Часть 6 из 13 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Одиночество на минном поле пожирает ее дни. Часы превращаются в минуты. «Следующую часть», – вслух произносит Лаура, и страницы инструкции напластовываются друг на друга, но на экране все никак не появится «Извлечение троих». Но она уже научилась действовать курсором, словно это продолжение руки.
Писать изложения и сочинения в текстовом файле удобно, у тебя сразу получается настоящая страница, как в печатной книге. Ее первый опыт – очерк о затерянном племени индейцев в Амазонии. Это кажется невозможным, но на свете существуют люди, которые не ведут счет времени. Лаура завидует им. У них нет никаких приспособлений, выполняющих функцию часов. Племя называется амондава. Их обнаружили в 1986 году, среди бескрайней амазонской сельвы, в самом сердце Бразилии. Люди, для которых годы и месяцы проходят незаметно. В их языке только четыре числа, и этого им вполне достаточно. Для них имеют значение лишь два понятия: дождь и хорошая погода. Ни дней рождения, ни памятных дат. В первой половине жизни у человека одно имя, в следующей – другое. Однажды вождя племени попросили подыскать аналог понятию «время» на его языке. «Солнце», – был его ответ.
На CD-ROM помещаются целые энциклопедии. Это уже не страницы, а окна, открывающиеся в мир. И голоса рассказчиков. Лаура прилепляет к дискам этикетки и пишет на каждой тему исследования. Но вот что самое удивительное: она всегда была тупицей в математике, а теперь, с Visual Basic, все изменилось. Ей удается совершать новые действия, которые она выполняет с помощью какой-то другой части мозга. Лаура умеет записывать файлы на гибкий диск, программировать DirectPlay, свободно оперировать динамическими массивами. Когда-то она билась над задачами про крестьянина, колышки и забор. Теперешние задачи надо решать не на бумаге, и звучат они так:
«При отладке программы с применением IIS в Visual Basic открывается программа IE, однако возникает ошибка “404 – Страница не найдена”. Причина в том, что IIS управляется с помощью W2000, а ссылки на доменное имя для VB и для IIS в W2000 не совпадают. Как модифицировать ссылку?»
И Лаура с этим справляется.
Помимо всего прочего он приносит ей фильмы. И университетские лекции. Внезапно она получает удар под дых: на экране возникает он. Он сидит за письменным столом, на фоне синей панели. Перед началом каждой лекции появляется ярлычок с обозначением: «Антропология культуры, этнология, этнолингвистика». И в следующей строке: «Карло Мария Балестри».
Первый шок – это ощущение его присутствия. Он здесь, обращается к ней с экрана. Но говорит «вы», как если бы перед ним сидел целый класс. Человек, который держит ее пленницей в железном ящике, учит юношей и девушек – неизвестно где, с неизвестно какой целью. Интересно, сколько у него таких ящиков? Лаура считала, что она у него главная. Но это была ошибка. С монитора компьютера он говорит: «Приветствую вас на третьей лекции по…» Значит, таких, как она, у него много? Это предположение оскорбляет ее.
И еще: теперь она знает его имя. Он снял маску. Это говорит о многом. Раньше у Лауры теплилась надежда, что в один прекрасный день она очнется на обочине дороги, совершенно голая: но теперь об этом можно забыть. Она знает его в лицо и может навести на него полицию. Если бы он не собирался держать ее взаперти до конца жизни, то, разумеется, не пошел бы на такой риск.
Третий шок – это его голос. Мягкий голос доброго дедушки. Бывает, он улыбается – как правило, если отпускает какую-нибудь остроту. У него забавный тик: он подергивает носом, особенно когда разгорячится, и от этого порой запинается. Лаура не вникает в содержание лекции, она изучает лектора. Его ледяные глаза, которые здесь, в ящике, ей никогда не удавалось как следует рассмотреть. Редкие седые усы. И руки, которые он держит, прижав ладони к поверхности письменного стола, словно это нечто отдельное от него. Он ужасен: на каждой лекции у него галстук-бабочка другого цвета. А пиджак, кажется, один и тот же. Здесь он появляется в совершенно другой одежде.
И, наконец, четвертое: быть может, все это лишь спектакль, очередная проверка, которую ей надо пройти. Лаура представляет себе, как он суетится перед телекамерой, как мастерит себе заставку, произносит речь, начинающуюся словами «приветствую вас». Это «вас» на самом деле обращено к ней одной. «Мы вышли на следующий уровень?» – спрашивает Мартина.
