– Она привела тебя сюда, чтобы я наконец принял решение, – говорит Мэйвен. – Какое? – Жениться на Айрис. Не жениться на Айрис. Эванжелина уж точно прислала тебя не на чаепитие. – О да. Эванжелина будет охотиться за королевской короной, пока Мэйвен не наденет ее на голову другой. Для этого она создана. Точно так же, как и Мэйвен создан для других, более ужасных вещей. – Она полагает, чувства к тебе способны повлиять на мое решение. Глупости. Я вздрагиваю. Клеймо под рубашкой жжет. – Я слышал, ты снова начала бить посуду, – продолжает Мэйвен. – У тебя скверный фарфор. Он усмехается, глядя в потолок. Кривой улыбкой. Как у брата. На мгновение лицо Мэйвена становится лицом Кэла, их черты сливаются. Я с испугом понимаю, что провела в плену больше времени, чем была знакома с Кэлом. Я изучила лицо Мэйвена лучше, чем лицо его старшего брата. Он движется, и вода рябит, когда Мэйвен свешивает за край ванны руку. Я отвожу глаза и смотрю в пол. У меня трое братьев и отец, который не может ходить. Несколько месяцев я жила в одном помещении с десятком вонючих мужчин и мальчишек. Я прекрасно знаю, как выглядит мужское тело. Но это не значит, что я готова видеть Мэйвена больше необходимого. Я вновь чувствую, что ступаю на зыбкую почву. – Свадьба завтра, – говорит он наконец. Его голос эхом отдается от мрамора. – О. – Ты не знала? – Откуда? Меня не держат в курсе всех твоих дел. Мэйвен пожимает плечами. Вода колеблется, приоткрывая чуть больше белой кожи. – Да, да, я, пожалуй, не думал, что ты начнешь бить из-за этого посуду, но… Он делает паузу и смотрит на меня. Я ощущаю покалывание во всем теле. – Но приятно было представить. Если бы я знала, что последствий не будет, я бы начала кричать. Выцарапала бы ему глаза. Сказала бы Мэйвену, что, пусть даже мы с Кэлом совсем немного времени провели вместе, я до сих пор помню, как наши сердца бились в такт. Как он прижимался ко мне, когда мы спали – в одной постели, наедине, обмениваясь кошмарами. Как его рука касалась моей обнаженной, заставляя меня смотреть на Кэла, пока мы падали с неба. Каков он на запах. И на вкус. «Я люблю твоего брата, Мэйвен. Ты был прав. Ты – только тень. Кому нужны тени, если есть огонь? Кто променяет бога на чудовище?» У меня нет молнии, но я могу уничтожить Мэйвена словами. Ткнуть в слабые места, разбередить раны. Пусть истекает кровью и покрывается рубцами, превращаясь в нечто еще более худшее, чем до сих пор. Но выговорить мне удается что-то совсем другое. – Ты любишь Айрис? – спрашиваю я. Мэйвен чешет голову и фыркает, как ребенок. – Как будто любовь играет тут какую-то роль. – Что ж, она – твоя первая девушка, которая появилась у тебя после смерти матери. Интересно посмотреть, как ты будешь жить без ее яда. Я барабаню пальцами по бедру. Постепенно мои слова доходят до него, и он едва заметно кивает. Соглашаюсь. Я ощущаю жалость, но борюсь с ней отчаянно. – И помолвка состоялась только два месяца назад. События развиваются быстро – в любом случае быстрее, чем с Эванжелиной. – Так бывает, когда на грани балансирует целая армия, – резко отвечает Мэйвен. – Озерные вовсе не отличаются терпением. Я усмехаюсь. – А Дом Самоса такой покладистый? Уголок его рта приподнимается в кривой улыбке. Мэйвен поигрывает огненным браслетом, медленно поворачивая серебряную полоску на тонком запястье. – У них свои интересы. – Я думала, Эванжелина уже превратила тебя в подушечку для булавок. Его улыбка делается шире. – Если она убьет меня, то потеряет все шансы, какие, по ее мнению, у нее еще остались, пускай они и невелики. Кроме того, отец ей не позволит. Дом Самоса не утратит своего огромного влияния, даже если она не станет королевой. Но какая королева получилась бы из Эванжелины… – Могу себе представить. От этой мысли меня охватывает дрожь. Короны из игл, кинжалов и бритв, Ларенция в сверкающих змеях и Воло, управляющий Мэйвеном, как марионеткой. – А я не могу, – признается он. – До сих пор я вижу ее только женой Кэла. – Тебе не обязательно было выбирать Эванжелину, после того как ты подставил брата… – Ну, я в принципе не мог выбрать человека, которого хотел, правда? – огрызается он. Вместо жара я чувствую, как воздух вокруг холодеет. Настолько, что моя кожа покрывается мурашками. Мэйвен смотрит на меня глазами, полными яростного