— Что-нибудь придумаем. ...Вскоре они вчетвером шагали по улице. Уже смеркалось; жара отступила, с пролива веяло приятной прохладой. Город горел бесчисленными огнями окон, реклам, гирлянд и сам походил на новогоднюю пальму; отовсюду доносились весёлые незатейливые мелодии, смех и голоса. — Спасибо вам, дедушка, - сказала Ника, - вы, конечно, не обязаны были нам помогать... — Да не за что, - улыбнулся старичок, - я вообще удивляюсь, что вы меня не просили о помощи. Я же вижу, как вам трудно. На Акрополь вон ходили, столько потратили... а ведь я мог бы туда так провести, что ни лепты бы не пришлось отдавать. Странный пошёл народ. Ничего не просите, наверное, думаете - сами всё предложат и всё дадут. — Но ведь вы тоже бедный. Нам неудобно было просить... — Я-то бедный? - дедушка как-то странно посмотрел на Нику, - нет, родная, я очень богатый. Я, кстати, и на билет до Арбузных островов бы денег дал. — Откуда вы знаете, что мы собираемся на острова? - вздрогнул Айхо, - вы... вы следили за нами? — Пришли, - вместо ответа объявил старик и остановился перед входом в небольшой магазинчик. Неприметный снаружи, внутри он оказался очень даже неплохим - без изобилия супермаркетов, но со всем необходимым, в том числе - со всеми новогодними атрибутами - лотками со свежими фруктами, пальмочными игрушками, красивыми коробками конфет, хлопушками, мишурой, гирляндами. Продавщица, совсем молодая веснушчатая девушка, при виде старика сразу заулыбалась и вышла из-за прилавка. — Здравствуйте! С Новым годом вас! — И тебя, родная. Как успехи с учёбой? Девушка засмущалась, потом начала что-то рассказывать про зачёты и экзамены. Эрдэнэ и её друзья с удивлением смотрели на эту сцену; можно было подумать, что это - дочка или, скорее, внучка бездомного; но внешне она совсем на него не походила, да и держалась - приветливо, но с каким-то необычным, не совсем семейным почтением. — Познакомься, вот мои друзья и гости, - выслушав продавщицу, сказал дедушка, - поможешь им выбрать лучших фруктов к праздничному столу? — Конечно. И вот она один за другим наполнила пакеты отборным, тёмно-синим с белым отливом виноградом; золотыми душистыми грушами; крупными, фиолетовыми, блестящими сливами; огромными красными персиками - и вручила их детям. Потом - старик подошёл к витрине с подарками и подозвал к себе ребят, велев выбирать - и к фруктам добавились конфеты, пирожные и игрушки. — Так, - продавщица быстро сканировала коды, - десять... тринадцать... пятнадцать... итого двадцать солидов. — Прекрасно, - кивнул бездомный. И тут произошло нечто странное. Дедушка не стал доставать телефон или карту; не достал и бумажных купюр; вместо этого - вытащил из кармана брюк блокнот и огрызок мелка; вырвал листок и размашисто написал на нём: "20". Потом почесал затылок и приписал снизу помельче: "двадцать солидов". А потом - сунул руку себе за пазуху и извлёк болтавшуюся на тесёмке большую, странно выглядящую штуковину в форме цилиндра. Открутил от неё крышечку - и тут Эрдэнэ сообразила, что это печать. Он с силой надавил ею на бумажку и протянул получившуюся купюру девушке. — Это ещё не всё. За отличную учёбу и прилежание тебе полагается стипендия. Старик вырвал ещё один лист, написал на нём: "тысяча солидов" и так же, поставив печать, отдал девушке. Эрдэнэ замерла. Ника и Айхо тоже, не отрываясь, глядели на бездомного. Неужели только что, на их глазах, нашлась потерянная печать Императора, о которой рассказывал профессор Гилеад? Та, искать которую - всё равно что иголку в стоге сена? Продавщица же, похоже, не видела в произошедшем ровным счётом ничего необычного. — Спасибо... спасибо большое! Слушайте, - всплеснула вдруг она руками, - Новый год же на дворе, а у вас там в подвале даже пальмы нет! Знаете что? У нас тут на заднем дворе стоит пальма в кадке. Она не очень большая. Как раз к вам поместится. Возьмёте на одну ночь? — А что, возьмём, - согласился бездомный, - Айхо, идём со мной. Вместе потащим эту кадку. Ну а вы, девочки, тогда не обессудьте - донесите пакеты. И старик вышел наружу. Айхо, чуть замешкавшись, бросился за ним. — Ты думаешь о том же, о чём и я? - спросила Эрдэнэ Ника. Эрдэнэ, не ответив, подошла к прилавку. — Это правда деньги? — Да, - ответила продавщица, - я поначалу тоже сомневалась. Брала их, а сама оплачивала покупки из своего кармана. Но дедушка уговорил меня сходить в банк и положить деньги на счёт. В банке их не приняли, а на следующий день туда пришла проверка. Видишь, на них имперская печать. Оказывается, это официальные кредитные листы. — Кто он такой, этот дедушка? Ты... вы что-нибудь знаете о нём? — Почти ничего. Я работаю тут второй год. Он всегда приходил за покупками, расспрашивал о жизни, об учёбе. Дело в том, что я учусь в Имперском университете, это тут через три квартала. А сама я из бедного района. У родителей нет денег оплачивать учёбу. В магазине платят мало. Так он назначил мне какую-то стипендию и каждый месяц вручает. — Это ведь очень странно, - вмешалась Ника. — Ага. Я спрашивала у других продавцов. Говорят, он всегда здесь жил, сколько они помнят. Но он добрый. Никому ничего плохого не делает, только хорошее. А откуда у него эта печать - никто не знает. Но к