Она замолчала испуганно. Что же она все время говорит, какую чепуху! – Бартоломью использовал желуди, – вполне серьезно поддержал тему Рафаэль. – Желуди тяжелые и большие для голов. Я все перепробовала. – Барт в детстве из желудей мастерил рыцарей. – Раф улыбнулся. – И лошадей для них. Мы разыгрывали сражения. У меня левая рука тогда совсем не слушалась… Рафаэль машинально пошевелил пальцами. Женин затаила дыхание, чтобы не смутить его жалостным вздохом. – И я неосторожно сметал иногда всю конницу противника, даже не успевали навоеваться. – Рафаэль сделал движение рукой и озвучил его. Они посмеялись и вернулись к работе. «Забавно выглядело бы: мои цветочные дамы, теряющие головы, и желудевые кавалеры. Какая жалость, что мы не играли в детстве вместе, – вздохнула Женин. – Какой же Бартоломью замечательный брат, чего только не выдумывал». – Правда, что Барт подарил тебе револьвер? – поинтересовалась она. – Угу. – Синие глаза Рафаэля озорно сверкнули. – Хочешь пострелять? – Я не умею стрелять, – призналась Женни. – И на лошади никогда не сидела. «Конечно, у Медичесов детство было куда интереснее». – Чему тебя научить сначала? – весело спросил Рафаэль. Барт потерпел небольшое финансовое фиаско и нуждался в понимании и ободрении. Что-то пристрастился он в последнее время к утешениям. Смотрят на тебя широко распахнутыми от ужаса голубыми глазами. Ну как же! Ты же страдаешь. И говорят ласково, что ты самый умный. Что у другого на твоем месте и того бы не вышло. Он экономил на всем. Отказался от заманчивой идеи иллюстрировать брошюру фотографиями. Эх, где теперь их фотоаппарат… Обошелся своими же рисунками. Он нашел излишки подходящей для печати бумаги у одного отцовского приятеля. Но сами типографские услуги… Вот жук попался! «Членам Исторического общества? Скидка до 60 %! Местным жителям я всегда сбрасываю 5 %. Лично для вас, нравится мне ваша затея, персональная скидка в 15 %». Сколько бы процентов эта лоснящаяся морда ни называла, общая стоимость волшебным образом оставалась в результате неизменной! Барт от злости, что пришлось раскошелиться, возвращался домой пешком, чтобы не платить за такси. Хотя это было лишним, его бы с удовольствием подбросил кто-нибудь из знакомых водителей. Женни сейчас захлопает сочувственно ресницами. Повздыхает по поводу его дурного настроения и скажет, что он сделал все, что мог… Бартоломью улыбнулся. Холодная капля попала ему за шиворот и вернула на землю. Он задрал голову: то ли дождь собирается, то ли снег. Барт прибавил шагу. Возмущенно замяукал встретивший его кот. Бартоломью достал из холодильника молоко. Кот обрадованно засуетился возле блюдца, мешая наливать. Барт взял со стола лист, пробежал глазами. Женни вместо последней точки нарисовала ромашку. Как же так можно, это же серьезный проект, завтра его увидят чиновницы из Министерства культуры. А где сама Женевьева? И Рафаэль? В замке было тихо. Барт покричал – никто не отозвался. В комнатах пристройки – никого. Озадаченный Барт вернулся на кухню, сунул что-то в рот пожевать. Женни могла закончить работу и уйти. Но куда подевался Раф? Барт забеспокоился и решил сходить к Маленьким. По дороге он вспомнил голодного кота и заглянул в конюшни проверить, есть ли корм у лошадей. С этой выставкой они с Рафаэлем забросили все свои домашние обязанности. Бедный Кинжал. Соскучился. Застоялся… Вот, значит, куда исчезли Женевьева и Рафаэль. Бартоломью чуть не наподдал ногой пустое инвалидное кресло. – Не давай лошади выбора, – учил Рафаэль. – Направляй ее сама, не сжимай ее так ногами – это команда перейти на галоп. Про галоп Женни догадалась и без его слов. Как только она стиснула коленками бока невысокой коренастой лошадки, та радостно ускорилась. Ох, как сложно заставить себя расслабиться, сидя верхом. Перестать бояться свалиться. Или, по крайней мере, не показать этого непринужденно гарцующему на Кинжале Рафаэлю. Сначала поездка была удовольствием, теперь хотелось поскорее сползти вниз, однако они заехали далеко от замка. Вот бы Рафаэль наконец устал, не ей же первой просить о пощаде. А Рафаэль похваливал и подбадривал Кинжала. Рассказывал Женни, во что им обходится содержание лошадей. Сколько стоят корма и снаряжение. Да нужно еще подковать