4:30. Обстановка на Миланской кольцевой автостраде… На западном участке пробок нет; движение по внешней стороне затруднено из-за аварии с грузовиком, у которого часть груза высыпалась на дорогу… После сводки звучит глупая песенка – любовь, любовь, любовь, и Лаура выключает радио.
Бывают такие периоды, как, например, сейчас, когда у нее стоит перед глазами лицо Мартины Канчелли. Стыдно признаться, но ее Лаура смогла бы нарисовать. А вот от лиц родителей сохранилось лишь туманное пятно. Во сне она порой все же издалека различает их, но стоит ей открыть глаза, как они исчезают за горизонтом пустыни, образовавшейся у нее внутри. А «конский хвост» лучшей подруги остается, словно незаживающий ожог. Потому что это она во всем виновата.
В разговорах с ней Лаура проводит целые дни, позвякивая цепью. «Я вышла из дому, чтобы тебе не было скучно одной, а ты меня бросила! – кричит она в лицо кукле. – А теперь посмотри, где я очутилась». У куклы точно такое выражение лица, как у ее названной сестры. Но настоящую клятву верности они друг другу так и не дали, и одно это уже должно было насторожить Лауру. Однажды утром они пришли в любимый уголок парка, к вертушке. И решили принести клятву. Для этого они разбили одну из пустых бутылок, которые появлялись в парке каждую ночь. Лаура сразу, не задумываясь, надрезала себе подушечку большого пальца. Выступила кровь – яркая, блестящая. «Теперь твоя очередь». Мартина взяла осколок, повертела его в руках. У Лауры в углублении ладони уже образовалась крошечная темная лужица. «Ну, давай!» Но лучшая подруга принялась чистить осколком ногти. Капля крови упала на землю, готовая впитаться в почву. «Если твоя кровь не смешается с моей, клятва не будет иметь силы». Мартина Канчелли рядом с ней описывала круги. Похоже, ей было чуточку смешно, чуточку страшно – возможно, она сама не ожидала, что так испугается. Наконец она тоже надрезала себе палец. Однако не по-настоящему, едва поцарапав кожу. Тем временем кровь Лауры затекла на тыльную сторону ладони (у нее уже закружилась голова – это все ее анемия). «Режь глубже», – сказала она. Мартина Канчелли вздохнула и сделала вторую попытку. Как больно. Пришлось присесть на вертушку, которая тут же издала пронзительный скрип. Взгляд Мартины мгновенно стал пустым. «Тебе плохо?» – спросила Лаура, которой известно, что означает этот потухший взгляд, хотя она не представляет себе, как выглядит сейчас ее собственное лицо. Подруга, силясь улыбнуться, протянула ей палец. Лаура поняла: это лучшее, на что та способна. Но лучшее, на что человек способен, – по определению не так уж мало, пусть даже другие ожидали от него большего. Однажды отец рассказывал Лауре, что бывают особенные люди, для которых просто выйти из дому – огромное напряжение, и к таким людям надо относиться с пониманием. Вот Лаура и пыталась отнестись с пониманием к Мартине Канчелли, которой удалось нанести себе лишь едва заметную царапину. Лаура прижала испачканный кровью палец к чистому пальцу Мартины и сказала: «Теперь мы как сестры». Мартина Канчелли растерялась; у нее с лица не сходило жалкое подобие улыбки. Увидев окровавленную руку Лауры, она побледнела. И молча кивнула головой. Это длилось всего мгновение. Затем Мартина отняла палец, встала и быстрым шагом направилась к дому. «Теперь мы как сестры!» – крикнула Лаура ей вслед. Мартина Канчелли ушла, опустив голову и оставив подругу с окровавленной рукой.
«Красное и черное» она дочитывает с трудом, а от «Анны Карениной» у нее замирает сердце. Лаура не прерывает чтения, хотя от холода уже не чувствует пальцев. Бывают моменты, когда отсюда, из наглухо закрытого железного ящика, она видит невидимую нить, которая все связывает воедино, которая тянется от астероидов к татуировкам хурритов, к приключениям Алисы в Стране Чудес, к лазерным принтерам, к высадке человека на Луну. Это длится всего миг. Секундой раньше экран светился, секундой позже снова наступает тьма, и надо делать всю работу заново, чтобы опять увидеть в одном фрагменте структуру целого. Смысл в том, чтобы ухватиться за хвост кометы: едва успеваешь взглянуть на свои руки – и остается только запах гари. А комета уже в миллионе километров от тебя.
