– Я очень прошу тебя, эмир, действуй нежно. – Девушка все еще стыдливо стояла к нему спиной. Он шагнул в просторную душевую кабину и дотронулся до ее плеча кофейного цвета. Ее кожа была гладкой, как новый айфон, купленный им в Стамбуле. – Не бойся меня. – Командир пытался говорить уверенно, но голос, увы, дрожал. – Кажется, я без памяти влюбился в тебя, повернись ко мне, я буду очень нежен с тобой… Девушка повернулась настолько быстро, что он успел отметить только ее глаза цвета драконьей зелени, а также летящий ему в лицо кулак, такой неестественный, совсем не похожий на девичий, с блестящими шарами по бокам. Она ударила его цельнолитой гантелью, лежавшей в углублении для мыла и шампуня, и один из металлических шаров пришелся точно на висок эмира. Он начал вываливаться из душевой кабины, зацепив спиной штору, а она успела нагнать его еще одним ударом в левую часть крупного подбородка. – Аллаху акбар! – закричала девушка с яростью. Нокаутированный командир упал на спину и ударился затылком о стену, облицованную кафелем. Находясь в состоянии грогги, он сумел встать на четвереньки и начал медленно выползать наружу. Она выскочила из душа и нанесла ему третий размашистый удар в затылок. Эмир распластался на животе, но снова приподнялся и пополз по-пластунски, продолжая тащить на мокрой спине длинную штору с пластиковым карнизом. Он пытался сказать, что ничего не видит и ему нужна помощь, но вместо слов его стошнило на скрипевшие под ладонями, грудью, животом и голыми коленями куски стекла. – У-у-ули-и, – ему удалось выдавить нечленораздельные звуки. – Что?! Я не расслышала! – Бенфика сунула ноги в заранее расшнурованные кеды, закинула через плечо ремень с пистолетом в деревянной кобуре, подняла тяжелый табурет и вышла в спортзал. – Гули-и! – отчетливо произнес мужчина, тяжело двигавшийся под полупрозрачной пленкой. – Ого, эмир, ты называешь меня оборотнем гули? – Она ударила его табуретом по голове, но промахнулась и попала в спину. Он продолжал ползти. Она шла следом за ним по спортзалу. – Твое лицо в вонючей рвоте, из твоих ушей и носа идет кровь, твой череп поврежден пятисотграммовой цельнометаллической гантелью, но ты все так же плаваешь в тумане собственных фантазий? Она бросила табурет на его голову с размаху, без всякой «спортивной экономии». – Сам ты гули! Аллаху акбар! Кровь обильно сочилась из-под неподвижного тела, и она увидела на полу в красном стекле свое отражение. Девушка всхлипнула и разрыдалась. Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох… Вытерла рукой слезы, присела на корточки. Ей пришлось напрячься, чтобы частично освободить мокрое тело от полиэтиленовой шторы. Взяла правую руку эмира и осмотрела неестественно белую кожу на внутренней стороне пониже локтя. Не было на ней, конечно, никакой татуировки. – Ты психически больна… – сказала она вслух. – Он был еще мальчишкой, когда это случилось… Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох… Она встала и вынула пистолет из деревянной кобуры. В Академии ей приходилось держать в руках советское оружие. И даже стрелять из него на полигоне. Очень привлекательный внешне, но слишком большой и неоправданно тяжелый. Этот блондин, пытавшийся найти к ней ловкий подход и превратить в свою рабыню, был пижоном. У него и военная куртка винтажная от какого-нибудь «гуччи-мяуччи». Прав был старый джихадист Абу Джасим, сгинувший в тюрьме йеменской госбезопасности от рака простаты, «нет больше идейной организации, а есть пижонская молодежь, прикрывающая великой религией свой жалкий криминал». Она проверила снаряжение магазина, щелкнула предохранителем и с лязгом передернула затворный механизм. Пристегнула деревянную кобуру к рукоятке – теперь у пистолета появился приклад, как у автомата. Возможно, все вокруг считают, что будущего для нее уже не существует и она растратила отпущенное ей время, но это не так. Аллах велик! Она опять сделала глубокий вдох. Где одежда? В вынесенные взрывом окна дул прохладный ветер, пахло гарью. Градусов десять-пятнадцать всего. Она начала мерзнуть. Пора выбираться из этого каменного мешка. Тут девушка вспомнила о порезанном плече и положила пистолет на диван, чтобы заново перетянуть рану полоской ткани от рубахи эмира. Одежда этому террористу больше не понадобится. 