– Полковник Завьялов, еще вопрос. А кто возглавляет расследование? – Проверяются ли ночные клубы? – Правда ли, что преступник оставлял записки на местах убийств? – Господа, пресс-конференция окончена. Я сказал вам все, что могу озвучить на данный момент. Все остальное относится к следственной тайне и не подлежит разглашению. Наша пресс-служба будет держать вас в курсе. А сейчас, прошу меня извинить, мне нужно вернуться к работе. Вопросы продолжали сыпаться, но полковник решительно ушел со сцены через ту же боковую дверь. Не глядя по сторонам, он поднялся в свой кабинет и набрал Парфенова. Вчера майор не отвечал на звонки, сейчас же поднял трубку после второго гудка. – Парфенов, где тебя носит? – Я в области. Мне нужно выяснить… – Какого хрена ты там забыл? У тебя что, здесь нет работы? – Мне нужно выяснить, – с нажимом повторил Парфенов, – прошлое Журавлевой. – Майор! У тебя в отделе интернет и телефон отключили? Или ты забыл, как запросы писать? – Пока мне ответят на эти запросы, пройдет чертова уйма времени. – А кто здесь за тебя будет работать? Я? Разворачивайся. – Даже не подумаю. – Парфенов, не забывайся. Я все еще твой начальник! – Вернусь, исполню рапорт на увольнение. А пока не мешайте мне делать мою работу! – сказал Кирилл в трубку и нажал на «отбой». * * * – Козел! – выругался Парфенов, бросая телефон на пассажирское сиденье. Кирилл за прошедшие сутки спал всего несколько часов. После того, как выяснилось, что Журавлева сменила имя и фамилию, работы стало только больше. Он пришел домой далеко за полночь, бросил ключи на полку. На ходу разулся, швырнул куртку на пол. Упал на нерасправленный диван. Почти засыпая, буквально выдернул себя из сна и завел будильник. Казалось, что только успел закрыть глаза, как бодрая мелодия над ухом разбудила. Парфенов замычал, растирая ладонями лицо. В голове бродили все те же мысли, с какими засыпал. Вспоминались фотографии с убийств, Игнатьич, склонившийся над трупом, невозмутимая Галочка. Будильник на телефоне продолжал наполнять комнату веселым перезвоном, все повышая громкость. Смартфон вибрировал, с каждым жужжанием подвигаясь все ближе к краю тумбочки. Майор сгреб ненавистный аппарат и смахнул оповещение. Наступила тишина. На экране высветились сообщения о пропущенных звонках. – Черт! – выругался Кирилл, увидев, что в неотвеченных номер Завьялова. Быстро просмотрев остальные уведомления, Парфенов поплелся на кухню. За окном еще только начинало светлеть небо. Половина шестого. Даже дворники еще не вышли на работу, а он уже допивал первую чашку кофе за день. Раскрыв шкаф, Парфенов не глядя вынул свежую рубашку. Поперек шла мятая полоса от бельевой веревки. По пути он швырнул в ванную грязную футболку, подобрал с пола куртку, обулся и вышел в не запертую со вчерашнего дня дверь. Нужно было поторопиться, чтобы выбраться из города до того, как на дорогах образуются пробки. В сторону области ехать было комфортно, и Кирилл гнал на максимально допустимой скорости. Звонок полковника застал его в трехстах километрах от родного отдела. Кирилл был ближе к цели, чем к дому. И поворачивать не собирался. * * * Большие дороги остались позади. Шоссе сузилось до двухполосного. Машины встречались все реже. Как-то остро почувствовалось, что началась провинция. Разметка давно не обновлялась, указатели выгорели. Поворот на деревню, где родилась Лина, – и дорога стала совсем убогой. Кирилл ехал по центральной улице с двухэтажными домами. Ехать приходилось медленно, потому что возле дороги щипали траву гуси, пару раз рядом с машиной прошлись коровы. Городской до мозга костей, Парфенов смотрел на них во все глаза, не представляя, на что способны эти животные, которых он видел только в магазине и только по кускам. – А я вас жду! – Деревенский участковый радушно улыбнулся. Капитан Терентьев сидел на лавочке возле опорного пункта и лузгал семечки. Высыпав остатки курам, которые копошились рядом, он встал навстречу. – Кирилл, – представился майор. – Владимир, – Терентьев пожал гостю руку. – Я только не понял вашего этого, который звонил. – Гриша Город. – А, так это его фамилия, что ли? А то он так представился: «Лейтенант Город», ну я и брякнул: «Капитан Деревня». И думаю себе, чего он смеется. Так