– Здесь столько глаз, – говорит она, взглянув сначала на моих стражей, потом на стены. На камеры наблюдения, которые просматривают каждый метр зала. Пялятся на нас. – Что ж, пускай. Она медленно снимает жакет и перебрасывает его через руку. Под ним белая блузка с высоким воротом и открытой спиной. Айрис поворачивается, якобы обозревая тронный зал. На самом деле она демонстрирует себя. Спина у нее длинная, мускулистая, сильная. Черные татуировки покрывают ее от основания черепа – вниз по шее, по лопаткам – до копчика. «Корни», – думаю я сначала. И ошибаюсь. Это не корни, а завихрения воды, которые вьются на теле Айрис идеальными узорами. Они, словно живые, переливаются, когда она движется. Наконец принцесса вновь поворачивается ко мне. На ее губах играет чуть заметная улыбка. Она исчезает, когда взгляд Айрис падает мне за плечо. Не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто там идет, возглавляя множество людей, чьи шаги эхом отдаются от мрамора и отзываются у меня в голове. – Я охотно покажу тебе дворец, Айрис, – говорит Мэйвен. – Твой отец устраивается у себя в апартаментах, но я уверен – он не будет возражать, если мы тем временем познакомимся получше. Арвены и Озерные отступают, давая место королю и его Стражам. Синие мундиры, белые, красно-оранжевые. Силуэты и цвета так надежно запечатлелись в моей памяти, что я узнаю их, даже когда замечаю краем глаза. Но в первую очередь – бледного молодого короля. Я чувствую Мэйвена так же хорошо, как вижу – его надоедливое тепло грозит поглотить меня. Он останавливается в шаге, достаточно близко, чтобы взять за руку, если захочет. При этой мысли я вздрагиваю. – Охотно, – отвечает Айрис и наклоняет голову – довольно скованно. Кланяться она не любит. – Я просто высказала мисс Бэрроу свое мнение по поводу ваших… – она ищет нужное слово, оглянувшись на суровый трон, – интерьеров. Мэйвен натянуто улыбается. – Это мера предосторожности. Моего отца убили. На меня тоже покушались. – Разве кресло из Молчаливого камня спасло бы вашего отца? – невинно спрашивает Айрис. В воздухе проносится порыв жара. Мне тоже, как и Айрис, хочется сбросить жакет, иначе от вспышки Мэйвена я вспотею. – Нет. Мой брат решил, что наилучший вариант – отрубить ему голову, – напрямик отвечает Мэйвен. – От этого трудно защититься. Тиберий погиб здесь, во дворце. Этажом выше, в помещении без окон, со звуконепроницаемыми стенами. Когда охранники притащили меня туда, я была в ужасе и потрясенно ждала, что нас с Мэйвеном вот-вот казнят за измену. А вместо этого короля разрубили на две части. Голова, тело, а посередке – лужа серебряной крови. Корону получил Мэйвен. При этом воспоминании у меня сжимаются кулаки. – Какой ужас, – бормочет Айрис. Я чувствую на себе ее взгляд. – Да. Не так ли, Мэра? Его внезапное прикосновение жжет, как клеймо. Я рискую утратить власть над собой – и бросаю на Мэйвена гневный взгляд. – Да, – выговариваю я сквозь стиснутые зубы. – Ужас. Мэйвен кивает в знак согласия, сжав зубы так, что кости на лице проступают отчетливее. С ума сойти, у него хватает наглости казаться мрачным. Печальным. Но он не чувствует ни грусти, ни скорби. Просто не может. Мать лишила Мэйвена тех частей души, которые любили отца и брата. Жаль, что она не лишила его и той части, которая любит меня. Эта часть гниет, отравляя нас обоих. Черная гниль пожирает мозг короля и всё то, что могло быть нормальным. Мэйвен тоже это знает. Знает, что что-то не так и что он ничего не в силах поделать, даже с помощью своей способности и власти. Он сломлен, и на свете нет целителя, который вылечил бы его. – Прежде