– Джек? – переспросила Женни. – Ну, валет. Пиковый валет. Откуда он взялся второй раз? – Барт вздохнул. – Мне этот проклятый момент до сих пор покоя не дает. В бреду снился. В поезде. – И ты возмутился? – Женни не представляла, как разговаривают с шулерами, хотя в глубине души она не очень верила Барту: виноватые всегда находят, чем себя оправдать. – Я не знал. Я решил, что ошибся. Он же муж хорошей знакомой. Раф мне потом на пальцах все объяснил. Как меня убедили попробовать, потом дали выиграть. – Барт протянул к ней открытую ладонь. – И тут же бац! – он резко сжал пальцы в кулак. Досказал с неохотой: – Я спровадил шулера из города. Чтобы он не успел натворить дел. «Пошел отсюда вон, пока тебя не разоблачили!» – А почему ты не забрал деньги обратно? – Я же не поймал его за руку. Прекрати меня допрашивать! Пошли к актерам! – Барт вскочил на ноги и добавил более миролюбиво: – Все хорошо, что хорошо кончается. Раф никуда не поехал, но получит материалы для своих статей. Мама не хватается за сердце. Все живы. Женевьева поднялась. – О! – вдруг вспомнила она. – А кинжал? Получается, вы все-таки его нашли? – Какой кинжал? А! – он рассмеялся. – Так зовут моего коня. Впрочем, в честь того самого кинжала Медичесов. – Мединосов, – поправила его Женин. – Какая разница. Увидишь моего Кинжала на карнавале. Очень резвый конь. Ллойд не зря так по нему убивается. Барт задержался на входе в ресторанчик, заинтересовавшись странным геометрическим узором на ковре. Женин вошла в зал. Дездемона поманила ее к себе за столик. Обняла и зашептала на ухо, что Карлос еще не приехал, она уже просто извелась. – Пить? А молоко у вас есть? – спросила у официанта Женин. Он не подал виду, что удивился, принес кувшин на подносе с салфеткой. Женевьева набросилась на еду. Как же давно она не ела досыта! Женин забыла все свои манеры и просто до неприличия наслаждалась ужином. Из стакана отхлебывала со звуком. Хорошо, что мама не видит! – Что пьете, девочки? – прозвучал над ними голос Барта. – Молоко! – весело ответила Женин. Он посмотрел на нее, на кувшин, опять на нее, удивленно поднял брови, но оставил без комментариев. Женин украдкой вытерла молочные усы. – Пойду к мужикам, попробую чего покрепче. – Барт сел за соседний стол. «Что же он подумал? – запереживала Женни. – Наверное, вообразил какую-то нелепость. Что я так верю во все наши семейные предания, что специально не стала пить с ним тогда молоко… Ну и пусть! А может, это ему обидно? Не объяснять же, что он так жалко выглядел, что хотелось его накормить. Это будет еще обиднее…» Женни посмотрела на спину Барта. Хохочет. Чокается. Забыл? Или назло? Она уткнулась носом Дездемоне в плечо, та с жаром принялась жаловаться, что все мужики сволочи, всем надо только одно, они не понимают, что такое настоящая любовь, – грубые животные. – И Карлос? – О! Карлос… Исчадье ада! Похотливый кобель! Но как же я его люблю! – застонала Дездемона. Барт оглянулся, как там Женни. Секретничает с актрисой. Ну ладно. Он поднял тост. Эх, жалко, слов испанских не хватает. Женни опьянела. То ли от сытного ужина, то ли от винных паров. Ей стало хорошо, любила она всех, кроме Барта, разумеется. Что она и сообщила Дездемоне. Вошла в роль и чуть ли не со слезами стала жаловаться на Бартоломью. Можно подумать, что между ними что-то есть. Но если вообразить… Хорошо, что он не слышит. Впрочем, не поймет. Теперь Дездемона ее утешала, говорила, что Барт ее любит, это видно невооруженным глазом, хотя, конечно, и он – самовлюбленная свинья, как все красавчики. «Исключений не бывает! Поверь мне, уж я-то знаю жизнь!» Женни согласно кивала. – Ты меня нарисуешь? Нет, прямо сейчас? – покачнулся Отелло. Барт понял, вынул карандаш и взял салфетку: – Запросто! – Выпьем за художника! – сказала Тень отца Гамлета. – И тебя нарисую! – пытался сфокусироваться на его лице Барт. – Бартоломью, поднимайся, все уже ушли, – тормошила его за плечо Женин. Он что, спит? Женин потянула его под мышки. – Отстань, – проворчал Барт. Женин увидела салфетки с портретами. Она узнала, кого он нарисовал. Черты были схвачены верно. Линии сильные. Только когда карандаш отрывался от бумаги, нетвердая рука дрожала и смещала его. Если вырезать детали и сложить, то будет сходство, а так – новый вид абстрактной живописи. Женин сунула рисунки в карман и сделала еще одну попытку сдвинуть Барта. – Давай, помогу. – Дездемона деловито подняла его под мышки, нырнула под его руку и потащила к выходу. Барт нес какую-то околесицу. Приглашал Дездемону на карнавал в Меланьи. И всю труппу. – Да переступай ты ногами! – смеялась Дездемона. Женин шла следом и злилась. Пьяница! Гад! – Ой! Карлос! – актриса увидела фигуру у грузовика, попыталась переложить Барта на Женин, махнула рукой и поволокла его внутрь театра. Вдвоем они затащили Бартоломью на кровать. Дездемона поспешила к выходу. Женин слышала, как кто-то спросил у актрисы высоким капризным голосом, где всех носят черти, что это за пьяный ухажер у нее завелся и кто эта блондинка, новая актриса что ли? Ну и где ей теперь спать? Не рядом же с пьяным мужчиной. Женин попыталась пристроиться на полу: тряпье разъезжалось, и она оказывалась на голых жестких досках. Помучившись, Женин села на кровать, посмотрела на безмятежно спящего Барта почти с ненавистью. У, свинья! Фу, как же от него воняет перегаром. Но что делать. Женевьева улеглась рядом, ногами к его голове. Соседство ботинок Барта у самого ее носа не радовало. Женин опять села, стащила с него обувь. Нет, услугу оказывать она ему не собиралась! Отнюдь! Женин зашвырнула ботинки в зрительный зал. Пусть поищет с утра. Гад! Барт с трудом открыл глаза и увидел пятки. Слегка потрескавшиеся, одна с лопнувшим волдырем. «О! Доброе утро, Женин! Вставать или ну его?» – Каждая мысль отдавала гулко в голову. Они сели на кровати одновременно. Свежая бодрая Женевьева и помятый Бартоломью. – Доброе утро! – процедила сквозь зубы Женин. – Я что, вчера что-то натворил? – Барт поднял на нее глаза. – Нет. – Женин смилостивилась и поздоровалась поласковее. – Доброе утро, Бартоломью. – Привет-привет. – Барт спустил с кровати ноги. – Пойди сегодня выкупи билеты. А я пока на новые декорации раскручу наших. А куда запропастились мои ботинки? – Удивился он. Женин молча показала в сторону зала. Она изо всех сил старалась не рассмеяться, когда он ползал, разыскивая обувь. Ей причесаться надо и вообще привести себя в порядок. – Стой! – Барт нашел последний башмак и выпрямился. – Я что, все-таки буянил вчера? – Он задумчиво рассматривал ботинки. Женин не выдержала и прыснула. – Что смешного? – Барт несколько смутился. – Так что я делал? – Пил и рисовал. – Я все время рисую. Женин показала ему салфетки. Он долго рассматривал, потом скомкал. – Вот это надрался! Прищурился насмешливо.