Лаура никогда не видела свою мать с книгой в руках. Отцу нравилось, сидя в маленьком баре в 167-м Западном квартале, читать спортивные разделы в газетах. И смотреть на эти тупые морды. Гегель объясняет это так: нет ничего более глубокого, чем то, что лежит на поверхности. «А как же я?» Снова и снова Лаура задается этим вопросом, но так и не получает ответа.
Когда-то она была нормальной, в меру послушной девочкой. До похищения ее самым серьезным проступком была кража ластика из магазина канцелярских принадлежностей Агостино; несколько лет назад он закрылся, и в его помещении разместилась табачная лавка. В первое время она часто думала: наверно, это я виновата, что Агостино разорился. Эта кража подорвала его благосостояние. Они с женой с трудом выбились в люди, во всем себе отказывали, а теперь, под конец жизни, по моей милости разорились. Весь квартал знал, что Агостино и Миранда без работы и питаются одними консервами.
Или еще тот случай с богомолами. Микеле Паини принес в класс самца и самку этих насекомых, каждого в отдельной баночке. Самку можно отличить по двум черным пятнышкам на передних лапках, похожим на глазки. Урок произвел на всех неизгладимое впечатление, главным образом потому, что они увидели спаривание богомолов. На перемене Лаура потихоньку подобралась к насекомым и посадила двух тварей в одну банку. И началась бойня… Самка начала пожирать самца с головы, пока репродуктивные органы продолжали делать свое дело. А он позволил отъесть у себя половину туловища, но не остановился…
А вот с черепахами так вышло потому, что она вдруг разозлилась. Мирко Тани принес трех малюсеньких черепашек, панцири у них были мягкие, словно губки. Он принес их в обувной коробке и никому не разрешал трогать. Лаура взяла одну и положила в карман. Мирко заметил, что черепашка исчезла, и среди мальчишек поднялась суматоха. Мирко нападал главным образом на Стаччиоли, известного тем, что он тащил все подряд – сладости, карандаши, а однажды даже попытался унести ручку учительницы. Ребята пытались залезть к нему в карманы, но он вывернулся, как уж, и стал угрожать, что поколотит любого, кто к нему прикоснется. После уроков Лаура выпустила черепашку в траву, в уголке сада, построив вокруг нее ограду из камней. Назвала ее Клементиной, накормила салатными листьями и кусочками морковки. Через неделю она принесла ее домой и сказала родителям, что нашла ее на детской площадке. Настал день рождения Лауры, на который среди других одноклассников был приглашен и Мирко Тани. Только когда он вошел в калитку, Лаура вспомнила, чья у нее черепашка. Чтобы скрыть кражу, она спрятала Клементину в ямку, на краю газона, где ее мама пыталась вырастить мимозу и лимонное дерево. И забрала только поздним вечером, когда гости разошлись. Ее облепили муравьи, так, что глаз уже не было видно.
Таковы были ее прегрешения. Теперь Лаура была заперта, как когда-то Клементина. Если она стащила ластик, то у нее самой украли жизнь. Изо дня в день ее пожирает зверь, имя которому – одиночество. Наконец, она расплачивается за деда и маму, которые не брали в руки книгу. А она читает их сотнями. Вот ее наказания.
* * *
Задача Сети – контролировать каждого. Это такое пространство, где ты можешь по десять раз на дню истошно орать о том, что ты существуешь, даже если живешь в каморке под лестницей; другие одинокие люди в ответ пришлют тебе смайлик. Сеть проникает повсюду, даже в туалет. Особенно в туалет. Парень, который придумал эту империю Эго, владеет состоянием в миллиарды долларов.
У планшета нет соединения. Контент загружается медленно: видео, музыка, электронные книги. Лаура – свидетель всемирной революции; она наблюдает за ней, словно из ямы, выкопанной в центре Земли. Задачи по алгоритмам и программированию высокой сложности держат ее в тонусе.
«Напишите рекурсивную функцию, которая принимает как параметр целое число n; затем создайте и визуализируйте на экране все двоичные числа в одном бите».
«#Include ”stdio.h», – подсказывает Мартина.
А затем: «void binaryNumberIte (int n)».
Это ДНК нового мира. Блок-схемы, инстансы, переменные, псевдокоды, итерации… Иероглифы, Пунические войны, стрельчатая арка, Модильяни – все это уместилось здесь, в сложной структуре данных, которая сегодня властвует над жизнью людей. Без двоичного кода нельзя даже купить сто граммов колбасы.
Газеты между тем сообщают о грандиозном событии: детище Цукерберга выходит на Нью-Йоркскую фондовую биржу с одной из самых дорогостоящих публичных оферт в истории. В первый же день торгов его стоимость взлетает до ста четырех миллиардов долларов – такого на Уолл-Стрит еще не было. Интернет-трафик – золотое дно. Вот Мартина Канчелли уловила дух времени: регулярно делает селфи и показывает их всем подряд: она хоть сейчас могла бы пойти на субботнюю вечеринку.
Лаура следует примеру подруги. Планшет увековечивает ее с цепью на шее и отброшенными назад волосами, словно сейчас за ней в 167-й Западный квартал заедет компания друзей, чтобы вместе отправиться на дискотеку. «Будь умницей, не забывай об осторожности», – маминым голосом говорит кукла. Как же они достали, эти предки!
Лаура открывает пачку «Кэмела» и закуривает. Ей бы воздержаться, поберечь сигареты: если их не хватит, она сойдет с ума. Первая пачка, которую он принес, несколько недель пролежала на письменном столе нетронутой, но потом Лаура решила попробовать. Мама тоже курила у себя в комнате после проверки счетов (она могла держать в голове годовой бюджет целой школы, а вот книг не брала в руки, считая чтение пустой тратой времени). Лаура осознала, что это ловушка, слишком поздно: привычка вошла в ее плоть и кровь, стала еще одним способом держать ее в повиновении и заставлять выкладываться по полной. В награду она теперь получала никотин. Каждый день начиналась борьба с собой, и каждую минуту ее взгляд перебегал от монитора к сигаретам. Надо было сопротивляться, вынуждать себя сосредоточиваться. Раньше она боялась лишиться обычной порции шоколада или толстой книги, полной невероятных приключений: теперь не мыслила своей жизни без удовольствия от первой затяжки, в точности, как показывают в кино. Сигарет в пачке все меньше, и Лаура начинать грызть ногти и при каждом шорохе оглядывается на дверь. Но вот дверь наконец открывается. Это он. Принес еду и питье. И книги. Лаура, сидя на койке, следит за каждым его движением. Садист, он медлит до последней минуты, и случается, делает вид, будто спохватился уже на пороге, услышав ее требовательный оклик: «Эй!» Только тут он сует руку в карман. Достает несколько белых трубочек; пересчитывает их и по одной кладет у клавиатуры. Это похоже на расчет с киллером. Шесть, семь, восемь… Он останавливается. «Еще!» – кричит Лаура из глубины контейнера. Девять… Но нет: восемь. Он забирает девятую и направляется к двери. «Ну пожалуйста!» Бесполезно. Грохот металла отвечает: «Хочешь больше? Заслужи!»
И все же субботний вечер прекрасен. После трудового дня Лаура предается фантазиям. Она мечтает о вечеринке. Из наушников рвется наружу оглушительная музыка, а Лаура, в пижаме, танцует на расстоянии метра от компьютера – дальше не пускает цепь. Она не слышит ее звяканья, выпускает изо рта струйки дыма и представляет себя в окружении мальчиков, которые смотрят, как она дурачится. И вдруг один из них прикасается к ней.
Название у книги простое: «Символы сообщества. Очерк антропологии культуры». Большая серьезная работа. Лаура нашла экземпляр книги после его последнего визита рядом с компьютером. На обложке имя автора – Карло Мария Балестри. Но написала ее она.
В этот том вошли почти все ее заметки, выстроенные в произвольном порядке и разбавленные нудными разглагольствованиями, в которых тонули мысли, озарившие ее в одиночестве железной темницы. Как оценивать эту книгу – как триумф или как очередное оскорбление?
А может, как путь на свободу? Глоток воздуха – вот чем стали для нее эти систематизированные материалы, где каждое слово взывало о помощи, хотя никто не слышал ее крика. Конечно, эта книга не попадет в руки отца или матери. Возможно, они уже нашли ей замену, возможно, у нее появился братик, который однажды пойдет в школу и, сам того не зная, прочтет строки своей пропавшей сестры, томящейся в неволе. Жестокая ирония судьбы. И все же Лаура раздвинула стены своей темницы. Теперь она разговаривает с миром. Больше, чем разговаривает: наставляет. Делится знаниями, указывает на перемены. Да, она это делает. И еще одна удивительная вещь: ей определили цену. На книге стоит штрих-код. Лауру выбирают и покупают. В справке об авторе указано, что он состоит в обществе «Прометей», одной из немногих организаций, куда принимают только людей с высоким IQ. Значит, теперь и она может причислить себя к ним.
* * *
Писать научные статьи со спрятанным в них зашифрованным посланием – увлекательное занятие. Самое трудное – следить, чтобы не осталось следов. Фрагменты послания она копирует и вставляет в текст, надеясь, что профессор, вникая в содержание, примет лишние буквы за опечатки.
Лаура пишет статьи на разных языках: английском, французском, испанском. Но послание всегда одно и то же: «Помогите. Меня похитил Карло Мария Балестри». Оно включено в текст на три тысячи знаков, включая интервалы. Если бы только нашелся какой-нибудь сообразительный студент… Или любопытный эрудит, который, читая последнюю статью знаменитого ученого, задаст себе вопрос: «Это что, шутка?»
За долгую научную карьеру мозг профессора Балестри успел истощиться; Лаура стала для него подпиткой, в которой он так нуждался. Она знает манеру изложения профессора, его привычную терминологию, его фирменный стиль. Например нелюбовь к наречиям – кроме тех, которыми он сыплет во время видеоконференций: эвентуально, формально, эксклюзивно. У него есть любимый знак препинания – точка с запятой, и в этом Лаура идет ему навстречу. Он обожает полемические отступления, полные ехидства: его конек – тонкая ирония; цинизма он не выносит (естественно, ведь он интеллигент), хоть и живет среди циников; но в мире все слишком запуталось, даже для него. У Лауры обнаружился особый дар – она мгновенно замечает, как меняется облик современного мира; и эти ее озарения он чаще всего заимствует, выдавая за свои. Именно в такие пассажи Лаура и вставляет свои призывы о помощи. Она отрезана от окружающей жизни и наблюдает за ней словно через иллюминатор космического корабля. Ее друг и помощник – телескоп Гея; благодаря ему она устанавливает телепатическую связь с растениями, животными, горами, океанами… Даже сидя в ящике, она участвует в происходящих событиях. И сейчас активнее, чем когда-либо раньше. Это у нее Карло Мария Балестри научился пользоваться интернетом, освоил тонкости цифрового мира и новый язык телесериалов. Все, что он ей приносит, подразумевает немой приказ: «Прочти. Посмотри. Скажи, что это означает и как связать это со всем остальным». Она выполняет свою работу, а в награду получает все серии четвертого сезона «Во все тяжкие» и две пачки «Кэмела». Это позволяет ей постоянно опережать его на шаг.
Он доверяет ей. Ее книги раскупают и широко обсуждают. Они приносят прибыль. Профессор Балестри создал себе инструмент, который позволяет ему не выпасть из обоймы и не превратиться в пенсионера (среди его коллег есть такие, кто с гордостью сообщает, что пишет свои доклады ручкой на бумаге и отдает набирать секретарше). Ему трудно составить мнение о тексте, где Лаура рассуждает о группе Pearl Jam, культурной революции и проблемах с дыханием у современной молодежи. (По ее предположению, все дело в торопливости, с какой человек допивает стакан воды, спеша ответить на выгодное предложение по телефону.) Подспорьем Лауре служат газеты: она комментирует бурные события, происходящие вне поля его зрения. Если она остановится, остановится и он, и отсюда вопрос: кто кого держит в клетке? В качестве награды она требует еще сигарет. А также последнюю книгу Делилло и альбом «Born Villain». Через несколько дней и то и другое лежит у нее на столе. Результат – три эссе на тему обновления когнитивной структуры общества в условиях отсутствия свободы слова и очередной успех маститого ученого, чья неувядаемая мудрость ни у кого не вызывает сомнения. Начало одного эссе вынесено даже на первую полосу популярной газеты. Теперь послание Лауры у всех на виду, но никто не спешит ей на помощь.
* * *
Пальцы порхают по клавишам, слова сыплются будто сами собой, в наушниках звучит песня «Finishing Jubilee Street», прерываемая оглушительным треском. Новая статья маститого ученого, почитаемого во всем мире, могла бы стать украшением рубрики «Слово молодым». Тема: недавно изобретенные очки виртуальной реальности, искусственный интеллект (автоматическое программирование, как ожидается, станет возможным к 2026 году – осталось тринадцать лет, всего ничего) и сопоставление стремительных темпов современного мира с неспешными ритуалами жрецов Карнакского храма, каждое утро спускавшихся к священному пруду, чтобы очиститься от тлетворного дыхания ночи. Опасность скоростей и польза медлительности, заставляющей взвешивать каждое свое действие. Есть немало дураков, которым подобные рассуждения как бальзам на душу; так пускай радуются.
Она ощущает волну прохладного воздуха, как бывает при каждом визите профессора: значит, дверь открылась. Но она не оглядывается, даже не отрывает глаз от экрана. Гасит предпоследнюю сигарету: в помещении висит густое облако дыма. Затем происходит нечто невероятное: к Лауре кто-то прикасается. Перед девушкой стоит полицейский. Он смотрит на нее, изумленный даже больше, чем она. Он заговаривает с ней, а его коллеги обыскивают контейнер, хотя он весь на виду.
«Значит, послания дошли», – думает Лаура. Не выключая музыку, она произносит, возможно слишком громко, едва не переходя на крик: «Одну минутку. Мне надо закончить работу».
Третья сторона медали
Лаура ест все. Мы наливаем ей воды, и она говорит: «Спасибо». Показывает на блюдо с овощным рагу и спрашивает: «А еще есть?», и я бегу на кухню.
Даниэле принял ее хорошо, хотя ему было не по себе. Этим вечером мы рано ушли спать, но лежали без сна и молча глядели в потолок. Дом был погружен в тишину, но от чужого присутствия в нем повисло напряжение. Наконец я сказала: «Как-никак она моя дочь». Звучит странно, словно первый человек, кого я должна в этом убедить, – я сама. Он протянул руку, нашел мою и сжал, словно говоря: все в порядке, она здесь, держись. Случившееся застало его врасплох, но он не сдается.
Это как выигрыш в лотерею, только наоборот. Я потеряла восьмилетнюю девочку, а вернули мне ее двадцатидвухлетней. Переступив порог, она спросила: «Можно войти?» Мы посмотрели в глаза друг другу – и перед нами открылись целые миры. Ее мир я узнала сразу. А затем потеряла сознание.
Психолог говорит: «Нужно время».
После четырнадцати лет нужно еще время.
* * *
Соседи настороженно следят за нами: еще бы, в доме вдруг появилась какая-то девица. Приходится выдумывать фантастические истории. И соблюдать правила конспирации: на людях Лаура должна называть меня тетей. Не стоит привлекать к себе лишнее внимание.
Когда она начала рассказывать, Даниэле сверлил меня уничтожающим взглядом своих по-детски распахнутых глаз: «Так значит… Так значит…» Да. У меня был от него секрет: мою дочь похитили. «И все эти годы…» Мне так и не хватило мужества рассказать ему. Это был мой способ обрести забвение, найти силы, чтобы жить дальше. Когда мы познакомились, была только я, со своим грузом на душе, с лицом, обдуваемым шквальным ветром, оставляющем на нем невидимые шрамы. Он не знал, что я двигалась по краю гигантского кратера. Мы часто говорили о том, не завести ли нам ребенка, хотя в наши годы это было рискованно. Я пыталась отшутиться: «Давай лучше наслаждаться жизнью. Дети – это столько хлопот!» И тут же начинала планировать путешествие – в Индию, в Америку, в Африку, на Марс, куда угодно, – лишь бы уйти от этой темы. А биологические часы продолжали тикать. «У наших друзей дети-подростки, с которыми у них куча проблем», – твердила я ему, хотя при этом возникало ощущение, что я падаю и мне не за что ухватиться.
Иногда я видела, что он сидит за компьютером и изучает банковское приложение. Он смотрел на сумму, вырученную от продажи пентхауса на бульваре Венеции, в двух шагах от метро. Казалось, он спрашивает себя: «На что бы потратить эти деньги?» Днем, когда мы прогуливались по улице, я замечала, как он меняется в лице, увидев малыша с тридцатилетним папашей, и тут привлекала его внимание к какой-нибудь роскошной витрине. А однажды вечером к нам в дверь постучали. Пришла Лаура.
Когда-то он подобрал меня. Каждое утро, спустившись на лифте на первый этаж, он видел меня там в голубом халате клининговой фирмы, с ведром и тряпкой. «Добрый день», – говорил он. «Добрый день», – отвечала я. В те дни мне с трудом удавалось держаться на ногах. Я стыдилась похмелья; поэтому, проснувшись, выжимала сок из лимона, добавляла чайную ложку соли и полчашки кофе. Плюс тридцать капель валиума. Отработав свои часы, я возвращалась к бутылке, в крошечную квартирку на виа Гракки. Ванная, кухонный уголок. И кровать, в которую я часто укладывалась с разными типами, и красивыми, и уродливыми – это не имело значения, лишь бы мне становилось веселее. А потом мы занимались тем, чем должны были заниматься.
Нелегко смотреться в зеркало, если тебе уже под сорок, а ты мстишь жизни, постепенно уничтожая себя, и не ведаешь ни других наслаждений, ни другой цели. Ты испытываешь боль, но назло себе делаешь так, чтобы стало еще больнее. Смотришь на свое отражение и говоришь ему: «Ну, и до чего мы дойдем?» Жизнь убивает тебя, и ты хочешь, чтобы она агонизировала вместе с тобой, прямо и честно. «Прикончи меня, если тебе хватит смелости. Но ты должна сделать это сама». После приступов безудержных рыданий появляются царапины и ожоги. Твой настоящий враг – это слезы; ты словно уступаешь им территорию. Но если это случается, верх берет ярость, а все остальное довершают алкоголь и наркотики. Утром ты просыпаешься будто после битвы: в комнате разгром, тело – один сплошной синяк. Ты не можешь вспомнить, как подушка оказалась на другом конце кровати, без наволочки. Но ты еще жива. Подойди к зеркалу и скажи себе это в лицо, пусть там всего лишь картинка. В умывальник падают темные капли. Тональный крем – штука полезная, но он не всегда творит чудеса. «Добрый день», – однажды утром говорит Даниэле. «Добрый день», – отвечаю я, наклонившись над шваброй, спрятавшись за темными очками. Услышав шаги сзади, я чую подвох. В итоге мне все же приходится поднять лицо. Он молчит: моя припухшая губа говорит за нас обоих. И моя дрожь. Молчание нависло над нами, как этот многоэтажный дом. Его первые слова: «Нельзя допускать, чтобы с вами так обращались». Я проклинаю себя, но ничего не могу поделать: слезы льются ручьем. А я стою в неприличной позе, со шваброй в руках.
Милан я выбрала случайно и с тем же успехом могла оказаться где-то еще. Так же, как Марко. Исчезновение дочери – это мясорубка, в которой с идеальных любовников маска слезает вместе с кожей: то, что держалось на соплях, неизбежно развалится. Однажды вечером, пять лет назад, Даниэле сидел у телевизора и ждал меня, чтобы вместе посмотреть очередную серию какого-то сериала. Я опустилась на диван рядом с ним. Мой бывший муж погиб в аварии. Я ничего ему не сказала. Это известие дошло до меня самым банальным образом: через социальные сети.
Дона – не просто адвокат Даниэле, а еще и давний друг, с которым они пережили немало приключений, как в зале суда, так и за его стенами. Они дружат уже почти полвека, но все еще называют друг друга по фамилии; так принято в Милане. Сальваторе сразу же сообщил нам: по предварительным данным, одним из принципов, которыми руководствовался человек, четырнадцать лет державший Лауру в неволе, был следующий: он выбирал девочек, чьи отец и мать не имели ни родных, ни друзей, а по уровню достатка располагались примерно посередине между средним классом и бедными. Это служило ему подстраховкой: люди с ограниченными средствами – слабые противники, особенно если у них нет богатого дедушки, способного в поисках внучки перевернуть небо и землю, нанять или подкупить кого угодно. Мы с Марко не могли этого знать, но в день, когда мы в мансарде на виа Буоцци решили пожениться, наше ненадежное материальное положение уже предопределило судьбу нашей дочери.