чем мы пойдем осматривать дворец, кое-кто еще хотел бы познакомиться с моей будущей невестой. Страж Норнус, прошу вас, – говорит Мэйвен, подзывая кого-то. Повинуясь его жесту, один из Стражей превращается в размытое красно-оранжевое пятно – в мгновение ока он устремляется к входу в зал и тут же возвращается. Быстр. В своем мундире он похож на огненный шар. За ним следуют фигуры в знакомых цветах. – Принцесса Айрис, это глава Дома Самоса и его семейство, – говорит Мэйвен, поводя рукой между своими двумя невестами – новой и старой. Эванжелина совершенно не похожа на просто одетую Айрис. Интересно, сколько времени ей понадобилось, чтобы создать текучий металл, который облегает все изгибы ее тела, как сверкающая черная смола. Больше никаких корон и тиар, однако драгоценности с лихвой это компенсируют. На шее, на запястьях, в ушах у Эванжелины серебряные цепочки, тонкие, как нитки, и усаженные бриллиантами. Птолемус тоже выглядит иначе – на нем нет привычных доспехов и мехов. Его массивная фигура по-прежнему достаточно грозна, но Птолемус сейчас больше похож на отца – на нем великолепный черный бархат и сверкающая серебряная цепь. Воло идет впереди, а рядом с ним незнакомая мне женщина. Но нетрудно догадаться, кто это. В ту секунду я чуть больше понимаю про Эванжелину. Ее мать представляет собой пугающее зрелище. Не потому, что она уродлива. Наоборот, эта женщина опасно красива. От нее Эванжелине достались угловато посаженные черные глаза и идеальная фарфоровая кожа – но не прямые и гладкие волосы цвета воронова крыла и изящная фигурка. Такое ощущение, что я, даже в оковах, могла бы переломить эту женщину пополам. Возможно, это иллюзия. На ней – цвета родного клана, черный и изумрудно-зеленый, помимо серебра Самосов, символизирующего брачный союз. «Гадюка». В моей голове звучит насмешливый голос леди Блонос. Черный и зеленый цвета Дома Серпента. Мать Эванжелины – анимоза. Когда она подходит ближе, становится лучше видно ее переливающееся платье. И я понимаю, отчего Эванжелина с таким упорством носит свою способность на себе. Это семейная традиция. Супруга лорда Самоса украшена не драгоценными камнями, а змеями. Она носит их на запястьях, на шее. Тонкие, черные, медленно извивающиеся… их чешуйки блестят, как разлитая нефть. Меня в равной мере охватывают страх и отвращение. Хочется убежать в свою комнату, запереть дверь, оказаться как можно дальше от этих ползучих тварей. Но они с каждым шагом становятся всё ближе. А я-то думала, что Эванжелина плоха. – Лорд Воло, его супруга, Ларенция из Дома Серпента, их сын Птолемус и дочь Эванжелина. Мои уважаемые и высоко ценимые приближенные, – поясняет Мэйвен, указывая на каждого по очереди. И улыбается, обнажая зубы. – Простите, что мы не смогли встретиться с вами раньше, – говорит Воло и делает шаг вперед, чтобы принять протянутую руку Айрис. Несложно увидеть сходство между ним и детьми. Сильное тело, изящные черты, длинный нос, губы, постоянно складывающиеся в усмешку. Кожа у него бледнее, чем у Айрис, серебряная борода недавно подстрижена. Он осторожно целует костяшки пальцев принцессы. – Нас отозвали по делам в наши владения. Айрис склоняет голову. Воплощенное изящество. – Не нужно извинений, милорд. Мэйвен, через их сцепленные руки, перехватывает мой взгляд. И весело приподнимает бровь. Если бы я могла, я бы спросила, что он пообещал Дому Самоса – или чем пригрозил ему. Две короны ушли у Самосов из рук. Столько планов и интриг – и всё впустую. Я знаю, что Эванжелина не любила Мэйвена, даже не испытывала к нему симпатии, но ее с детства готовили в королевы. А потом