4 Черный Омар Дверь в подвал была открыта настежь, а на первом этаже шумел дизель-генератор, поэтому она не услышала, как в подвал походкой пустынного гепарда вошел большой африканец, а следом вкатился коротышка-сириец. – Да-а-а, брат, Йемен – это суровая страна, – раскатистым басом произнес африканец, глядя на тело эмира в коконе из перепачканных кровью полупрозрачных штор. – Вот зашел не за тот бархан, и осталась от тебя только история у костра… Совершенно голая Бенфика застыла на месте. Двое мужчин держали ее на прицеле. Они стояли у входной двери и не могли видеть пистолет, лежащий на диване за подлокотником. До стечкина от нее всего пара шагов, но на деле – пропасть. – А мы-то собирались обвинить эмира в неверии. Надеялись отрезать ему голову по приговору нашего с тобой шариатского суда! – запричитал пузан. – Да-а, – пророкотал сомалиец. – Видишь, брат, за нас все дела успела провернуть эта дерзкая девица, смахивающая сейчас на мою соплеменницу. В свете мерцающих на потолке ламп и без того смуглая Бенфика действительно выглядела как коренная обитательница сомалийской пустыни. На смоляной фигуре выделялись только светлые кеды и перевязанное куском ткани плечо. – С вашим командиром произошел несчастный случай. – Она встала к ним боком, прикрыв грудь и низ живота руками. – Можно я оденусь? Мне холодно… Странная парочка наслаждалась моментом и не спешила. – Ты это серьезно? Несчастный случай? – Огромный негр рокотал, как бронетранспортер, поднимающийся в гору. – Он голый с табуретки упал, что ли? Чем же вы тут занимались? Ролевыми играми? А ну-ка с этого места поподробнее! – Так захотел Аллах! – Сириец залился смехом, держась одной рукой за сердце, а другой хлопая себя по пухлому животу. Его калашников теперь висел на плече. Разве может быть опасна безоружная да еще и голая девица, в десяти метрах от него? «Сэмюэль Л. Джексон», продолжая улыбаться, перевел автомат на «Дэнни Де Вито» и ткнул ствол под лопатку с левой стороны. Раздался глухой выстрел. Из правого плеча сирийца вылетел окровавленный кусочек мяса и размазался по стене у потолка. Толстяк шлепнулся на пол, как мешок с подгнившими фруктами. Бенфика прыгнула на диван. Пистолет с прикладом оказался в руках. Она трижды, не глядя, выстрелила из-за подлокотника в направлении африканца. Рывком перевалилась через спинку мягкой мебели, упала на пол, больно ударилась бедром и коленями, прижала кобуру к плечу и уже хотела взять на мушку ноги африканца, но пространство до самых дверей опустело. Несмотря на внушительные габариты, сомалиец был очень быстрым парнем. – Слушай, подруга, а у тебя тяга к насилию такая же, как и у меня, – раздался низкий голос из-за входной двери. – Ты мне руку задела. Зачем стрелять не целясь? Кто тебя этому учил? Но хвала Аллаху! Не сильно задела. Знаешь, я предлагаю прекратить огонь. Хорошо? Он помолчал, а девушка переставила флажок пистолета в режим стрельбы очередями. – Понимаю, ты мне не доверяешь… – А с чего мне тебе доверять, негр? Ты своего приятеля только что ликвидировал. – Девушка старалась говорить спокойно. – Немотивированно ликвидировал. – Почему немотивированно? Он слишком жадный был, дорогуша. Ну и ты… ты тоже хороша: убила нашего эмира самым зверским способом. Можно я отныне буду называть тебя сестрой? – Как хочешь. – А ты небось наврала, что готова стать его любовницей? Я угадал? Обманула, а он и поверил, хотя считал себя ужасно умным и осторожным. Не стыдно? – Не стыдно. – Ну и ладно, мне не жаль этого пижона. Ты говорила, что твоя мамаша туарег. Из Тимбукту, из Мали, так? – Да. – В Африке есть поговорка: встретить туарега в пустыне – плохая примета. О-о-очень плохая примета! Похоже, эмир не разбирался в африканских поговорках. Послушай, сестренка, мне не нужна война. Веришь? – Нет. – Ну и ладно. Наберись терпения и послушай. Очень давно я служил в сомалийской армии, и наша часть обслуживала советскую военную базу в Бербере. Однажды мой приятель, такой же черный солдат, пошел ночью в автомобильный парк, чтобы слить бензин в свои канистры из грузовиков русских. Но оказалось, что часовой, охраняющий парк, не спал. Этот русский коммунист, увидев здорового негра с двумя большими канистрами с ворованным горючим, обиделся за Советский Союз и крикнул: «Стой! Стрелять буду!» И начал палить очередями из калашникова. Он впал в такую эйфорию, что не мог успокоиться, пока не расстрелял все четыре магазина патронов. Он изрешетил забор напротив, грузовики со станциями спутниковой связи и генеральский автомобиль. Пока он палил во все стороны, мой черный приятель стоял на месте с канистрами в состоянии ступора – ни жив ни мертв. И что ты думаешь? В него попала только одна пуля! Всего одна пуля, да и та отрикошетила в задницу. Когда часовой израсходовал боезапас, мой знакомый сказал: «Вот сука!» – и потерял сознание. Но знаешь, к чему я это рассказываю? Вовсе