Ольга и Иван стояли рядом с ней, раскрасневшиеся и веселые. Клер кивнула. — Он женился. На Марии. Ольга усмехнулась. — Не переживай, сестрица. Маменька ни за что бы не выдала такую красавицу тебя за этого нищеброда. Так что не велика потеря. ... ...Утром следующего дня пришел огромный букет желтых роз от Эрнеста Ланина. Вместе с запиской, где значился его новый адрес, к нему прилагалась маленькая коробочка, в которой оказалась серебряная ладанка. «Внутри ладанки частица Креста Господня» — было подписано рукой Эрнеста, — «желаю вам никогда не прибегать к защите этой реликвии, которую моя тетка привезла и Рима. Но если вам понадобится защита, наденьте ее». Клер удивилась такому странному подарку. Потом она подумала, что Ланин подарил ей самое дорогое, что у него было – святую реликвию. Она хотела забыть и о нем, и о его подарке, но весь день только и думала, что о нем. И вечером тоже. И ночью, сжимая в руке ладанку. Когда же она заснула, ей снился странный сон, где Ольга угрожала ей кинжалом, и она никак не могла убежать от сестры, понимая, что смерть неминуема. Она пыталась отвести ее руку, но тщетно. Вдруг неизвестно откуда возник Кузьма Антонович, и кинжал Ольги вонзился ему в грудь. На этом Клер проснулась, вся в холодном поту, и поняла, что уже утро. И что в руке она сжимает ладанку Эрнеста Ланина. Некоторое время Клер сидела в кровати, рассматривая средневековый старинный узор на крышечке. Крест, а вокруг что-то вроде тернового венца. Больше не раздумывая Клер надела цепочку на шею, и погладила реликвию. — Надеюсь, что ты защитишь меня от кошмаров, — сказала она ладанке, и откинулась на подушку, — будет хоть какая-то польза от этого Ланина. Глава 8 О Кузьме Антоновиче доходили плохие вести. Доктор, который пользовал его, только разводил руками. Он ничего не мог понять, и пригласил еще несколько своих коллег. Врачи целыми днями донимали больного процедурами, но тот продолжал таять на глазах. За две недели из могучего гусара он превратился в призрак себя самого. Но когда Клер в очередной раз попросила о встрече, то ей не отказали, так как убедились, что болезнь его не заразна. Доктор встретил ее в холле квартиры Кузьмы Антоновича, пропахшей отварами и лекарствами. Раньше здесь пахло крепким кубинским табаком, вспомнила Клер. И сандалом. И встречала ее обычно экономка, Ирина Геннадиевна, пожилая дама очень солидной наружности, без которой Кузьма Антонович был как без рук и которую всегда возил с собой. Теперь же Ирина Геннадиевна выглядывала из-за спины бородатого доктора, и лицо ее было белее мела. Она даже вроде как похудела, отметила Клер. — Добрый вечер, Дмитрий Николаевич, — поздоровалась Клер, — мое посещение не повредит Кузьме Антоновичу? Тот коснулся ее руки теплыми ухоженными пальцами: — Думаю, будет только лучше, если он увидит хоть одно приятное лицо. Не лицо врача и не лицо прислуги, — улыбнулся он. — Что же с ним? Дмитрий Николаевич провел рукой по бороде, задумчиво глядя на Клер: — Есть некоторые предположения. Мы как раз обсуждали с коллегами этот вопрос… — То есть вы хотите сказать, что не знаете, чем же болен мой жених? — Должен признаться, что в наш век развития медицины ни я, никто из моих коллег не в силах определить, что же случилось с господином Севереным. Мы провели полное обследование всего организма. — И что же? – спросила Клер, которая начинала серьезно волноваться за Кузьму Антоновича. — Каждый орган его здоров. Но в целом… В целом он проявляет полную апатию к жизни. И ощущает слабость во всех членах, которая с каждым днем усиливается. — Что это значит? — Не знаю, Клара Ивановна. Никакие возбуждающие средства ни в силах повлиять на его состояние более, чем на полчаса. Клер опустила голову, чувствуя, как страх сжимает холодной рукой ее сердце. — Сообщите ему о моем приходе, Ирина Геннадиевна, — попросила она и направилась к дверям спальни вслед за экономкой. — Только вы не пугайтесь, Клара Ивановна, — прошептала та, подходя к двери, — он ужасно исхудал, и кости одни остались! — Не испугаюсь, — сжала губы Клер. Ирина Геннадиевна подавила плач: — Не чисто дело, чует мое сердце, — проговорила она, — истинно скажу я вам, не ладно здесь… — Что вы имеете в виду? — Чертовщина! – прошептала та, косясь на доктора, — я священника пригласить хотела, да эти светила науки не пустили! Да и сам посмеялся только. А я говорю – черти! Не бывает так, чтобы здоровый человек за две недели в труп живой превратился! — Прекратите, Ирина Геннадиевна! Вы же знаете, что все это полная чушь! — Эх, девочка, ничего теперь не понимают люди. И вас обучили тому же… С этими словами экономка исчезла за дверью, чтобы через минуту появиться и пригласить Клер войти. В комнате стоял полумрак. Горела только лампа на ночном столике, да одинокая свеча стояла на окне (от нечистой силы, — подумала Клер, оценив заботу Ирины Геннадиевны). На кровати, среди мехов и пуховых одеял бледно маячило незнакомое лицо. Клер остановилась, не понимая, кто это. Потом до нее постепенно дошло, что Кузьма Антонович оброс бородой, а усы подстриг, так, что они больше не топорщились совершенно по-гусарски, как прежде. — Кузьма! – позвала она, и глаза больного остановились на ней, — Кузя! Мне позволили наконец-то тебя навестить. Пахло какой-то настойкой и миррой (опять происки экономки?). Клер подошла вплотную к кровати и села на стоящий рядом стул. Кто-то из медиков, совсем молодой мальчик, уставился на нее из дальнего угла комнаты. — Кузя, я так соскучилась без тебя! Когда же ты поправишься? И тут же поняла, что никогда, с ужасом гоня от себя эту мысль. Никогда. Это был не Кузьма Антонович, а его далекое исхудалое подобие с погасшей искрой насмешки в глазах. — Рад видеть вас, Клара. Она вспомнила, что он всегда называл ее по-русски. Толи привык, толи делал это в пику мадам Элен. Может быть, еще не все потеряно? — Меня к вам не пускали. Говорили, что вы больны чем-то сильно заразным. А теперь говорят, что вы просто ленитесь встать, — она ободряюще улыбнулась. — Что-то в этом роде, — усмехнулся он. Голос звучал как-то тускло, будто слова ему приходилось выдавливать из себя по капле. Но чувство юмора не оставило его, и в этом для Клер таилась надежда. — Тогда перестаньте лениться. Может, поедем в ваше Острово? Там воздух, лес, лень пройдет сама собой. — Да, эти ученые мужи тоже сначала так считали. — А теперь? — А теперь меня надо нести на носилках до кареты. Я ослаб, Клара, и ничего делать просто не могу. Даже разговаривать. — Извините. — Не стоит. Вы порадовали меня. — И чем же вы обычно занимаетесь? Он скривил рот в усмешке: — Лежу, ничего не делаю. Сначала читать пытался, теперь вот и то лень. Вас ждал все. Дождался. — Кузенька, так же нельзя! Он закрыл на секунду глаза. — Клара, врачи не врут. Я ничем не болен, и вместе с тем эта слабость... Сила ушла из меня. Снятся кошмары, а в них я вижу разверстую могилу. И ваш шарф, повязанный на шее мертвеца. — Господи, да вам точно нужен священник! Может пригласить его, пусть освятит комнату, исповедует вас? — Не паникуйте, Клер. Я еще не собираюсь туда. Священник мне не нужен. — Но что это за сны? Глаза его вдруг засветились странный блеском. — Кошмары. Разные. Про тебя много. Поэтому я все больше не сплю. Лежу так, думаю о тебе. Клер улыбнулась. — Вот и хорошо. Думайте обо мне. Мы скоро поженимся, Кузя. Я решила, что все должно случиться как можно скорее. Надоело мне ждать неизвестно чего. Поправляйтесь, поедем в Острово. Там и поженимся без всяких приемов и балов. — Не думаю, что все это возможно.