Я вижу величественное поместье в дальнем конце подъездной аллеи, вдоль которой тянутся безупречные живые изгороди. Мы высаживаемся на просторной каменной площадке. Конвой окружает нас, и все транспорты останавливаются, образовав дугу. Здесь нет зевак, только охрана, которая уже ждет снаружи. Арвены движутся быстро и выводят меня из транспорта. Я смотрю на прелестный краснокирпичный дом с белой отделкой, многочисленные блестящие окна, украшенные висячими цветочными ящиками, колонны, затейливые балконы – и гигантское дерево, которое растет прямо посреди дома. Его ветви нависают над остроконечной крышей, гармонируя со всей постройкой. Нет ни веточки, ни листика, которые выглядели бы неуместно. Безупречная живая скульптура. Кажется, это магнолия, судя по белым цветам и сладкому запаху. На мгновение я забываю, что сейчас зима. – Добро пожаловать, ваше величество. Голос незнакомый. Девушка примерно моих лет, но высокая, стройная, с кожей как снег (которого здесь нет и в помине), выходит из одного из транспортов, которые присоединились к нам по дороге. Она грациозно проходит мимо меня и кланяется Мэйвену, который вылезает из своего транспорта. Я сразу узнаю ее. Герон Велле. Когда-то она участвовала в Выборе королевы и заставляла расти могучие деревья, под восторженные возгласы своего семейства. Как многие другие, она надеялась стать королевской невестой и выйти за Кэла. Теперь она стоит с опущенными глазами в ожидании распоряжений Мэйвена и плотнее запахивает на себе золотисто-зеленое пальто, защищаясь от холода и от взгляда короля. Это один из немногих Домов, которые я знала до того, как меня вынудили войти в мир Серебряных. Отец Герон управляет областью, в которой я родилась. Я часто видела, как лодка губернатора Велле, украшенная зелеными флагами, плывет по реке, и махала ей вместе с другими глупыми детьми. Мэйвен не торопится – он натягивает перчатки, хотя ему предстоит всего лишь дойти до дома. Простая корона в его черных кудрях отражает меркнущий вечерний свет и переливается от каждого движения алым и золотым. – Очаровательный дом, Герон, – говорит он тоном светской беседы. В его устах это звучит зловеще. Как угроза. Когда я подхожу ближе, Герон удостаивает меня одним-единственным взглядом. И сверх того я эту девицу не интересую. Она похожа на птицу, но ее угловатые черты выглядят изящно. Резкая красота. Я думала, что глаза у нее зеленые, как всё остальное, связанное с семьей Велле. Но они ярко-синие, оттененные фарфоровой кожей и каштановыми волосами. Остальные пассажиры тоже покидают транспорты. Становится еще больше цветов, домов, солдат и охраны. Я замечаю среди них Самсона – у него такой дурацкий вид в синей меховой шубе. В этом наряде он кажется еще бледнее обычного – белобрысая кровожадная сосулька. Остальные расступаются, когда он крадучись подходит к Мэйвену. Я могу насчитать тут несколько десятков придворных. Не факт, что даже губернаторский особняк способен вместить нас всех. Мэйвен приветствует Самсона кивком и быстро шагает к красивой лестнице, ведущей в дом. Герон устремляется за ним, и Стражи тоже, обычной компанией. Все остальные идут следом, словно их тянет незримая нить. Из позолоченных дубовых дверей, кланяясь на ходу, торопливо выходит человек, который может быть только губернатором. Он выглядит тускло по сравнению со своим домом, ничуть не примечательно – у него безвольный подбородок, бесцветные волосы, среднее сложение. Заурядную внешность кое-как искупает одежда: начищенные ботинки, мягчайшие кожаные брюки, пиджак из расшитой парчи, украшенный по вороту и по швам сверкающими изумрудами. Однако все это – ничто по сравнению со старинным медальоном на шее у губернатора. При каждом шаге он подскакивает на груди. Драгоценными камнями на нем выложена эмблема – дерево, охраняющее дом. – Ваше величество, я не в силах выразить, как мы рады, – выговаривает Велле, кланяясь в последний раз. Мэйвен растягивает губы в тонкой улыбке – это зрелище его забавляет. – Такая честь – первыми принимать вас во время коронационной поездки… Меня мутит от отвращения. Я живо представляю, как разъезжаю по стране, всегда в нескольких шагах от Мэйвена, готовая приблизиться по первому зову. На экране, перед камерами это унизительно… а каково будет лично? Перед толпами, вроде той, что мы видели в городе? Я, скорее всего, не переживу. Пожалуй, я предпочла бы тюрьму во Дворце Белого огня. Мэйвен жмет губернатору руку, и его улыбка вполне может сойти за искреннюю. Надо отдать ему должное, он отличный притворщик. – Конечно, Сайрус, я бы не мог найти лучшего места для первой остановки. Герон так высоко вас ценит, – говорит он, жестом подзывая ее. Девушка быстро подходит и бросает взгляд на отца. На их лицах я читаю облегчение. Как и все, что делает Мэйвен, присутствие Герон – тщательно спланированная манипуляция. И намек. – Зайдем? – спрашивает Мэйвен, указав на дом. Он трогается с места, вынуждая остальных следовать за ним. Губернатор торопливо догоняет его, по крайней мере, стараясь делать вид, что он тут над чем-то властен. Внутри целые толпы Красных слуг, в лучших ливреях и начищенных ботинках, стоят вдоль стен, не отрывая глаз от пола. Никто не смотрит на меня, и я стараюсь не привлекать внимания. Вместо этого я разглядываю губернаторский особняк. Я ожидала увидеть здесь искусство зеленых – и не разочаровалась. В передней полно самых разных цветов – они растут в хрустальных вазах, нарисованы на стенах, вылеплены на потолке, сделаны из стекла, выложены каменной мозаикой на полу. Запах, вместо того чтобы ошеломлять, опьяняет, успокаивая с каждым вдохом. Я глубоко дышу, позволяя себе хоть какое-то удовольствие. Другие члены Дома Велле ждут внизу, чтобы приветствовать короля; они торопливо кланяются, приседают, хвалят всё, от законов Мэйвена до его ботинок. Пока он это выслушивает, к нам присоединяется Эванжелина, уже сбросившая свои меха на руки какому-то бедному слуге. Я напрягаюсь, когда она останавливается рядом со мной. Зелень отражается в ее наряде, придавая Эванжелине болезненный вид. Я вдруг понимаю, что Воло Самоса здесь нет. Он обычно маячит между ней и Мэйвеном на всех подобных мероприятиях, чтобы вмешаться, когда его дочь готова вспыхнуть. Но сейчас отца Эванжелины нет. Эванжелина молчит и смотрит Мэйвену в спину. Я наблюдаю, как она наблюдает за ним. Она сжимает кулак, когда губернатор наклоняется, чтобы что-то шепнуть Мэйвену на ухо. Затем он подзывает одного из Серебряных, высокую худую женщину с угольно-черными волосами, резкими скулами и кожей цвета охры. Если она тоже из Дома Велле, то совсем не похожа на остальных. На ней ни лоскутка зеленого. Одежда у нее серо-синяя. Женщина сдержанно кланяется, не сводя глаз Мэйвена. Его лицо меняется, улыбка на мгновение делается шире. Он что-то бормочет в ответ, радостно кивая. До меня доносится одно-единственное слово: «Сейчас». Губернатор и женщина повинуются. Они уходят вместе, сопутствуемые Стражами. Я бросаю взгляд на Арвенов, гадая, не пора ли и нам идти, но они не двигаются с места. Эванжелина тоже. Почему-то она сутулится и заметно расслабляется. Словно спало какое-то бремя. – Перестань на меня пялиться, – сердито говорит она, прервав мои наблюдения. Я опускаю голову, оставив ее победительницей в этой маленькой, незначительной стычке. Но я продолжаю размышлять. «Что она знает? Что видит и чего не вижу я?» Когда Арвены ведут меня прочь, в ту комнату, которая сегодня будет служить мне темницей, я чувствую, как сжимается сердце. Книги Джулиана остались в Археоне. Ничто сегодня меня не утешит. 14. Мэра До плена я провела несколько месяцев, путешествуя по стране, прячась от охотников Мэйвена и вербуя новокровок. Я спала на земляном полу, ела то, что удавалось стащить, целыми днями ничего не чувствовала – или чувствовала слишком много, изо всех сил стараясь опередить своих демонов. Я плохо справлялась со стрессом. Отстранилась от друзей, от родных, от близких. От тех, кто пытался помочь или понять. Конечно, я об этом сожалею. Конечно, мне хотелось бы вернуться в Ущелье, к Кэлу, Килорну, Фарли и Шейду. Я бы все сделала по-другому. Я сама стала бы другой. К сожалению, ни Серебряные, ни новокровки не умеют менять прошлое. Мои ошибки нельзя отменить, забыть, игнорировать. Но я могу искупить свою вину. Могу что-то сделать сейчас. Я повидала Норту, но как изгнанница. Из тени. Видеть ее, находясь рядом с Мэйвеном, в составе его внушительной свиты, – совсем иное ощущение. Как день и ночь. Я дрожу в своем пальто, сцепив руки для тепла. Сокрушительная мощь Арвенов и мои оковы делают меня более чувствительной к низкой температуре. Как бы я его ни ненавидела, я невольно подхожу ближе к Мэйвену, хотя бы для того чтобы погреться. Эванжелина, стоя с другой стороны, поступает наоборот и сохраняет дистанцию. Она больше сосредоточена на губернаторе Велле, чем на короле, и время от времени что-то ему говорит – достаточно тихо, чтобы не прерывать речь Мэйвена. – Я польщен вашим гостеприимством, а равно и той поддержкой, которую вы оказали молодому неопытному королю. Голос Мэйвена разлетается, усиленный микрофонами и динамиками. Он не читает по бумажке и как будто поддерживает зрительный контакт со всеми, кто собрался на площади под балконом. Как всегда, даже выбор места – ловкая манипуляция. Мы стоим над сотнями людей и смотрим вниз, вознесенные над простыми смертными. Жители Арборуса, столицы региона, где правит губернатор Велле, глядят снизу вверх, задрав головы, так что мне становится не по себе. Красные толкаются, споря за местечко получше. Их нетрудно заметить – они стоят кучками, в разнородных обносках, с порозовевшими от холода лицами, в то время как Серебряные сидят, кутаясь в меха. Сотрудники безопасности в черной форме в толпе бдят, как и Стражи, стоящие на балконе и на соседних крышах. – Я надеюсь, что эта поездка позволит мне не только повидать свое королевство, но и как следует узнать вас. Ваши нужды. Надежды. Страхи. Потому что я боюсь. По толпе внизу проносится шепот, как и среди собравшихся на балконе. Даже Эванжелина искоса взглядывает на Мэйвена. Над белым воротником меховой накидки виднеются прищуренные глаза. – Наше королевство – на грани катастрофы, оно грозит рухнуть под бременем войны и террора. Мой священный долг – помешать этому, спасти Норту от ужасов анархии, которые несет с собой Алая гвардия. Мы стольких потеряли – в Археоне, Корвиуме, Саммертоне. Среди них – мои отец и мать. Мятежники склонили на свою сторону моего родного брата. Но даже теперь я не одинок. У меня есть вы. У меня есть Норта, – он медленно вздыхает, и на щеке у него подергивается мускул. – И мы будем стоять плечо к плечу против врагов, которые пытаются уничтожить наши ценности, мы – Красные и Серебряные. Я не пожалею жизни, чтобы истребить Алую гвардию, всеми возможными способами. Одобрительные возгласы снизу напоминают скрежет металла по металлу. Ужасный звук. Я сохраняю спокойное, нейтральное выражение лица. Оно служит мне не хуже щита. С каждым днем речь Мэйвена становится тверже; он тщательно подбирает слова и пользуется ими, как оружием. Он не произносит слова «восстание» или «революция». Алая гвардия – всегда «террористы». «Убийцы». Противники наших ценностей, что бы это ни значило. В отличие от своих родителей, Мэйвен тщательно старается не оскорблять Красных. Мы бываем как в Серебряных поместьях, так и в Красных городах. Отчего-то Мэйвен везде чувствует себя как дома, его ничто не коробит. Мы даже навещаем одну из фабричных трущоб – место, которое я никогда не забуду. Я стараюсь не морщиться, когда мы идем по ветхому рабочему общежитию или вдыхаем грязный заводской воздух. Один лишь Мэйвен кажется невозмутимым – он улыбается рабочим с татуированными шеями. Он не прикрывает лицо, как Эванжелина, его не мутит от запаха, как остальных, включая меня. Он держится лучше, чем я ожидала. Мэйвен знает – в отличие от своих родителей, которые не понимали или отказывались понимать, – что привлечь Красных на сторону Серебряных значит победить. В очередном Красном городе, на ступеньках Серебряного особняка, он мостит эту ужасную дорогу еще одним кирпичиком. На нас смотрит тысяча бедных фермеров, не смея верить, не смея надеяться. Даже я не понимаю, куда