нему ни разу не приходили ни полиция, ни спецслужбы корпоратов. Видимо, он вправду имеет на это право. — Почему ж вы не спросили у него самого? — Я спрашивала. — Что же он ответил? — Очень странные вещи. Я даже испугалась тогда, что он болен. Но нет, в остальном с ним всё в полном порядке. И да, он запретил эти вещи пересказывать. Так что уж простите. Не могу его подвести. Когда девочки, нагрузившись пакетами, вышли на улицу, Айхо и бездомный уже скрылись в подворотне их дома. — Что бы это могло значить? - проговорила Ника, - он где-то раздобыл печать? Помнишь, профессор говорил - "сидит ушлый тип и делает себе денежки"? Так вот он - ушлый тип? — А продавщица говорит - "никому не сделал плохого", - покачала головой Эрдэнэ, - и полиция к нему не ходит. — Кто знает... может, тут какой-то заговор... а слушай! Ведь он откуда-то взял эту печать. Может, расспросить его как следует? Вдруг он наведёт нас... ну ты понимаешь... на след Императора! — О, девочки, - навстречу им выбежал Айхо, - дедушка попросил вам с пакетами помочь. Он там уже пальму наряжает. Мальчик выхватил из рук Ники и Эрдэнэ по пакету. — Печать-то - вот она! - они подошли к дому, Айхо распахнул дверь, - кто же такой этот бездомный? Как он получил печать Императора? Знаете, я не думаю, что он мог её просто украсть. Тут всё сложнее... — Мы как раз об этом говорим, - сказала Ника; они уже спускались по ступенькам в подвал, - я думаю, он не простой бездомный. Может, он как-то связан с правительством. Может, это какой-то великий монах вроде Планиды... "А может...", - ошеломляющая догадка как молния пронзила Эрдэнэ. Она вздрогнула. — Что с тобой? - удивился Айхо. — Быстрее! - выдохнула девочка. Она бросила пакеты, перепрыгнула последние две ступеньки, чуть не вышибив дверь, влетела в подсобку. Старик стоял у горшка с пальмой и развешивал на ней украшения; у ног его ласкались горностай и котёнок, на плече сидел воробей. Бездомный обернулся. — Дедушка! Вы - Император. Эрдэнэ хотела спросить, но получилось больше похоже на утверждение; и, повинуясь странному наитию, она склонилась в низком поклоне. Следующая секунда была самой страшной. Эрдэнэ почувствовала, что если он сейчас рассмеётся, или разозлится, или просто скажет: "Что за глупости! Какой ещё Император?" - то она не выдержит, и, наверное, упадёт замертво. И хотя прошло всего одно мгновение, оно показалось долгими минутами; но вот откуда-то сверху, будто издалека, позвал мягкий, добрый голос: — Эрдэнэ! Не нужно кланяться, милая. Она выпрямилась и, ахнув, замерла. Не было больше тесной тёмной подсобки. Вместо серого потолка с переплетением труб раскинулось бесконечное небо, глубокое, синее, как на Арбузных островах; под ним расстилался ярко-зелёный, изумрудный ковёр трав с пятнами душистых цветов; вдалеке в небо вздымались горы, выше и величественнее хребтов Хамар-Дабана; с высоких скал срывались гремящие водопады, невероятно далёкие и вместе с тем столь близкие, что, казалось, на лице ощущалась свежесть их брызг. А прямо перед Эрдэнэ стоял бездомный - хотя какой там бездомный - стоял воистину Император, статный и красивый, осиянный солнечными лучами - словно бы одетый в самый свет; у ног его лежали - нет, не котёнок и горностай! - грозный снежно-белый лев, такой, каких вырезают из мамонтовой кости кочевники, и чудесный единорог с серебряной длинной шерстью и ветвистым золотым рогом; а над головой Императора парила волшебная птица в переливающемся оперении - сама птица Феникс. За спиной же его один за другим возникали - непонятно откуда, словно прямо из воздуха - люди в белых мундирах, все как один прекрасные и грозные, в сотню раз больше подходящие названию "воин" чем пираты вроде Евстигнея и в тысячу раз - чем наёмники корпоратов. Видение длилось недолго, не больше минуты; и вот уже снова Эрдэнэ обнаружила себя в привычном подвале, и лев, единорог и Феникс снова превратились в котёнка, горностая и воробья; но никуда не исчезли стать и величие в облике дедушки, и так же, теперь - посреди подсобки, стояли за его спиной воины в белом. Эрдэнэ так никогда и не узнала, что в те первые мгновения видели Ника и Айхо; но сейчас перед их глазами точно предстало то же, что перед её, и они стояли, потрясённые, и глядели на Императора и его свиту. — Ты права. Я действительно Император. И, как любой из моих подданных, ты имеешь право просить меня о чём угодно. Но поторопись. — Прошу, освободи моих родителей! - Эрдэнэ готова была снова упасть на колени, но Император удержал её. — Твоя просьба услышана! — это уже не был голос старика, - услышана и будет выполнена, потому что вполне согласна с законами и обычаями моей Империи. — Император! - опомнившись, выступила вперёд Ника, - я не из Империи, и, наверное, не имею права просить... — Ты дочь моего верного слуги, - перебил Император, - и любую твою просьбу я рад буду слышать. — Пожалуйста... помогите ещё Евстигнею. Он пират... его схватили... — Хорошо. Император повернулся к стоявшим в суровом молчании воинам в белом. — Наш час пробил. Сегодня Империя снова увидит своего истинного правителя. Гвиэрон, Мелий и Авестон, садитесь в лимузин и гоните к зданию Исправительной корпорации. Потом он снова обратился к Эрдэнэ: