Она снова посмотрела на него. — Я однажды просила вас... в Выборге. Тогда у меня был другой вид безумия. Вы отказали. Теперь я не хочу. Или я не могу вам отказать? Если нет, то скажите. Он вспыхнул. — Что за речи, Клара? Как вы можете говорить такое? Неужели я заслужил ваше осуждение? Она пожала плечами. — Что будет, когда вам надоест возиться со мной? Повисло молчание. Она смотрела на него прямо, без смущения. Эрнест отвел взгляд. Потом подошел к ней вплотную. Положил руки на плечи, провел ими вниз по ее спине. — Этого не может быть, Клер, — сказал он, — я никуда от вас ней уйду. И вам не позволю уйти. Элла явилась на следующий день. В красном шерстяном платье, теплой шубе, хотя на улице снега еще не было, она вся так и сияла яркими красками. Рыжие волосы были убраны под красную шапочку, и она впервые показалась Клер красивой. Почему все считают Эллу дурнушкой? Возможно, черты ее не идеальны, нос великоват, а губы узковаты, но глаза у нее красивого оттенка, а брови тонкими нитками изгибаются правильными темными дугами на белой коже. — Эрнест Михайлович позволил мне поговорить с тобой, Клер, — Элла шагнула в гостиную и остановилась перед замершей от удивления кузиной. — О чем? — Клер смотрела на нее не отрываясь. — О призраках. Клер вздрогнула и быстро перевела глаза на Эрнеста. Тот молча кивнул, давая понять, что все в порядке. Элла тоже посмотрела на Эрнеста, после чего по его приглашению села на диван и снова обратилась к Клер. — Клара, я не выдам тебя никому, не переживай. Просто... мне удалось узнать кое-что, что не позволяет бездействовать далее. Я очень хочу помочь тебе! — Что ты узнала? Элла дернула плечом. — Пока что это только предположение. Пожалуйста, не спрашивай меня. Лучше расскажи мне, как выглядел призрак. Эрнест Михайлович сказал, что ты все время думаешь об этом. Пожалуйста, давай попробуем думать вместе. Клер молчала. Она встала с кресла, в котором сидела, укуталась в шаль, прошла к окну и долго стояла неподвижно, изучая голое дерево напротив окна. Подали чаю. Элла взяла чашку, перемешала сахар. Стук ее ложечки о фарфор звоном раздался в тишине. Клер резко обернулась. Лицо ее было белее мела. — Он... он был живой, Элла! — она стремительно подошла к кузине и сжала рукой ее плечо, — он был живой! Но я сама видела, как Пашу хоронили! Я могу поручиться, что это был он, и что он был жив! — Что ты запомнила в нем? — спросила Элла. — Он... он был такой же, как всегда. Даже галстук его... тот, в котором он часто навещал меня... и часы... Он будто совсем не поменялся. Но даже если бы он оказался жив, что невозможно, он не мог бы прийти в том же галстуке! — И без теплой одежды? Клер замерла. Потом лицо ее вдруг обрело подвижность. Глаза вспыхнули, брови поползли наверх: — Да, он был в костюме, без верхней одежды. Хотя было очень холодно. Я в душегрейке ужасно замерзла. Но... если он призрак, то ему же не холодно? — она села рядом с Эллой, — и тогда он должен быть одет так, каким я помню его при жизни. Только... только передо мной был живой человек, Элла! Я абсолютно уверена в этом! Элла молчала. Клер смотрела ей в глаза, и щеки ее заалели, губы приоткрылись, будто она очнулась от долгой спячки и превратилась в ту Клер, что просила Эрнеста целовать ее. За какой-то миг мраморная статуя ожила, и перед Эрнестом снова была живая женщина. — Это очень важно, Клер, — Элла смотрела на нее, задумчиво мешая в чашке уже несуществующий сахар, — это очень важно. Спасибо, что поверила мне. Мы никогда не дружили с тобой, но поверь, я не дам тебя в обиду. Вскоре Элла засобиралась домой, быстро встала и уехала. Стало тихо. Клер сидела, сложив руки, и слушая, как большие часы отсчитывают время. — Что задумала Элла? — наконец спросила она, переведя глаза на Эрнеста. Он пожал плечами.