Он рассмеялся, словно она пошутила, и ушел. День приятный, без единой капельки с неба, прохладный ветерок доносит на площадку птичьи песни. Клитемнестра устраивает мальчишкам состязание в ближнем бою. Одному она дает короткий меч, а второго оставляет безоружным, чтобы тот учился быть быстрым и обезоруживать соперника голыми руками. Это непростая задача, но мальчишки горят желанием учиться. Орест куда мельче остальных, но он быстр, как заяц, и ему удается обезоружить куда более крупного соперника, подставив ему подножку. Но когда наставник дает меч ему, Орест замедляется, и его соперник остается цел и невредим. – Зачем ты это сделал? – спрашивает Клитемнестра. Орест поднимает на нее виноватый взгляд. – Это был нечестный бой. – А когда ты был без оружия, бой был честный? Орест пожимает плечами. – Ты думаешь, что война – это честно? Орест трясет головой. Клитемнестра знает, что ее мальчик слаб: она видела, как он плакал после того как его избил отец, как он съеживается, когда на него кричат сестры. Краем глаза она замечает, что за ними наблюдает Электра. Ей становится интересно, о чем думает дочь. – Разве наши люди сражаются лишь для того, чтобы защитить себя? – продолжает она. – Разве мы причиняем вред только тем, кто нанес нам оскорбление? Теперь она почти что чувствует, как в голове Электры роятся мысли. Она разве что не слышит эти мысли. Разве это было бы плохо? Тогда было бы куда меньше войн. Но Орест отвечает: – Нет. – Тогда начни сначала, – говорит Клитемнестра и отступает в сторону. Мальчик, с которым состязался Орест, неуверенными шагами снова выходит в центр площадки. Теперь все наблюдают за ними, вокруг сгущается тишина. Орест бросает последний взгляд в сторону матери, а затем рассекает мальчишке лицо. Кровь капает ему на тунику, и наставник одобрительно кивает. Когда мальчишка, стиснув кулаки, снова начинает наступать, Орест оставляет порез у него на ноге, и тот падает на колени, его руки обагряются кровью. На площадку выходит Леон, помогает мальчишке подняться и промыть раны. Промеж зрителей пролетает шепоток, точно стайка летучих мышей, продирающихся сквозь ветви деревьев. Клитемнестра поворачивается к дочерям. В широко распахнутых глазах Ифигении одновременно читается ужас и облегчение; она крепко сжимает руку Хрисофемиды, хотя ее сестричка совсем не кажется напуганной. Лицо Электры мрачно, как штормовое море. – Теперь он меня ненавидит? – Орест подходит к ней, всё еще сжимая в руках меч, с которого капает кровь. Он не сводит глаз с мальчика, пока Леон умывает того водой. Рана тянется от виска к подбородку – глубокий, яростный порез, который вскоре вздуется. – Это неважно, – отвечает Клитемнестра. – В следующий раз он будет упорнее сражаться и лучше защищаться. Орест кивает. Клитемнестра не прикасается к нему: она больше не может до него дотрагиваться, только не перед другими мальчиками, – но она обнимет его позже и скажет ему, что он сражался храбро. Согретая этой мыслью, она снова оборачивается к дочерям, но рядом с Ифигенией одна лишь Хрисофемида, насупившись, глядит на раненого мальчика. Электра куда-то испарилась. Уроки музыки проходят в просторной комнате, что выходит во внутренний дворик. Пол внутри выложен белоснежным паросским мрамором, а потолок выкрашен в рубиново-красный цвет. Когда входит Клитемнестра, женщина с длинными черными волосами и крупными золотыми серьгами как раз раскладывает инструменты перед Ифигенией и Электрой. Клитемнестра замечает, что Электра хмурится – всё еще негодует после сцены на площадке. – Уходи, – обращается Клитемнестра к наставнице, открывая сундук с лирами. – Сегодня я разучу с ними песню. Ифигения с любопытством склоняет голову набок, а Электра хмыкает. Как только Клитемнестра касается пальцами струн, комнату наполняет переливчатая мелодия. – Этой песне меня и моих сестер научила наша наставница в Спарте, – говорит она. – Вы ведь знаете историю о богине Артемиде и охотнике Актеоне? Электра, прищурясь, буравит мать взглядом. – Он подглядывал за ней, когда она купалась? – уточняет Ифигения. – И созвал всех своих товарищей-охотников посмотреть? – Он был одержим своей похотью, как многие мужчины. Но Артемида наказала его и превратила в оленя. Клитемнестра обращает взор на дочерей и начинает петь. Глупец Актеон! Думал он, Что унизить богиню под силу ему. Но глядите теперь: Был охотник, стал зверь, И вот Он добыча своих же псов. Ифигения беспокойно ерзает на табурете. Электра глядит бесстрастно и серьезно, точно ворон. «Мне нравятся истории об Артемиде, – сказала Елена, когда услышала эту песню в первый раз. – Она такая беспощадная, но по крайней мере никто и никогда не может причинить ей вред». – Может быть, эти мужчины ничего бы ей не сделали, – говорит Клитемнестра. – Может быть, они просто хотели взглянуть на ее тело. Но вы слышали хоть одну историю, в которой мужчина повстречал бы обнаженную богиню и просто ушел прочь? Ифигения качает головой. – Благородно быть добрым и избавлять