синего огня. Когда воздух остывает, пар рассеивается; исчезает последняя преграда между нами. Дрожа, я отхожу к ближайшему окну и поворачиваюсь к Мэйвену спиной. Снаружи на легком ветерке трепещут магнолии, их белые, кремовые, розовые цветы освещены солнцем. Такая простая красота кажется неуместной здесь, среди зараженной крови, честолюбия и предательства. – Ты послал меня умирать на арену, – медленно говорю я. Как будто мы могли об этом забыть. – Я живу в твоем дворце, скованная, день и ночь под стражей. Ты позволяешь мне гаснуть, болеть… – Думаешь, мне нравится видеть тебя такой? – бормочет Мэйвен. – Думаешь, приятно держать тебя в плену? Его дыхание вдруг осекается. – Но это единственный способ сделать так, чтобы ты осталась со мной. Вода плещется, когда он двигает руками. Я сосредотачиваюсь на этом звуке, а не на голосе Мэйвена. Пусть даже я знаю, что он делает, пусть даже чувствую, что его хватка усиливается… я не могу ему помешать. Было бы слишком просто расслабиться и утонуть. Отчасти мне этого хочется. Я не свожу глаз с окна. В кои-то веки я рада чересчур знакомой тупой боли, которую причиняют Молчаливые камни. Это – явное напоминание о том, кто такой Мэйвен и что значит его любовь. – Ты хотел убить всех, кто мне дорог. Ты убивал детей. Окровавленный младенец с запиской в кулачке. Я помню крошечный трупик так ясно, словно вижу его в кошмаре. И я не пытаюсь прогнать это зрелище. Нельзя. Я не должна забывать, кто такой Мэйвен. – Из-за тебя погиб мой брат. Я разворачиваюсь к нему и издаю хриплый мстительный смех. Гнев прочищает мысли. Мэйвен резко садится. Его обнаженный торс почти так же бел, как мыльная вода в ванне. – А ты убила мою мать. Забрала моего брата. Забрала отца. Как только ты родилась на свет, колеса пришли в движение. Моя мать заглянула тебе в голову и увидела… возможность. Шанс, о котором она мечтала всю жизнь. Если бы ты не… если бы ты никогда… – Мэйвен запинается: слова вылетают быстрее, чем он успевает их остановить. Затем он стискивает зубы, подавив нечто еще более страшное. Я вновь ощущаю гнет тишины. – Я не желаю знать, что тогда было бы. – А я знаю, – рычу я. – Я бы лежала в окопе, превращенная в пепел, или разорванная на куски, или ставшая полутрупом. Я знаю, что случилось бы, потому что так живут миллионы. Мой отец, мои братья… слишком многие. – Теперь, когда ты столько всего узнала… неужели ты бы захотела вернуться? Ты бы выбрала прежнюю жизнь? Призыв, ваш грязный городок, свою семью, того мальчишку с реки? Многие умерли из-за меня. Из-за того, кто я такая. Будь я просто Красной, просто Мэрой Бэрроу, они были бы живы. Шейд бы не погиб. Мои мысли цепляются за него. Я бы отдала многое, чтобы вернуть брата. Я бы тысячу раз пожертвовала собой. Но есть и другие новокровки, найденные и спасенные. Удачные восстания. Оконченная война. Серебряные рвут друг друга. Красные объединяются. Я приложила руку ко всему этому, хотя бы отчасти. Было много ошибок. Моих ошибок. Их невозможно сосчитать. Я безмерно далека от совершенства, да и хотя бы от того, чтобы называться приличным человеком. И мне не дает покоя главный вопрос. «Отказалась бы ты от своей способности, от власти, чтобы вернуться к прежней жизни?» Ведь Мэйвен имеет в виду именно это. Не нужно долго думать, чтобы дать ответ. – Нет, – шепотом отвечаю я. Я не помню, когда успела подойти к нему так близко, но моя рука теперь держится за край фарфоровой ванны. – Нет, не согласилась бы. Это признание жжет больнее огня, оно пожирает меня изнутри. Я ненавижу Мэйвена за то, какие чувства он во мне пробуждает, за то, что он заставляет меня понять. Интересно, способна ли я двигаться достаточно быстро, чтобы справиться с ним? Сжать кулак, ударить его в челюсть твердым краем наручников. Смогут ли целители вырастить новые зубы? Но нет смысла пытаться. Я всё равно не узнаю результата, потому что не выживу. Мэйвен гневно смотрит на меня – Кто знает, что такое жить в темноте, заплатит любую цену, лишь бы остаться на свету. – Не делай вид, что мы с тобой одинаковы. – Одинаковы? Нет. – Он качает головой. – Но, возможно… мы в равном положении. – Равном? И мне снова хочется разорвать его на части. Ногтями и зубами впиться в горло. Этот намек меня ранит. Почти так же, как осознание того, что Мэйвен, возможно, прав.