После Выбора королевы я пообещала ей место официальной фаворитки. Но эта мечта исчезла вместе с принцем Тиберием, как исчезают сны при свете дня. «Любовница». Вот как назвал ее Мэйвен после покушения. Я чуть не убила его на месте. Я качаю головой, сосредотачиваясь на насущных делах. Элейн может подождать. Элейн ждет, как обещали мои родители. В безопасном месте, у нас дома, в Разломах. За дворцом начинаются цветущие сады, подходящие к самым стенам. Кованые решетки окружают розарии и кустарник. Отличный материал для копий. Сад исконно охраняли представители самых разных домов – ткачи ветра Ларисы, шелки Айрелы, бдительные Игри – но в последние месяцы ситуация изменилась. Ларисы и Айрелы бросили вызов правлению Мэйвена, заодно с Домом Хэйвена. А пока идет бой, сам король в опасности, поэтому прочие дворцовые охранники сейчас сражаются на площади. Я смотрю сквозь ветви – цветы магнолии и вишни кажутся особенно яркими на фоне темного неба. На укреплениях из алмазного стекла движутся фигуры в черном. Только Дом Самоса остался на стене. – Братство железа! Они поворачиваются на мой голос и отвечают: – Братство стали! Стены приближаются, и по моей шее течет пот. От страха, от усталости. Еще несколько метров. Я укрепляю перламутровый металл своих сапог, делая тверже последние шаги. – Ты можешь встать? – спрашиваю я Птолемуса и одновременно тянусь к Рен. Издав стон, он поднимается с носилок и заставляет себя устоять на подгибающихся ногах. – Я не ребенок, Эви, я в состоянии пройти тридцать шагов. В качестве доказательства черная сталь вновь покрывает его тело гладкими пластинами. Будь у нас больше времени, я бы отметила слабые места в обычно безупречной броне брата. Дыры по бокам, слишком тонкий слой пластин на спине. Но вместо этого я только киваю. – Иди первый. Он приподнимает угол губ, пытаясь усмехнуться, умерить мою тревогу. Я облегченно вздыхаю, когда Птолемус поднимается в воздух и взлетает на стену. Наши родичи ловко ловят его, притягивая своей способностью. – Наша очередь. Рен прижимается ко мне, надежно угнездившись под мышкой. Я делаю вдох, сосредоточившись на ощущении металла под пятками, на ногах, на плечах. «Наверх», – приказываю я доспехам. Щелк. Первое ощущение, которое отец заставил меня запомнить – это пуля. Я два года спала с пулей на шее. Пока она не стала знакомой мне, как собственные цвета. Я с расстояния в сотню метров могу определить калибр. Вес, форму, состав. Крошечный кусочек металла – это разница между чьей-то жизнью и моей смертью. Пуля может убить меня – или спасти. Щелк, щелк, щелк. Взрывающиеся пули напоминают острые иглы – их невозможно не заметить. Они летят снизу. Мои ноги касаются земли вновь, и я сосредотачиваюсь, взмахнув руками, чтобы заслониться от внезапной опасности. Бронебойные патроны, в толстой латунной оболочке с вольфрамовой сердцевиной и заостренным наконечником, описывают дугу перед моими глазами и отлетают, безвредно скрываясь в траве. Не меньше десятка ружей стреляют залпом, и я вскидываю руку, защищаясь. Пулеметная очередь заглушает крик Толли. Каждая пуля прорывает мою способность, забирая кусок ее, кусок меня. Одни пули останавливаются на лету, другие мнутся. Я вкладываю все силы в то, чтобы создать кокон безопасности. Толли и мои родичи, стоя на стене, делают то же самое. Они берут часть задачи на себя, настолько, чтобы я могла понять, кто в меня стреляет. Красные лоскутья, злые глаза. Алая гвардия. Я скриплю зубами. Валяющиеся в траве пули можно метнуть противникам в черепа. Но вместо этого я рву вольфрам, как шерсть, и быстро сплетаю сверкающую нить. Вольфрам необыкновенно тяжел и прочен. Чтобы работать с ним, нужно много энергии. Вдоль спины катится пот. Нить разлетается, как паутина, задев дюжину мятежников. Продолжая то же движение, я вырываю оружие у них из рук и ломаю его на куски. Рен жмется ко мне и держится крепко; я чувствую, как лечу наверх, вдоль неуязвимой алмазной стены. Толли ловит меня – как всегда. – А теперь вниз, – говорит он, до боли стискивая мою руку. Рен сглатывает, посмотрев со стены. Глаза у нее расширяются. – Гораздо дальше. Да. Метров тридцать по отвесной скале, потом вдвое больше по склону до реки. «В тени моста», – сказал отец. В саду борются мятежники, пытаясь избавиться от сети. Я чувствую, как они тянут и дергают; сам металл хочет разорваться. Он требует моего внимания. «Вольфрам, – сердито думаю я. – Мне не хватает практики». – Пошли, – говорю я. За моей спиной вольфрам рассыпается в пыль. Сильный, тяжелый, но хрупкий. Без действия магнетрона он ломается, а не гнется. Дом Самоса не таков. Мы не сломаемся – и больше не станем гнуться. Лодки беззвучно рассекают воду, скользя по поверхности. Мы неплохо проводим время. Наше единственное препятствие – грязный Серый город. Его вонь липнет к моим волосам, тело продолжает пахнуть им, даже когда мы преодолеваем защитное кольцо деревьев. Рен ощущает, что мне неуютно, и кладет руку на мое обнаженное запястье. Ее исцеляющее прикосновение очищает легкие и прогоняет усталость. Толкать сталь по воде спустя какое-то время становится утомительно. Мама наклоняется через борт лодки и опускает руку в воду Столичной реки. Несколько сомов поднимаются из глубины, щекоча ей усами пальцы. Эти скользкие твари не тревожат ее, но я вздрагиваю от отвращения. Маму они не пугают – тем более что они могут знать, если кто-нибудь нас преследует. Мамин сокол тоже несет стражу. Когда солнце сядет, его сменят летучие мыши. Как я и полагала, на моих родителях ни царапины. Отец стоит у руля первой лодки и ведет всю нашу маленькую флотилию. Черный силуэт на фоне синей реки и зеленых холмов. Его присутствие успокаивает меня больше, чем зрелище мирной долины. Долгое время все молчат. Даже мои родственники, которые обычно любят поболтать о пустяках. Вместо этого они сбрасывают форму охранников. Символы Норты плывут за лодкой, яркие медали погружаются в темноту. Награды, завоеванные кровью Самосов. Знаки нашей верности и преданности. Теперь они канули в реку – и в прошлое. Мы больше не принадлежим Норте. – Значит, решено, – бормочу я. Толли у меня за спиной выпрямляется. Его изуродованная рука по-прежнему перевязана. Рен не рискнет отращивать целую кисть на ходу. – А что, кто-то сомневался? – А что, был выбор? – обернувшись, спрашивает мама. Она движется и потягивается с изяществом кошки. Бабочки давно улетели с ее темно-зеленого платья. – Слабого короля мы могли контролировать, но управиться с безумцем невозможно. Как только Айрелы решили открыто бросить ему вызов, для нас все игры закончились. А когда он выбрал Озерную… – она закатывает глаза. – Мэйвен сам разрубил последнюю связь между нашими домами. Я едва не фыркаю ей в лицо. Никто не принимает решений за моего отца. Но я не настолько глупа, чтобы смеяться над мамой. – Поддержат ли нас теперь другие? Я знаю, папа вел переговоры. Оставив детей при дворе одних, на милость Мэйвена. Слова, которые я не рискну сказать вслух ни одному из родителей. Но мама тем не менее их угадывает. – Ты отлично справилась, Эви, – воркует она, касаясь рукой моих волос и пропуская серебристые пряди меж мокрых пальцев. – И ты, Птолемус. Учитывая беспорядки в Корвиуме и восстание Домов… никто не сомневался в вашей преданности. Вы позволили нам выиграть время, бесценное время. Я сосредотачиваюсь на стали и воде, игнорируя ее холодное прикосновение. – Надеюсь, оно того стоило. Мэйвен уже имел дело с многочисленными мятежами. Без Дома Самоса, без наших ресурсов, наших земель, наших солдат… разве он способен победить? Но до сегодняшнего дня у него не было Озерных. Теперь я понятия не имею, что может произойти. И это ощущение мне совсем не нравится. Моя жизнь представляла собой постоянное упражнение в расчетах и терпении. Неопределенное будущее пугает меня. На западе алое солнце заходит за холмы. Яркое, как волосы моей Элейн. «Она ждет меня, – напоминаю я себе. – Она в безопасности». Ее сестре посчастливилось меньше. Мариэлла умерла в муках, опустошенная жарким шепотом Мерандуса. Я избегала его по мере сил, радуясь, что мне ничего не известно об отцовских планах. Я видела последствия на Мэре. После допроса она шарахалась от Самсона, как побитая собака. Это была моя вина. Я направляла руку Мэйвена. Без моего вмешательства он, возможно, не позволил бы шепоту действовать в полную силу – впрочем, тогда он бы вообще держался подальше от Мэры. Он не был бы настолько ослеплен ею. Но вместо этого он сделал, как я и рассчитывала, и притянул ее ближе. Я надеялась, что они утопят друг друга. Простой расчет. Привяжи двух врагов к одному якорю. Но она не сломилась. Девушка, которую я помню – напуганная переряженная служанка, которая подчинялась любой лжи, – уступила бы Мэйвену давным-давно. Однако Мэра надела другую маску. Она плясала под дудку короля, сидела с ним рядом, жила, как тень, лишенная свободы и способности. И тем не менее цеплялась за свою гордость, свой огонь, свой гнев. Он горел в ее глазах, не потухая. Признаюсь, я уважаю Бэрроу за это. Пусть даже она многого меня лишила. Она служила постоянным напоминанием о том, чем должна была стать я. Принцесса. Королева. Я родилась через десять месяцев после Тиберия. Я была создана, чтобы выйти за него. Мои первые воспоминания – это мамины змеи, которые шипели мне в уши, передавая ее нашептывания и обещания. «Ты дочь клыков и стали. Для чего ты предназначена, если не для того, чтобы править?» Каждый урок в классе и на арене служил подготовкой. «Будь лучшей, самой сильной, самой умной, самой опасной, самой хитрой. Самой достойной». И я была – всем. Короли не славятся добротой и состраданием. Выбор королевы придумали не для того, чтобы заключать счастливые браки, а для того, чтобы рождались сильные дети. С Кэлом я бы получила то и другое. Он не стал бы возражать против моей возлюбленной и не пытался бы меня контролировать. Его взгляд был ласков и задумчив. Большего я и не могла ожидать. И я заслужила Кэла – каждой каплей крови, которую пролила, всем своим потом, всеми слезами боли и отчаяния. Всеми жертвами, которые принесла, отказавшись от того, чего хотела на самом деле. Ночью накануне Выбора королевы я грезила, как это будет. Мой трон. Мои царственные дети. Неподвластные никому, даже отцу. Тиберий будет моим другом, а Элейн – возлюбленной. Она выйдет за Толли, как мы условились, чтобы никогда не разлучаться. А затем в нашу жизнь ворвалась Мэра, и эта мечта развеялась, как песок. Некогда я думала, что наследник сделает немыслимое. Отодвинет меня в сторону ради новообретенной леди Титанос, у которой такие странные манеры и еще более странная способность. Но вместо этого она стала смертельно опасной пешкой, смахнувшей моего короля с доски. Пути судьбы причудливо изгибаются. Интересно, предвидел ли сегодняшний день тот красноглазый новокровка. Смеется ли он над тем, что видит сейчас? Вот бы он хоть ненадолго попал мне в руки. Терпеть не могу чего-то не знать. На берегах появляются аккуратно подстриженные лужайки. Трава окрашена золотым и алым; поместья, тянущиеся вдоль реки, залиты красивым закатным блеском. Наш собственный особняк недалеко, осталась всего одна миля. Потом мы направимся на запад. Туда, где наш настоящий дом. Мама так и не ответила на мой вопрос. – Значит, отец сумел убедить остальные Дома? – спрашиваю я. Она прищуривается, и все ее тело напрягается. Свивается, как змея. – Дом Лариса и так уже с нами.