– Подъем! – скомандовал капитан. И они вновь двинулись на восток. Погони в тот день разведчики больше не наблюдали. К вечеру (солнце уже совсем низко висело над землей) они вышли к большой речной долине. Шубин взглянул на карту. Сомнений не было: это была Вазуза. Теперь оставалось только пересечь реку, и разведчики оказались бы в расположении наших частей. Но нельзя было забывать, что Вазуза является важным оборонительным рубежом врага и здесь везде стоят немецкие части. Надо было решить, как правильнее поступить: идти на север по берегу, занятому врагом, искать знакомый брод или попробовать пересечь речку здесь. При первом варианте можно было нарваться на плотно расположенные впереди вражеские части. При втором – неизвестно, можно ли здесь переправиться через реку. И потом, при пересечении реки в этом месте разведчики попадали в расположение не своей 20-й армии, а соседней 31-й, где их не ждали и могли принять за лазутчиков врага. После некоторых колебаний Шубин выбрал второй вариант. Что-то ему подсказывало, что пробиться к родному броду им не удастся. А пересечь реку… В конце концов, Вазуза не горный поток, можно и просто переплыть. И потом, они смогут разведать подходы к реке в этом месте, что будет дополнительными сведениями для советского командования. – Что ж, пошли посмотрим, как там наша речка, – сказал Шубин. – Спускаемся. И разведчики начали спуск к реке. Но не успели пройти и полкилометра, как наткнулись на тылы какой-то немецкой части. Здесь были сложены какие-то ящики, закрытые маскировочной сеткой, впереди слышалась немецкая речь. Юра Пак подполз к ящикам, сломал стенку одного, пощупал… Вернувшись, доложил: – Там снаряды. Не очень большие, кажется, противопехотные. Это означало, что здесь стоят артиллеристы. Можно было обойти их, попробовать пройти линию фронта в другом месте. Но Шубин подумал, что здесь удобное место, чтобы взять «языка». Этот «язык» мог бы рассказать об общем расположении немецких частей вдоль реки. – Давайте подберемся поближе, – тихо сказал он. – Попробуем отловить какого-нибудь ефрейтора или капрала. Разведчики крадучись обогнули снарядные ящики и продвинулись немного вперед. Они увидели земляной вал, который обычно образуется над блиндажом. Чуть подальше виднелся еще один блиндаж. Удобное место для взятия «языка». Группа замерла и стала ждать. Прошло около часа, стало темно. И вот из блиндажа показались сразу две фигуры. Немцы направлялись к группе деревьев чуть в стороне от того места, где залегли разведчики – видно, там у них был туалет. Один из немцев сделал свое дело сразу и вернулся в блиндаж, а второй задержался. Но вот он наконец выпрямился, застегнулся… И тут же железные пальцы Наура Ахметова взяли его за горло, так что и вздохнуть нельзя, Шубин связал пленному руки, а Юра Пак заткнул рот кляпом. Спустя несколько секунд пленный был отведен за снарядные ящики. Здесь Шубин решил устроить ему короткий предварительный допрос. Он уже успел заметить на плечах пленного ефрейторские погоны и понял, что получил точно такого «языка», какого хотел. Теперь надо было понять, будет ли пленный говорить (потому что встречались и «молчальники»). А затем нужно было узнать у него о расположении немецких частей в этом районе, о возможности пересечь реку. Большой допрос – о том, как глубока здесь немецкая оборона, из каких частей состоит – Шубин не планировал. Это могли сделать позже наши офицеры уже после переправы. Из солдатской книжки пленного Шубин уже знал, что того зовут Генрих Курц. Посадив пленного напротив себя, он сказал: – Слушай меня, ефрейтор Курц. Считай, что тебе повезло. Война для тебя уже закончилась. Осталось только благополучно переправить тебя на тот берег реки. Ну, и нам переправиться. Я даже не буду тебя спрашивать, из какой ты части да какие у вас пушки. Эти сведения мне не нужны. Нужно, чтобы ты сказал мне только одну вещь: как нам с тобой пробраться мимо ваших частей к реке. Где здесь можно выйти к Вазузе? Ты готов ответить на этот