он клонит. – Мой отец ввел Меры после страшного теракта, жертвой которой пало множество правительственных чиновников. Он пытался наказать Алую гвардию за ее преступления, но, к моему стыду, наказаны оказались вы. В присутствии стольких людей он склоняет голову. Серебряный король, кланяющийся Красным. Мне приходится напомнить себе, что это Мэйвен. Он лжет. – И сегодня я объявляю, что Меры отменены. Король был полон благих намерений… но тем не менее он совершил ошибку. Мэйвен взглядывает на меня – лишь на секунду, но этого достаточно, чтобы я поняла: его интересует моя реакция. Меры. Понижение призывного возраста до пятнадцати лет. Комендантский час. Смертная казнь за любое преступление. Всё, чтобы восстановить Красное население Норты против Алой гвардии. И вот Меры уничтожены в мгновение ока, за одно биение черного сердца Мэйвена. Я должна бы радоваться. Гордиться. Он делает это ради меня. В глубине души Мэйвен полагает, что я порадуюсь. Почувствую себя в безопасности. Но, глядя на Красных – на моих сородичей, – которые приветствуют своего угнетателя, я ощущаю только ужас. Опустив глаза, я вижу, что у меня трясутся руки. Что он делает? Что он задумал? Чтобы это выяснить, нужно как можно ближе подлететь к огню. Мэйвен заканчивает выступление, пройдя через толпу. Он пожимает руки не только Серебряным, но и Красным. С легкостью проходит между ними. Стражи окружают короля, выстроившись ромбом. Самсон Мерандус неизменно за спиной у Мэйвена. Интересно, многие ли ощущают его прикосновение? Он гораздо верней, чем кто-либо, обнаружит потенциального убийцу. Мы с Эванжелиной тащимся следом, и с нами тоже охрана. Как всегда, я отказываюсь улыбаться, смотреть, прикасаться к кому-либо. Так безопаснее для всех. Нас ждут транспорты – их моторы работают вхолостую. Затянутое облаками небо темнеет, и я чую снег. Наши охранники смыкают ряды, становясь теснее, чтобы король мог войти в транспорт, и я ускоряю шаг. Мое сердце бешено бьется, дыхание повисает белыми клубами в холодном воздухе. – Мэйвен, – громко говорю я. Несмотря на радостные крики толпы у нас за спиной, он слышит меня и замирает на подножке транспорта. Мэйвен поворачивается с текучей грацией, и длинный плащ распахивается, обнажая кроваво-красную подкладку. В отличие от остальных, Мэйвен не нуждается в мехах для тепла. Я плотнее закутываюсь в пальто, хотя бы для того, чтобы чем-то занять свои нервные руки. – Ты правда имел это в виду? Самсон, стоя возле транспорта, сверлит меня глазами. Он не может прочесть мои мысли, пока я в оковах, но это не значит, что он бесполезен. Надеюсь, мое искреннее замешательство сыграет роль маски. Я не питаю иллюзий в отношении Мэйвена. Я знаю его извращенную душу и то, что в ней кроются какие-то чувства ко мне. Он хочет от них избавиться, но никак не может. Когда Мэйвен подзывает меня, предлагая сесть в транспорт с ним, я ожидаю услышать фырканье или протестующие слова Эванжелины. Но та молча шагает прочь, к собственному транспорту. На холоде она сверкает не так ярко. Почти кажется человеком. Арвены пытаются последовать за мной, однако Мэйвен останавливает их взглядом. Королевский транспорт отличается от всех остальных, какие я видела. Водитель и охранник на переднем сиденье отделены от пассажиров стеклом, так что мы с Мэйвеном вдвоем в салоне. Стены и окна – толстые, пуленепробиваемые. Стражи тоже не садятся внутрь – они лезут прямо на корпус и занимают оборонительную позицию на каждом углу. Неприятное ощущение – знать, что Страж с ружьем торчит прямо надо мной. Но это далеко не так неприятно, как видеть короля, который сидит напротив, смотрит и ждет. Он разглядывает мои руки, наблюдая, как я растираю замерзшие пальцы. И негромко спрашивает: – Тебе холодно? Я быстро подсовываю руки под себя, чтобы согреться. Транспорт трогается с места. – Ты правда намерен это сделать? Отменить Меры? – Ты думаешь, я стал бы лгать? Я невольно издаю мрачный смешок. И жалею в глубине души, что нет ножа. Интересно, Мэйвен бы успел испепелить меня раньше, чем я бы перерезала ему горло? – Ты? Ни за что!