– Как это? – прошептала Женин. – Вот как ты говоришь. Я решил, что меня разлюбили. Что я никому не нужен. Все заняты только им. «Он маленький. Он больной. Он не хочет есть. Он много плачет». Я взял кухонный нож и пошел ночью его убивать. Мне было лет пять. Или шесть. Раф спал. Его уложили наконец-то. Укачали. Перестал орать. Я решил его разбудить. Негоже рыцарю убивать беззащитного. Потом подумал, что он не сможет дать мне сдачи. Это будет нечестная борьба. Он слабый и не ходит. Я решил сначала научить его давать сдачу, чтобы поединок у нас был на равных. – И что? – И отнес нож обратно на кухню. А утром стал учить его драться. Он оказался хорошим парнем. Рафаэль не плакса и верный друг. Научил его на свою голову, – улыбнулся Барт. – Знаешь, какой Раф сильный стал? Он упрямый и очень последовательный. Если что-то делает, то не бросает. Он каждый день качает мышцы. Не против побороться. Только я с ним связываться не люблю. Одолеет же. Они помолчали. – Не знаю, почему я тебе все это рассказываю. – Барт зевнул. – Никогда никому не говорил. – Я никому не скажу, – пообещала Женин. – Даже Рафаэлю. – Раф знает. От Рафаэля у меня секретов нет, – пробормотал Барт засыпая. Разбудил Женевьеву голос Дездемоны. Женин села на кровати и попыталась сообразить, снится ей ворчание актрисы или она слышит упреки в адрес Отелло наяву. Тогда откуда? Пыльная голова Дездемоны показалась над кроватью. – Сережку потеряла, – пожаловалась она, увидев, что Женин не спит. – Ты не находила? Жаль. Ох, как мне эта сережка сегодня нужна. Голова исчезла. Женин не раздумывая нырнула под кровать помогать искать. – Ну точно, она слетела, когда этот идиот меня душил, – ползала по полу Дездемона. – Он же трясет, как ненормальный. Нет чтобы аккуратно, нежно. Барт заворочался над их головами. Дездемона перешла на многозначительный шепот: – Карлос сегодня приезжает! Серьги – его подарок. Они выбрались из-под кровати. – Здесь Отелло схватил меня и затряс, – встала на место Дездемона. Попятилась к кровати. – Швырнул. Она упала, закинув руки и свесив голову. Женин обошла вокруг, присела, отодвинула копну темных волос Дездемоны и увидела на полу застрявшую в щели сережку. – Вот она! Барт резко сел на кровати, испуганно вращая глазами. Обнаружил лежащую Дездемону и открыл рот. – Доброе утро, Бартоломью, – улыбнулась Женни. – Привет, – перевел он взгляд. – Что у нас происходит? Дездемона поднялась, забрала серьгу, сообщила скороговоркой, что сегодня выходной и что актеры вечером собираются в ресторанчике, их ждут тоже. Стрельнула глазками в сторону Барта. – Главное – Карлос приезжает, – протянула томно и упорхнула. – Выходной? – огорчился Барт, когда Женни пересказала ему, в чем, собственно, дело. – Здесь нам сегодня не заработать. Ну ладно, что-нибудь придумаем, город большой, до вечера уйма времени. Он пошел было умываться. Женевьева взялась за канат, на котором летала в «Гамлете» Тень. – А почему они не убрали?.. – потянула она его на себя. Барт обернулся, крикнул, предостерегая, но поздно. Женевьева взмыла вверх. – Держись! – Барт опрометью бросился к механизму. Чертыхаясь, он дергал все рычаги. Опс! Женни со свистом понеслась вниз. Спрыгнула, не долетев немножко, и одернула юбку. – Ничего ножки, – одобрительно заметил Барт, подходя и закрепляя канат узлом. А она была так горда собой! Не испугалась. Не завизжала. Не упала. Вот он сейчас вернется, и она сделает что-нибудь такое, такое, чтобы он запросил пощады. «Ничего ножки!» Кто ему дал право оценивать ее ноги… – Пошли скорее! – позвал ее от дверей Бартоломью. – Посмотрим, какую работу этот город мне сегодня приготовил. Ах, ну да, она совсем забыла: они отстали от поезда, у них недостаточно денег на билеты. «Бартоломью, мне нужно серьезно с тобой поговорить, – хотелось сказать Женевьеве. – Почему ты это делаешь?» Она набралась мужества, отрепетировала фразу и произнесла: – То, как ты разговариваешь со мной днем, очень сильно отличается от того, что ты говоришь ночью. Она сделала паузу. Бартоломью разобрал смех. – Да? А разве мама не предупреждала тебя, что не надо верить тому, что говорит тебе ночью мужчина? – спросил он. Женин вспыхнула. «Ну вот, опять». – Женин, ты что, в школе не училась? – удивился Барт. – Училась. – И тебя что, не дразнили? Женин пожала плечами. – Не верю, – рассмеялся Барт. – Ты – такой лакомый кусочек! Женин вспыхнула. – Ну хорошо, раз ты не постигла эту науку в школе – наверстывай упущенное, пока я рядом. – Он улыбнулся. – Если тебя дразнят или обзывают, никогда, слышишь, никогда не подавай вид, что тебя это задевает. Пропускай мимо ушей, не отзывайся, проходи мимо как ни в чем не бывало. И рано или поздно это надоест даже такому противному насмешнику, как я! – Вот здесь, – прервала его и показала Женевьева, – я нашла вчера недорогую еду. Позавтракаем? Барт кивнул. Они устроились на улице. Хорошее утро – еще не жарко. – Ты говоришь такие вещи, что невозможно не обижаться, – заметила Женин, задумчиво разглядывая свою тарелку. – Я говорю ровно те вещи, которые конкретно тебя смущают. Всякие намеки на отношения, – вещал Барт с набитым ртом. – Вот Дездемона, например, только похихикала бы. С ней, чтобы поддразнить, нужно говорить об ее актерских промахах. Рассвирепеет как тигрица. – А тебя как? Барт уже проглотил свой завтрак, Женин отломила ему половину своего хлеба, он машинально сунул в рот. – Меня? Я оброс толстой шкурой. – Тебя дразнили в школе? – Ха! Я сам там дразнил. Учителей. – Учителей? Зачем? – Женин начала есть, стараясь не спешить, она положила Барту еще кусочек хлеба. – Мне нужно было, чтобы меня выгнали, – улыбнулся он, но как-то невесело. – Зачем?! – Женни даже привстала. Он молчал.