вопрос? Пленный, рот которого все еще был заткнут кляпом, закивал. Тогда Шубин вытащил изо рта фашиста кляп и сказал: – В таком случае давай рассказывай. Пленный еще раз кивнул и сказал: – Я готов говорить о пути к реке. Но, по правде, я не представляю, как к ней можно пробраться. Везде стоят наши части. Здесь артиллерия, справа танкисты, слева минометчики. А впереди, на самом берегу, кругом стоят пехотинцы. К реке нельзя подобраться! – Не может быть, чтобы не было прохода, – возразил Шубин. – Обязательно имеется какая-то щелочка. Вот скажи: справа, выше по течению, по всему берегу стоят ваши части? – Да, по всему берегу. – Ты сам там был, сам их видел? – Нет, конечно, сам я не мог там быть. Как я могу отлучиться из части? Но я говорил с людьми из соседних частей, и они рассказывали, что подразделения стоят везде. Только… – Что только? – Я слышал, что примерно в километре выше по течению река заболочена. Нельзя определить, где река, а где болото. Наши солдаты жаловались, что там даже окоп нельзя выкопать. Вот там они стоят не возле реки, а подальше, где болото кончается и есть твердая почва. – Ну, вот и славно, – заметил Шубин. – А говоришь, что пройти к реке нельзя. – И, повернувшись к своим товарищам, он сообщил: – Ефрейтор говорит, что в километре выше по течению есть болото. Немцам трудно там организовать оборону, они к таким условиям не привыкли. Вот в том месте мы и перейдем реку. – Как всегда, нам поможет родное болото, – заметил Пак. – Точно! – подтвердил Шубин, затем, вновь повернувшись к пленному, сказал: – Слушай меня еще внимательнее, Курц. Сейчас мы пойдем к этому болоту и в этом месте перейдем на наш берег. Рот мы тебе на всякий случай заткнем, чтобы у тебя не было соблазна закричать. Но ты должен понимать: если ты хотя бы пропищишь или хлопнешь ногой по воде, чтобы нас выдать, – это будет означать для тебя немедленную смерть. Да, и вот что: когда мы будем переходить болото, ничего не бойся: мы умеем преодолевать такие препятствия. Пленному снова заткнули рот, и группа двинулась на юг. Разведчики старались не удаляться от расположения немецких частей: так была надежда не попасть на минные поля. Хотя, конечно, в продвижении прямо под носом противника был большой риск. Но пока что этот риск оправдывался: разведчики миновали артиллеристов, потом танкистов, минометчиков – и пока что их никто не заметил. Так они прошли около километра. И тут Шубин, наблюдая за их движением по компасу, заметил, что они стали резко отклоняться вправо, на запад. Очевидно, они дошли до того самого болота, о котором говорил Генрих Курц. Идти дальше вдоль расположения немецких частей не было смысла. Группа отошла чуть в глубь леса и залегла. Шубин распорядился: – Поступим так. Мы с Науром отправимся в разведку. Нам надо дойти до самого болота, найти место, где бы мы могли незамеченными переправиться на тот берег. Ты, Юра, останешься с немцем. Если начнет брыкаться, ты знаешь, что делать. Но он, кажется, хочет жить. Шубин и Ахметов оставили возле Пака свои вещмешки и двинулись прямо на восток. Первая попытка продвинуться вперед оказалась неудачной: они едва не угодили в середину немецких укреплений, едва не свалились в немецкий окоп. Пришлось отползти назад, попробовать пройти вперед в другом месте. Наконец они нашли место, где окопы были расположены реже, на расстоянии друг от друга. Как видно, немцы не видели смысла охранять заболоченный участок, через который все равно никто не мог прорваться. Нашли место, где между двумя окопами имелось расстояние метров сорок, к тому же там была небольшая заболоченная ложбина. Это было то, что надо. Шубин и Ахметов проползли по ложбине – и перед ними открылось пространство, заполненное водой, из которой кое-где торчали кусты. Разведчики сделали несколько шагов. Где-то было глубже, где-то – мельче. В общем, это было знакомое им болото. Тогда они развернулись и направились к тому месту, где оставили Пака с пленным. По дороге Шубин решил для себя один вопрос. И когда