– Уже уходим. Оперативники ушли, а Парфенов склонился к распечаткам биллинга телефона Бойко. За полгода психоаналитик переобщался, наверное, с половиной города и области. Распечатку пришлось вложить в папку, чтобы листы не распадались. Вооружившись текстовыделителем, Кирилл засел за работу. Через два часа, когда перед глазами все начало сливаться, Парфенов отодвинул от себя бумаги. Ничего. Это слово сегодня появлялось с регулярной периодичностью. Ничего, ни единого пересечения. Ни разу Бойко не звонил ни одной из жертв, ни одна из жертв ни разу не звонила Бойко. Это был тупик. Разве что телефон Бойко фиксировался в одной соте с телефоном Осиповой. Это было накануне убийства женщины. «Не доказательство!» – Кирилл будто наяву слышал скрипучий голос следователя Копылова. Привязать психоаналитика к убийствам только на основании того, что Трегубову прижгли вилкой? Любой адвокат с легкостью опровергнет обвинение. – А значит, его надо спровоцировать, – размышлял вслух Парфенов, стоя у окна. – И есть только один способ это сделать. На небе пузырились кучевые облака, обещая разогнать надоевшую жару дождем. Перекатившись пару раз с пятки на носок, Кирилл вынул телефон и набрал номер Журавлевой. – Алло! – Лина ответила после первого гудка. – Добрый день… – Вы его арестовали? – Нет. Нам нужна ваша помощь. – Кирилл еще пару дней назад в страшном сне не мог себе представить, что будет просить помощи у журналистки, попортившей ему столько крови. – Что нужно делать? – Ничего особенного. Я уверен, у вас все получится. – Мне не нравится ваш тон. Что мне нужно будет делать? «А ты мне тоже не нравишься», – подумал Парфенов. – Запишитесь на сеанс на сегодня. А когда сделаете это, подъезжайте в отделение. Нужно будет обсудить детали. – Хорошо. * * * Ничего хорошего на самом деле Лина не испытывала. Она надеялась, что после вчерашнего ей никогда больше не придется встречаться с Бойко. Для нее эта история должна была закончиться. В конце концов, они полиция! Лина вспомнила голубые, какие-то блеклые, словно выгоревшие глаза Валентина Игоревича. Как он смотрел на нее все время? С сочувствием? С сожалением? Или желая привязать ее к кровати и до полусмерти отходить ремнем? Она сидела в его машине! Позволила везти ее домой. Полностью находясь во власти психопата, прикидывающегося заботливым доктором. Холодок пробежал по позвоночнику. Страх накатил гигантской волной, выбивая почву из-под ног. Она крепко сжимала телефон, не решаясь набрать психоаналитика. «А что, если я прямо сейчас куплю билет и улечу куда-нибудь подальше? Возьму отпуск за свой счет. Отключу телефон. Не буду проверять сообщения. Просто исчезну. А они пусть тут сами все решают». – Валентин Игоревич, это Лина, – Журавлева услышала собственный голос. * * * – Вы читали мою статью? – Лина подалась вперед. – Да. Мне показалось, – замялся психоаналитик, – не сочтите за грубость, но вам эта статья не очень удалась. – Значит, заметно? Я так переживаю. – Она приложила руку к груди, как бы невзначай растягивая вырез на блузке. На светлой коже ключицы ярко мелькнула бретелька красного кружевного бюстгалтера. Сегодня Лина оделась так, как никогда бы не подумала нарядиться на сеанс у психолога. Ее шорты были слишком короткими, открывающими ноги до середины бедра. Через белую тонкую футболку просвечивало вызывающее белье. Яркий макияж, яркий лак на ногтях, сладко-терпкие духи. «Проститутка», – подумала Лина, оглядывая себя в зеркало. И вот она сидела в знакомом кабинете, накручивая локон на палец. В сумочке, брошенной на подлокотник, скрывались камера и микрофон, которые выдал Парфенов. * * * – Отлично выглядите, – прокомментировал майор ее внешний вид. – Не слишком вызывающе? – Лина дернула штанину шорт вниз. – В самый раз. У него же триггер на такое. – Откуда вы знаете, что такое «триггер»? Вас этому в школе милиции учат? Парфенов хмыкнул в ответ. Он не собирался вступать с ней в перепалку. Не здесь и не сейчас. – Ваша задача спровоцировать его на действие, – сказал Кирилл. – Думаете, он кинется душить меня в своем кабинете? – Нет, Бойко же не идиот. Он наверняка даст вам выговориться и либо предложит подвезти, либо будет за вами следить. И когда он приступит к… – Моему убийству, вы тут же появитесь, заломите ему руки и оттащите в машину. – Да. – Если успеете. – Мы успеем. Ситуация под контролем. У вас камера и микрофон, мы будем все слышать и видеть. При малейшей внештатной ситуации мы вмешаемся. При малейшей угрозе вашей безопасности вы произносите код – и мы сворачиваем операцию. – Знаете, товарищ майор, – сказала Лина, – мне иногда кажется, что вы не человек. – А кто? – Когда-нибудь потом расскажу. * * * Валентин Игоревич посмотрел на кружева бюстгалтера, выглянувшие в вырезе футболки. И тут же отвел взгляд. – А с чем связано ваше переживание, Лина? – спросил Бойко. – Вам кажется, что вы потеряли свой стиль? – Нет, – тряхнула головой женщина. – Понимаете, здесь другое. Я очень боюсь. Она накрыла ладонью руку Валентина Игоревича. Особо играть страх не приходилось, Лина вся трепетала внутри, буквально заставляя себя что-то говорить и делать. Ее руки были холодными и чуть влажными от страха перед сидящим напротив мужчиной. Он знал о ней слишком много всего. Он, скорее всего, ненормальный. Потому что ни один нормальный мужчина не станет пороть связанную женщину, чтобы потом задушить ее. И не станет оставлять безумных записок. – Чего вы боитесь? – Валентин Игоревич осторожно прикрыл ладонь Лины своей ладонью. По телу женщины пробежала дрожь. Она будто оказалась в тисках. Захотелось выдернуть руку и вытереть ее хотя бы о шорты. – Что это про меня. Понимаете? Что я пишу статьи не про убитых девушек, а про саму себя. Очень странное чувство. – Разве между вами есть что-то общее? – Конечно! Меня ведь тоже избивали. Пороли ремнем. Прижигали. Привязывали к кровати. – Лина покосилась на свою сумочку, сидящие в фургоне на улице люди слышат каждое ее слово. – Но ведь это совершенно иное. Токсичное, жестокое воспитание родителей и умышленное убийство не имеют ничего общего. – И все-таки мне страшно! – Лина осторожно высвободила свою ладонь, чтобы поправить прядку волос, упавших ей на лоб. – Такое чувство, что это как-то связано со мной. – Чувство сопричастности? – Валентин Игоревич в ответ получил лишь кивок. – Это нормально, Лина. Вы когда-то пережили похожую ситуацию, а теперь склонны проецировать происходящее на себя. Это лишь проекция, не имеющая под собой оснований. – Когда вы так говорите, мне становится немного легче. – Журавлева закинула ногу на ногу, отчего шорты задрались еще выше, превратившись почти в трусы.