не к тому, что мы, сомалийцы, выучили много плохих слов от русских… – Ты хочешь мне сообщить, что стреляешь лучше того русского и что у тебя не бывает эйфории, – сказала Бенфика. Пока он говорил, она несколько раз сжала кулаки, чтобы согреть пальцы, и скрестила ноги, как делают снайперы на боевой позиции. Хвала Аллаху, на полу – у нее под животом – не оказалось битого стекла. – Какая же ты умная, сестренка! Я много кому рассказывал эту историю, но никто не мог понять, к чему это я клоню… Да, я стреляю очень хорошо, поэтому мог запросто уложить вас обоих, но ты жива и невредима. И даже пытаешься дерзить брату Омару. – Тебя зовут Омар? – Да, Бенфика, теперь мы должны сказать, что нам приятно познакомиться. – Почему ты убил человека из Сирии? – Буду честен. В саду за зданием стоят два грузовика, набитых оружием на несколько миллионов долларов. Оно досталось нам позавчера на халяву. Толстяк задумал переправить его на родину в Сирию для святого дела – на борьбу с диктатором Асадом, но на самом деле – выгодно толкнуть через посредников «Исламскому фронту». Он бы выстрелил мне в спину в удобный момент, чтобы не делиться деньгами. Я сделал это первым. И теперь у меня свои планы. Ракеты и новые пулеметы очень пригодятся братьям, воюющим в Сомали. – И ты хочешь, чтобы мы с тобой вдвоем погнали эти грузовики к побережью? – Точно! Я, милая, к сожалению, не умею управлять двумя грузовиками одновременно. Думаю, ты умеешь водить машину. И судя по речи и гордому поведению, ты воспитанная девушка и не сделаешь подлость по дороге, если мы сейчас ударим по рукам… – А ты не думаешь, что я сверну на дороге в город и угоню грузовик? – Конечно, не думаю… Ты пыталась улететь из этой страны с джамбиями… Как сказал нам пижон, который сейчас лежит на полу, – это жутко дорогая коллекция древних клинков и сто процентов контрабанда, поэтому сдается мне, что и тебе не терпится подышать свежим воздухом на побережье. Согласна? – Допустим. Какой у тебя план? – Подожди, сестренка, я не закончил мысль. Не перебивай старших… Если ты не согласишься на мое бизнес-предложение, мне придется уехать на одном грузовике, а это ох как невыгодно! Я подопру чем-нибудь тяжелым дверь в подвал и оставлю тебя наедине с двумя мертвецами. И скоро ты познакомишься с бойцами нашего отряда. Их около сотни человек. В основном простые крестьяне, по своему настрою – горячие и злые люди. Что скажешь? – А что ты предлагаешь? – Просто оденься и выходи на улицу. И не забудь прихватить с собой портрет экс-президента, стоящий у стены. Он нам может понадобиться. Я буду ждать в саду, дорогуша. Мы отправимся к морю маленькой колонной, и там наши пути разойдутся… Утренний ветерок занес в подвал очередную порцию дыма со взлетной полосы, и африканец чихнул. Ну что сказать? Она лежала на холодном продуваемом полу и боялась, что не сможет нажать на спусковой крючок. – Хорошо, я согласна, – сказала Бенфика. – И в знак того, что мы договорились, ты выйдешь сейчас из-за двери так, чтобы я тебя увидела, и положишь на пол автомат. У тебя останется «глок» в кобуре на поясе. – А может, нам с тобой еще селфи запилить в инстаграм? – Боевик сделал паузу и, видимо, посчитал до десяти, чтобы оставаться спокойным. – Всё! Я пошел к машинам. Буду ждать ровно пять минут. Если не придешь, спалю один грузовик из РПГ, а на другом уеду к морю. У тебя есть пять минут, сестренка… Дверь подпирать, так и быть, не стану. Дизель-генератор на первом этаже фыркнул пару раз и заглох. За окнами светало. – Я ушел, зеленоглазка! – крикнул он в тишине. Вскоре она услышала, как хлопнула дверь в здание аэровокзала. В кабинете, где ее допрашивали, помимо рюкзака с кинжалами и паспортом, взяла несколько вещей эмира: АК-74М со складывающимся полимерным прикладом, тактическую жилетку с запасными магазинами и гранатами, а также спутниковый телефон. Толстую пачку сотенных долларов в непромокаемом пакете (собственные сбережения), к сожалению, не нашла. Через четыре с половиной минуты Бенфика приблизилась к пожарному выходу в правом крыле здания, прислонила портрет экс-президента к стене, прислушалась, выдернула предохранительную чеку и бросила осколочную гранату на улицу. После взрыва сделала пару шагов наружу и тут же присела на правое колено, чтобы стрелять из автомата сразу, как только развеется пыль. Под кустами цветущей бугенвиллеи желтели огромные подошвы пустынных ботинок. Черный Омар лежал лицом в асфальт и спиной к светлеющему небу. На его комбинезоне в районе мощной задницы, могучей спины и толстого бритого затылка расплывались яркие красные пятна.