишки смыло корочку крови и грязи — остались лишь тёмно-лиловые борозды там, где он проехал мордой по камням. — Сойдёт, — откликнулся пацан. — А твоя нога? — Норм. Мирон думал, не пора ли подавать сигнал СОС. Ладно: они отплыли достаточно от стойбища, и дай-то бог, запутали преследователей, не подохли и даже согрелись. Но скоро рассвет. Точнее, небо над восточным горизонтом уже напоминает брюхо снулой рыбины… Что дальше? Пешком далеко не уйти, а сарафанное радио в степи работает безотказно. К вечеру они опять будут валяться в юрте. Только на этот раз — оглушенные и связанные.