раз в месяц-полтора. Убирают они с Бартом по очереди. – Ты – молодец! – похвалил он Женин. – Хорошо для первого раза? – рассмеялась она. – Нет. Вообще хорошо. Схватываешь все на лету. – Лошадь замечательная. А Кинжал – просто красавец, – восхитилась Женни, бросив быстрый взгляд на спутника и опять сосредоточившись на своей езде. – Вот видишь, лошади чувствуют, что они тебе нравятся. Они – добрые и настроение твое угадывают. Никогда не обидят. С ними так легко… – говорил Раф отрывисто. – Может, это им с тобой легко? У меня даже с Бартоломью бывают недоразумения, а с тобой – никогда, – заметила Женни. Рафаэль помолчал и решился: – Женни. Почему именно Барт? Вы же с ним такие разные? Почему, например… не я? Сердце у него неистово застучало. Только сейчас Женни заметила, что седло, оказывается, скользкое, вертикально удержаться невозможно. И при этом все время думать о направлении? Лошадь только притворяется послушной, а сама со спокойным и даже равнодушным видом пытается пойти в сторону. Фух! Что спросил у нее Рафаэль? Почему она любит Бартоломью? – Разве это можно объяснить словами? Или понять? – улыбнулась Женни. Замок! На следующем холме замок Медичесов! Они возвращаются! Что там сказала Амелия, оглядываясь в последний раз на замок, из которого она сбежала? Ее любимая героиня из легенды, с первого взгляда полюбившая своего рыжего вора. – Я знаю только одно – я жена одного мужа! – заорала Женевьева. То ли лошадь испугалась громкого голоса, то ли Женин опять ее нечаянно подстегнула – лошадь понесла с холма. «Нет, – подпрыгивая в седле, думала Женин, – это Амелия говорила внутри замка, перед побегом». Рафаэль догнал ее и озабоченно сказал: – Бартоломью бежит навстречу. Что-то случилось? Белый от бешенства Барт набросился на Рафаэля с кулаками. Лошади шарахнулись, Женин вскрикнула. Барт опомнился и опустил руки. – Я, конечно, знал, что один из вас никогда не задумывается перед тем, как что-то сделать, – иронизировал Бартоломью, бросив взгляд на Женевьеву, – но чтобы и второй не подумал… У Женин вертелось на языке спросить, кого конкретно он имеет в виду под этим одним, но она сдержалась. Зачем лишний раз ссориться. – Мы глупо поступили, нужно было оставить записку, – признала она. – О чем надо было подумать? – одновременно прозвучал вопрос Рафаэля. – Ах, о чем?! – взорвался Бартоломью. – Да зачем мне ваша записка? Съесть с хлебом вместо масла? – язвительно поинтересовался он у Женин. – Что бы ты делала, если бы с Рафаэлем что-то случилось? А? Что бы ты делала, если бы Рафаэль упал с Кинжала? Женин растерялась, лошадь под ней двинулась. – Как с нее слезть? – спросила Женин. Барт помог. Какой же он красивый, когда сердится, но чужой. Женин не решилась его обнять. – Почему я должен падать с Кинжала? – зло отпихнул подошедшего к нему Барта Рафаэль. – Не должен, но мог. Какого черта тебя одного понесло кататься верхом, да еще на Кинжале?! – Не одного, – робко заметила Женин. – О да! – Барт показал на нее пальцем. – Не одного! С новичком! Раф, а что бы ТЫ делал, если бы Женин свалилась? – Лошадь такая спокойная, – оправдывалась Женин. – Ты посмотри, какая погода! В оврагах лужи в лед превратились. Поскользнулась бы лошадь – и все. – Может, Рафаэлю и надоела твоя опека, но я сейчас умру от счастья, – заявила Женевьева, расплывшись в улыбке. – Ты, значит, и обо мне беспокоился. Барт застыл с открытым ртом, новый поток ругательств застрял у него в глотке. – Я чуть не умер, пока вас дожидался, – смягчился он. – Не знал, какой маршрут проверять на наличие двух трупов. Каким вы ездили? – По Большой Петле, – буркнул Рафаэль. – И как тебе? – удивленно спросил у Женевьевы Бартоломью. – Ничего, – кивнула она. – Непонятно только, зачем у лошадей такие широкие спины. Ноги устали. Барт захохотал. Рафаэль улыбнулся. – У лошадей нормальные спины. А мне придется искать другую партнершу на Рождественский бал. Ты ходить не сможешь теперь с месяц. Ничего, посидишь у стенки, посмотришь, как другие танцуют, – злорадствовал Барт. Женин ему поверила. Она уже сейчас не очень-то могла передвигаться. Барт сжалился: очень несчастный у Женевьевы был вид. – Пойдем, наездница, помогу тебе воды закипятить. Примешь горячую ванну, может, легче станет.