они отыскали нужное место, он подошел к Генриху Курцу и сказал: – Наша договоренность остается в силе. Если ты будешь молчать, перейдешь на тот берег живым и невредимым. Но придется идти через болото. Идти через него со связанными руками невозможно – в болоте то и дело приходится хвататься за кусты и траву, да и палку надо нести, которая при случае тебя выручит. Поэтому я тебя сейчас развяжу. Кляп, конечно, тоже выну. Вот так. И он развязал пленного. – Так ты даешь обещание молчать, не попытаешься нас выдать? – спросил он у ефрейтора. – Да, я буду молчать, – пообещал Генрих Курц и, немного помолчав, добавил: – Я очень хочу жить. И они вновь направились к Вазузе, на этот раз вчетвером. Самый опасный момент был, когда они проползали между двумя немецкими окопами. Из одного доносились чей-то смех и звуки губной гармоники. Наверняка у ефрейтора Курца в этот момент возникло сильное желание остаться здесь, среди своих. Стоило ему открыть рот – и они все погибли бы. Поэтому Шубин достал финку и поднес ее к самому горлу пленного. То ли «наглядная агитация» подействовала, то ли Курц и не собирался нарушать свое обещание, но он не стал кричать, и они благополучно добрались до болота. Спустились в воду и направились на восток, к другому берегу. Преодоление болота далось им нелегко. Курц ужасно боялся болота и не умел по нему ходить. Он то и дело застревал в трясине, и его приходилось вытаскивать. Он не делал попыток крикнуть, позвать на помощь немцев. Но он стонал, кряхтел, то и дело звал на помощь разведчиков. В общем, без него они бы перебрались на другой берег в два раза быстрее. Но Шубин все время помнил, что немец – источник важных сведений для командования, а потому он нужен. Но вот почва под ногами стала суше, болото заканчивалось. Теперь разведчикам грозила другая опасность – дозорные из частей 31-й армии могли принять их за немецких лазутчиков и открыть огонь. Что же делать? Каждую минуту кричать «Не стреляйте, мы свои»? Шубин придумал другой выход. Он негромко запел: «Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой…» И сказал Паку: – Давай, Юра, подпевай. Только негромко. – А мне почему нельзя подпевать? – обиделся Наур Ахметов. – Понимаешь, Наур, с твоим акцентом у бойцов 31-й армии может возникнуть сомнение, кто поет, – объяснил Шубин. – Ничего, мы с Юрой и вдвоем справимся. Так, распевая песню про Катюшу, разведчики и выбрались на берег. Здесь их встретили бойцы передового поста. – Вы кто такие? – спросил один из них. – Что за народный хор? – Я капитан Шубин, – ответил Глеб. – Разведгруппа 20-й армии, возвращаемся с задания. – А, вы та самая группа! Нас о вас предупреждали, – сказал солдат. – А зачем же вы песни пели? – А вот чтобы вы нас по ошибке за фрицев не приняли и на месте не положили, – ответил за Шубина Ахметов. Их проводили к командиру батальона, а оттуда – к штабу дивизии. И спустя несколько минут разведчики уже на полуторке ехали в штаб родной 20-й армии.  Глава 14 Ахметова и Пака Шубин отпустил к себе в роту, ужинать и отдыхать. Ефрейтора Курца отправил в армейский отдел «Смерш». А сам направился в штаб. Здесь повторилась сцена, которая случилась уже несколько дней назад, когда Шубин вернулся с предыдущего задания. Снова он застал полный штаб военачальников, которые ждали его сведений. Снова он достал свои ставшие уже знаменитыми на всю армию карты, разложил их на столе и стал докладывать. – Вот здесь, на этом участке, – он показал на карте заштрихованный прямоугольник, – располагается немецкий стратегический резерв. Он основательный: в него входят 36-я пехотная дивизия, бригада самоходных орудий, танковая бригада, и при нас подошла еще одна бригада самоходок. При этих словах Шубина военачальники переглянулись. – Это значит, что нам нужно внести коррективы в наш план наступления, – сказал генерал Рейтер своему начальнику штаба. – Слышишь, Алексей Игнатьевич? Нам также нужно иметь резерв, чтобы бросить его в бой против немецкого резерва. Иначе немцы могут не