вам какая помощь нужна? – Вы давно здесь служите? – Парфенов вытер вспотевший лоб. – Да всю жизнь, – махнул рукой Терентьев. – А что ж мы тут с вами стоим? Давайте ко мне, у меня квас в подполе. Или с дороги в баньку? – На баньку времени нет, а вот квасу бы в самый раз. – Так что случилось-то? Зачем вам понадобилось к нам в самую глушь ехать? У нас все тихо. В опорном пункте была благодать. Солнце, снова решившее спалить Землю, сюда не добиралось. Бутылка с домашним квасом, вынутая из неглубокого погребка, тут же покрылась испариной. Кирилл залпом выпил первый стакан и уже мелкими глотками допивал второй. – Тут жителей-то раз-два и все. Ну в соседнем селе еще тысячи четыре. Вот и весь мой участок. А скоро и эти разъедутся. – Вы знаете семью Свиридовых? – Это которых? – прищурился капитан. – Которые Пашка и Машка? – Нет. – Парфенов вынул смартфон, Гриня скинул всю информацию в сообщении. – Ишь ты! – сказал Терентьев. – Цивилизация. Ага. – Мне нужна вся информация про Николая и Анну Свиридовых. Где живут, не переехали ли? Если переехали, то куда? Как с ними можно вообще связаться? Мы не нашли данных. – Ну так оно и понятно, что не нашли, – покивал капитан. – Почему? – Так нет их. – Давно уехали? – Парфенов готов был прямо сейчас отправиться вслед за родителями Лины, лишь бы получить ответы. – Адрес их есть? – Да тут недалеко. Только они вам ничего уже не скажут. Померли, лет двенадцать назад. Или больше? Надо посмотреть. – Как – умерли? – опешил Кирилл, который уже встал со стула. Ниточка, ведущая к прошлому Лины, оборвалась. Все напрасно. – Страшно умерли, – ответил Терентьев. – Врагу такого не пожелаешь. * * * – В деревне мало что поменялось с девяностых. Ни связи нормальной, ни дорог. Что от Союза осталось и что не разворовали, с тем и жили. Молодежь массово в город уехала, ну кроме тех, кто вообще никому не нужен или успел спиться. В основном старики доживали. Фермер один, правда, начал кое-как восстанавливать хозяйство. Школа до девятого класса, фельдшерский пункт на три села да я. Нет, ты не подумай, власть у нас была. Только где та власть, а где мы? Ну приезжал вроде как глава нашей деревни, все обещал нам газ провести и отопление центральное. Но, сам видишь, до сих пор только центральные улицы и сделали. Тяжко было. Жили с огорода, а кто в город вахтами мотался. Как деревня вообще не вымерла, не понимаю. Я ведь, грешным делом, подумывал рапорт написать и перевестись отсюда хоть куда. Хоть на Севера податься, лишь бы с тоски волком не завыть. С электричеством-то у нас всегда напряжно было. Привыкли свечки про запас держать, керосинки да фонарики с батарейками. Не будешь же по темноте ходить? Еще мимо нужника промахнешься… Вот и жили. Насколько в деревне все друг друга знают, худо-бедно словом перекидываются, а со Свиридовыми никто не якшался. Оно и понятно, они ж воцерковленные были. Ну называется это так, когда человек хочет показать, что к Богу идет. Только уж очень они рьяно к нему шли. Наши бабы-то в соседнее село в церковь тамошнюю раз в неделю ходили или в две. А как автобус рейсовый ездить перестал, то и не ходили. А Свиридовы сначала ходили со всеми, потом на батюшку из-за чего-то обиделись и стали дома сами службы устраивать. Ходили по деревне как монахи. Что Колька, что Анька. Все в темном, на ней вечно платье до самой земли и платок. Ну ходили и ходили, мало что ли на свете чудаков. Но они совсем чудные. Нигде не работали, какое-то Колька пособие получал, огородище у них был завсегда самый большой. И вкалывали там. Короче, образцово-показательные. Набожные только через край. От Аньки, как в магазин придет, ладаном несет, аж нос чешется. И что ни спроси, обязательно на Библию вывернут. Однажды сплю я, значит, никого не трогаю. С Веркой своей накануне поцапался, с женой, что поросятам дверь в загон не починил. А мне, понимаешь, неохота, вот тоже лето было, жарища. Ну а свиньи выбежали и пожрали у нее цветы какие-то, что ли? Не суть. Она меня выгнала в опорный ночевать. А мне и лучше, тут телевизор ловит хорошо. Сплю – и тут как затарабанят в окно! Я подскочил, за кобуру хватаюсь. В девяностые у нас тут пустующие дома разбирали подчистую, будь здоров. Приходилось отбиваться. Привычка осталась.