других от страданий. А еще это опасно. Иногда приходится усложнять жизнь другим, пока они не сделали невыносимой твою. Следующие несколько дней, каждый раз, когда кого-то из мальчиков ранят, Клитемнестра учит их, как правильно очищать рану и какие травы помогут ее обеззаразить. Ей помогает Леон, а Ифигения и Электра каждый раз присоединяются к мальчикам. У Ифигении особенный талант: ее пальцы работают уверенно, но ласково, а память на нужные травы никогда не подводит. Она не останавливается ни перед чем, ее не смущают даже самые жуткие раны на головах. Однажды утром, придя на тренировочную площадку, Клитемнестра и Леон видят, как Ифигения промывает какому-то мальчику коленку. Мальчишка весь взъерошенный, колени ободраны, волосы грязные – должно быть, он пришел из деревни за городскими стенами. Ифигения нагибается к нему, прикладывает к коленке мазь, одновременно насвистывая какую-то мелодию, чтобы его успокоить. Ее профиль в утреннем свете выглядит так нежно, что Клитемнестра не может подобрать слов, не хочет тревожить свою безупречную дочь. Леон бросается к ним, прежде чем Клитемнестра успевает его остановить. Он опускается на колени рядом с Ифигенией и протягивает ей нужные травы. Она отвечает ему благодарной улыбкой, и его лицо озаряется, словно цветок на солнце. – Мама, иди сюда! – зовет она, заметив Клитемнестру, нерешительно остановившуюся на краю площадки. – Я нашла его в деревне за цитаделью. Его укусила собака. Клитемнестра подходит ближе. Она замечает полные обожания взгляды своей дочери и Леона, стоящих на коленях в пыли площадки. Агамемнон однажды сказал ей, что Леон сгорает от желания к ней, но он ошибся. Он жаждет не ее, а ее дочери. В ней тут же вскипает гнев, как случается всякий раз, когда кто-то пытается покуситься на ее дитя. Но потом она видит, с каким вниманием он подает ей травы, как старается держаться на почтительном расстоянии, замечает его ласковый взгляд. Он не причинит ей вреда. Он просто хочет держаться к ней поближе, купаться в облаке ее света, ее тепла. Кому как не Клитемнестре понять его? Пока один из соглядатаев Агамемнона докладывает о недавних сделках торговцев с троянцами, двери мегарона распахиваются. Клитемнестра смотрит, как бородатый воин тащит за собой сына, несмотря на все уговоры стражи подождать в аванзале. Высокий мальчик скалится, точно злобный пес, а из пореза на лбу по щеке стекает кровь и капает на сверкающий пол. Соглядатай замолкает и глядит на Агамемнона в ожидании указаний. – Надо полагать, Эврибат, это твой сын, – говорит Агамемнон. Эврибат отвешивает поклон. У него широкие плечи и кожа цвета царского ореха. – Да, мой господин. Его зовут Кир. Четырнадцати лет, самый быстрый бегун среди сверстников. – Он подходит ближе к трону, и соглядатай сразу же отступает в тень колонн у очага. – И ты этим утром решил докучать мне, потому что твой сын получил рану? – с изумлением говорит Агамемнон, глядя на рассеченный лоб мальчика как на сущий пустяк. Эврибат стискивает челюсти. – Да, мой господин, он был ранен, но не во время занятий и не в мальчишеской драке. – Он колеблется. – Это сделали две девчонки. Лицо Кира багровеет от унижения. Агамемнон проглатывает смешок и с нарастающим негодованием качает головой. – Не отвлекай меня подобными делами. Найди девчонок и прикажи их высечь. Едва он успевает произнести последнее слово, как два мужа – братья Кира с такими же злобными лицами – вводят в залу Ифигению и Электру. Рука Клитемнестры тут же взлетает к кинжалу на поясе, и мужи отступают, выталкивая девочек вперед. Электра со слезами на щеках таращится в пол, а Ифигения, сощурившись, буравит Кира взглядом, исполненным чистой ненависти. – Вот что получается, когда женишься на спартанке. Неуправляемые дочери, – натянуто улыбается Агамемнон. – Ты требуешь наказать их, Эврибат? – Он хотел порвать нашу одежду, – шипит Ифигения, глаза горят огнем. – Гонялся за нами по улицам и кричал, что после того, что он с нами сделает, нам придется выйти за него замуж. – Не вмешивайся, Ифигения, – говорит Агамемнон, даже не глядя на нее. – Как вы и сказали, мой господин, их следует высечь, – говорит Эврибат, стараясь не глядеть Клитемнестре в глаза. Агамемнон вздыхает. – Поступай, как пожелаешь. Но если твоего сына могут одолеть две девчонки, он никогда не станет мужчиной. – Они повалили его на землю. – Слова Эврибата сочатся злобой. – Одна угрожала ему, а другая в это время ударила его камнем. Агамемнон собирается заговорить, но Клитемнестра его опережает: – Это твоего сына следует наказать, Эврибат. Он пытался опозорить царских дочерей, а они защищались. Он не имеет никакого права прикасаться к ним. А теперь уходи и больше никогда не появляйся здесь. Эврибат бросается вон из залы, сыновья следуют за ним, стараясь не отстать. Ифигения и Электра, не понимающие, как им себя вести, не двигаются с места. – Это твоя вина, – говорит Агамемнон Клитемнестре. – Ты обращаешься с ними так, будто они ровня мужчинам.