дважды лишили добычи. Она потерпела крах – и, что еще хуже, подвела свой дом. По крайней мере, теперь ей есть кого винить, помимо меня. Эванжелина смотрит в мою сторону, опустив длинные темные ресницы. Они трепещут, когда ее взгляд перебегает туда-сюда, как маятник в старинных часах. Я слегка отступаю от Айрис, чтобы положить между нами некоторое расстояние. Теперь, когда у Эванжелины появилась новая соперница, я не хочу, чтобы у нее сложилось неверное представление. – Так вы были обручены с королем? – спрашивает Айрис, переплетая пальцы. Взгляд Эванжелины обращается на принцессу. В кои-то веки она оказывается на поле боя с равным противником. Может, мне повезет и Эванжелина совершит ошибку – попытается припугнуть Айрис так же, как меня. Держу пари, принцесса не потерпит ни одного неуважительного слова. – Да, некоторое время, – отвечает Эванжелина. – А до того – с его братом. Принцесса не удивлена. Очевидно, дома ее хорошо проинформировали. – Что ж, я рада, что вы вернулись ко двору. Нам потребуется немало помощи при подготовке к свадьбе. Я прикусываю губу чуть ли не до крови. Всё лучше, чем рассмеяться вслух при виде того, как Айрис посыпает солью многочисленные раны Самосов. Мэйвен отворачивается, чтобы скрыть ухмылку. Одна из змей шипит – тихий, монотонный звук, который ни с чем не спутаешь. Но Ларенция быстро приседает, взмахнув тканью своего переливающегося платья. – Мы в вашем распоряжении, ваше высочество, – отвечает она. Голос у нее низкий, густой, как сироп. На наших глазах самая толстая змея, на шее у леди Самос, проскальзывает ей за ухо и прячется в волосах. Отвратительно. – Это честь для нас – помогать вам всеми силами… Отчасти я ожидаю, что сейчас она подтолкнет Эванжелину, вынудив ее согласиться. Но вместо этого леди Аспид поворачивается ко мне так быстро, что я не успеваю отвернуться. – Заключенная смотрит на меня по какой-то причине? – Отнюдь, – отвечаю я, сцепив зубы. Ларенция принимает мой взгляд как вызов. Словно животное. Она делает шаг вперед, сокращая расстояние между нами. Мы одного роста. Змея у нее в волосах продолжает шипеть. Извиваясь, она спускается на ключицы. Ее яркие, как драгоценные камни, глаза встречаются с моими, раздвоенный черный язык лижет воздух, быстро мелькая меж длинных клыков. Хоть я и стою неподвижно, но невольно сглатываю и чувствую, как пересохло во рту. Змея неотрывно смотрит на меня. – Говорят, ты не такая, как остальные, – негромко произносит Ларенция. – Но твой страх пахнет так же, как страх любой мерзкой Красной крысы, с которой я имела несчастье сталкиваться. Красная крыса. Красная крыса. Я столько раз это слышала. Я сама так думала про себя. И, когда это слово срывается с уст Ларенции, во мне что-то ломается. Самообладание, которое я всеми силами старалась сохранять – которое я должна сохранять, если хочу остаться в живых, – грозит улетучиться. Я делаю глубокий вдох, убеждая себя не терять спокойствия. Змеи продолжают шипеть, свиваясь друг с другом и превращаясь в черные чешуйчатые клубки. Некоторые достаточно длинны, чтобы дотянуться до меня, если хозяйка пожелает. Мэйвен негромко вздыхает. – Охрана, я думаю, мисс Бэрроу пора вернуться к себе. Я разворачиваюсь на каблуках, прежде чем Арвены успевают подскочить ко мне, и обретаю нечто вроде убежища под куполом их способности. «Дело в змеях, – говорю я себе. – Я их не выношу. Неудивительно, что Эванжелина такая мерзкая, раз ее воспитывала Ларенция Самос». Возвращаясь к себе, я ощущаю нечто непривычное. Облегчение. Благодарность. Я благодарна Мэйвену. На этот неуместный прилив чувств я обрушиваю всю ярость, которую накопила. Мэйвен чудовище. Я не испытываю к нему ничего, кроме ненависти. И не имею права впустить в свою душу ничего другого, даже жалости. НАДО БЕЖАТЬ. Прошли два долгих месяца. Свадьба Мэйвена будет в десять раз роскошнее, чем Прощальный бал или даже Выбор королевы. Серебряная знать, прихватив с собой своих приближенных, съезжается в столицу из всех уголков Норты. Приезжают даже те, кого король изгнал. Заручившись новыми союзниками, Мэйвен чувствует себя достаточно уверенно, чтобы принимать даже улыбающихся врагов. Хотя у большинства гостей собственные дома в городе, многие селятся во Дворце Белого огня, так что королевская резиденция буквально готова лопнуть по швам. Я в основном не покидаю комнаты. И радуюсь этому. Так будет лучше. Но даже в своей темнице я ощущаю приближение бури. Подлинный союз Норты и Озерного края… Двор под моим окном, который всю зиму пустовал, расцвел с наступлением весны – внезапно теплой и пышной. Аристократы прогуливаются неспешным шагом среди магнолий. Некоторые держатся под руки. И все – шепчутся, вечно интригуют и сплетничают. Жаль, что я не умею читать по губам. Я бы узнала не только то, какие кланы держатся вместе (их цвета на солнце кажутся еще ярче). Мэйвен должен быть идиотом, чтобы думать, что они не строят козней против него и Айрис. Он много кто, но только не идиот. Рутина, через которую я прошла в первый месяц заточения – проснуться, поесть, сесть, покричать, повторить, – больше мне не нужна. У меня появились более полезные способы времяпрепровождения. Карандашей и бумаги нет, и я их не прошу. Не стоит оставлять улики. Я изучаю книги Джулиана, лениво переворачивая страницы. Иногда натыкаюсь на беглые пометки, фразы, нацарапанные знакомым почерком. «Интересно; любопытно; см. том 4». Праздные слова без особого значения. Но тем не менее я провожу пальцами по буквам, ощупывая высохшие чернила и следы нажимов. Этого достаточно, чтобы заставить меня думать, читать между строк, между слов. С особым вниманием Джулиан читал одну книгу – она тоньше, чем исторические сочинения, но текст в ней очень убористый. Корешок у книги почти оторван, поля испещрены пометками. Я буквально чувствую тепло рук, которые разглаживали потрепанные страницы. На обложке черными буквами вытеснено – «Об истоках». Затем идут имена десятка Серебряных ученых – авторов статей, помещенных в этой маленькой книжке. По большей части они слишком сложны для моего понимания, но тем не менее я их просматриваю. Хотя бы ради Джулиана. Один абзац он в особенности испестрил, даже загнул страницу и подчеркнул несколько фраз. Что-то о мутациях, возникших от применения древнего оружия, которым мы больше не владеем и разучились создавать. Один из ученых полагает, что из-за этого возникли Серебряные. Другие с ним спорят. Некоторые упоминают богов – возможно, тех самых, в которых верит Айрис. Джулиан ясно формулирует свою позицию внизу страницы. «Странно, что многие считают себя богами или избранниками богов, – написал он. – Людьми, получившими благословение от высших сил. Вознесенными до нашего нынешнего положения. Ведь все свидетельствует об обратном. Наши способности произошли от искажения, от некоего бедствия, которое чуть ли не полностью погубило род человеческий. Мы не избраны богами, мы ими прокляты». Я моргаю, глядя на эти слова, и задумываюсь. «Если Серебряные прокляты, то кто же такие новокровки? Мы еще хуже? Или Джулиан ошибается? Мы избраны? Но для чего?» Мужчины и женщины, которые были гораздо умнее, чем я, не нашли ответа – и я тоже не нахожу. Не говоря уж о том, что у меня есть более неотложные дела.