только остановить наше продвижение, но и отбросить наши части. Ладно, Шубин, давай дальше. – Перед расположением резерва вся местность заминирована, – продолжал Шубин. – Двигаться лучше всего по опушкам рощ, оврагам, холмам, болотам. Иначе нужно тратить много времени на разминирование. Ну а здесь, прямо возле Вазузы, вся местность просто напичкана немецкими войсками – ногу поставить негде. – Но вы все же как-то пробрались, – заметил Рейтер. – Значит, ногу можно где-то поставить? – Нам опять помогло болото, – ответил Шубин. – Немцы их плохо охраняют, и по ним можно пройти. Но это уже не наш участок, а 31-й армии. Да, и вот еще важная информация. За расположением немецкого резерва, вот здесь, немцы успели построить грейдер и по нему перебрасывают войска рядом с расположением резерва. В общем, они стремятся создать здесь, в тылу, вторую линию обороны. В этом районе мы взяли пленного, сейчас его допрашивают. Думаю, он даст ценные сведения. – Но этот район, как я понял, прикрывает уже скорее не Сычевку, а Карманово? – спросил начальник штаба армии. – Да, это место расположено уже ближе к Карманову, – ответил Шубин. – Все, на этом можно совещание заканчивать, – заключил Рейтер. – Начальникам штабов внести изменения в план наступления в соответствии с полученными сведениями. Время наступления не меняется. До него осталось… да почти ничего не осталось, пять часов всего. Все по местам! Шубин, задержись на минуту. Когда все участники совещания вышли, Рейтер обратился к капитану: – Сейчас ты ляжешь спать прямо здесь, в комнате отдыха при штабе. Потому что до наступления осталось всего пять часов и ты мне нужен во время наступления. Ты и твои бойцы должны показать нашим частям места прохода через минные поля. В общем, расслабляться времени нет. Сегодня, 15 августа, наши части должны начать наступление на Сычевку. Шубин прошел в указанную ему комнату. Он едва успел раздеться, повалиться на койку, как тут же провалился в сон. Ему казалось, что он спал всего две-три минуты, когда его довольно грубо начали будить. Открыв глаза, он увидел незнакомого сержанта. – Вставайте, товарищ капитан, – произнес сержант. – Скоро уже шесть часов, генерал велел вас срочно разбудить. А я трясу вас, трясу, и все без толку. – Все, я сейчас, – сказал Шубин, вставая. Раздавался ровный гул канонады – уже час как шла артиллерийская подготовка. Через две минуты он уже стоял на крыльце. Машина, выделенная Рейтером, подвезла его в расположение роты. Там он взял Пака и Ахметова и с ними направился к командирам частей, которым предстояло вырваться с плацдарма и прорвать первую линию немецкой обороны. Решили, что один пехотный полк начнет наступление раньше – ведомый разведчиками, он пойдет через болото и нападет на немецкий узел обороны с фланга. К сожалению, этот замысел удалось выполнить лишь частично. Пехотинцы не умели передвигаться по болоту, боялись его и потому выходили на высокие места, где располагались немецкие окопы. Поэтому хотя они и атаковали немецкую оборону с фланга, но не с такой силой, как планировалось. Но наконец им удалось ворваться на территорию бывшего аэродрома, превращенного немцами в опорный пункт. Теперь предстояло преодолеть около трех километров минных полей и выйти к расположению немецких стратегических резервов. Но едва полки двинулись вперед, как послышался рев моторов, и навстречу им выкатились немецкие танки. По известным им проходам в минных полях войска немецкого резерва перешли в контрнаступление. Начался ожесточенный встречный бой. Немецкие «Панцир‐4» и «Тигры» встретились с нашими «КВ» и «Т‐34». Этот день, 15 августа, вошел в историю как день ожесточенного танкового сражения. Как только немецкие танки отошли, чувствуя превосходство русских, в дело вступила артиллерия немецкого резерва. Пошедшую в атаку пехоту выкашивал плотный пулеметный огонь. В результате боев, несмотря на все усилия, на огромные людские потери, в этот день 20-й армии не удалось продвинуться дальше чем на два километра.