Леда берет ее руку в ладони, теплые, почти что жаркие. – Мы возлагали на тебя большие надежды. Отец слишком сильно давил на тебя, стремясь с помощью твоего брака заключить влиятельный союз. И он тебя уничтожил. Ее слова колют, точно жало. – Он не уничтожил меня. – Но ты несчастна. – Леда отставляет кубок, и ее голова падает на плечо. Она устала. – Мне нужно поспать, – говорит она, пока ее глаза медленно закрываются. Почти сразу же ее дыхание становится громче, а рука безвольно падает. Клитемнестра еще долго сидит на кровати матери. Леда права. Всё детство она стремилась быть безупречной, одерживать верх во всех состязаниях, одновременно исправляя всё, что было не в порядке. Она делала так, потому что родители приучили ее так поступать. Но той девочки – необузданной и отважной, всегда испытывающей собственную храбрость и оберегающей своих любимых, – давно уже нет. Как Леда может этого не видеть? Коридоры смердят воспоминаниями. Кому-то другому пришлось бы постараться, чтобы уловить запах, погребенный под ароматами масел из купальни и пряных трав из трапезной. Но только не Клитемнестре. Она хочет уйти в свои покои, зарыться лицом в овечьи шкуры и исчезнуть, но мертвые где-то здесь, отчаянно жаждут воззвать к ней. Стены на ощупь холодные, безжизненные. Старинные темные камни хранят в себе кровь ее Тантала, его последние слова и вздохи. Последние крики и слезы ее сына. Его убили на руках у илотки – Марпесса, так ее звали. Он должен был быть на руках матери. Ей полагается оплакивать мужа и сына в царской гробнице, где их прах покоится в золоченых урнах. Но там ее ждут лишь тишина и холод, ничего больше. Воспоминания о них – здесь; в эти стены просочилась их боль – в каждую трещинку, во все угольки факелов. Тантал и ее сын умерли здесь и останутся замурованы здесь, пока жизнь в Спарте беспощадно и безразлично продолжается без них. – Ты простила его, перед тем как он умер? – спрашивает Клитемнестра. Она целую ночь скиталась по коридорам, внутри всё горело, воспоминания вонзали в нее свои когти, и теперь она снова в комнате матери, готовая выплакать свое горе. – Кого? – спрашивает Леда и глядит, как в тумане. – Отца. Леда вздыхает. – Прощать – не наше дело. Прощение всегда в руках богов. Клитемнестра отворачивается от матери. – Ты ничего не сделала. Ты знала, что он задумал, и не сделала ничего, чтобы защитить меня. Ты столько лет лгала ради Елены, оберегая ее, но не нашла способа защитить меня. – Я узнала обо всем, когда было уже поздно, – качает головой Леда. – И ты это знаешь. Я нашла их, когда они были уже мертвы. – Я говорю не об их смерти, – отвечает Клитемнестра. – Я говорю о моем браке. – Леда закрывает глаза, кажется, что она вот-вот заплачет, но Клитемнестра продолжает говорить. Она слишком долго держала эти слова внутри. – Ты могла предупредить меня, помочь мне. Но ты молчала, а меня в это время продали монстру. – Это Спарта. Желание царя – закон. Честь каждого мужа, жизнь каждой женщины, – всё принадлежит ему. Да, у меня была власть. Да, я правила вместе с твоим отцом, но я никогда не была свободна. Как и все мы. – А как же моя честь? – огрызается Клитемнестра. – Ты представить себе не можешь, что я вынесла ради царской прихоти. Нет никакой чести в том, что тебя насилуют и избивают. Так думают только глупцы. Леда тяжело вздыхает. Холод пробирает их до костей, и Клитемнестра ждет, что сейчас мать попросит у нее прощения, хоть и понимает, что этого будет недостаточно. Но вместо этого Леда говорит: – Я никогда не рассказывала тебе, как стала женой твоего отца. «Мне всё равно, – хочет сказать Клитемнестра. – Уже слишком поздно для твоих историй». Но язык во рту тяжел, как камень. – Помнишь, я рассказывала тебе о Гиппокоонте и о том, как он сверг твоего отца? До того как Геракл помог ему отвоевать обратно трон, Тиндарей бежал вместе с Икарием. Они приходили с мольбами ко многим царям, пока их не приютил Фестий, мой отец. Фестий кормил и принимал Тиндарея как родного, но попросил кое-что взамен. – Жениться, – говорит Клитемнестра. – Жениться. Я была молодой, непослушной, но любимой дочерью отца. Я думала, что меня сложно полюбить, но Фестию нравилось, что я вечно бунтовала. Когда он предложил мне выйти замуж за Тиндарея, я согласилась. Я думала, что так он будет счастлив, будет гордиться мной. Пришел наш зимний праздник, когда все девушки танцуют в честь богини Реи. Это было мое самое любимое время года: мы надевали платья, маски из перьев и бегали по лесу, где живут духи. Мы пели звездам, прося тепла зимой и дождей летом. Твой отец наблюдал за мной. У него была такая темная и теплая кожа – мне казалось, что такими же должны быть солнечные земли, из которых он прибыл. Я позволила ему коснуться перьев на моем платье, а он сказал, что я самая красивая девушка из всех, что ему доводилось видеть. Лес его услышал, потому что вскоре запели соловьи. Я пошла на звук их песен и увела Тиндарея прочь от света факелов, в густую, дикую часть леса, где длинные ветви деревьев скрывали любые тайны. На следующее утро он попросил моей руки. Во время своего рассказа Леда не смотрит на нее, ее взгляд устремлен в окно, в сторону далекого леса, где на ветру покачиваются деревья. Клитемнестра разглядывает свои руки. – Твой брак тоже был результатом политического союза, но это не значит, что ты понимаешь, что я чувствовала. – Это правда. – Она хватает Клитемнестру за запястье, и та чувствует былую силу матери, ее смелость. – Если бы можно было вернуться назад, я бы всё изменила. Я бы встала на твою сторону и воспротивилась твоему отцу. – Взгляд Леды исполнен печали. – Если ты и правда похожа на меня, тебе будет сложно простить, и всё же я надеюсь, что ты поймешь: мне тоже было непросто. Над ними сгущаются тучи, готовые пролить свои слезы. Клитемнестра смотрит, как птицы срываются с деревьев и танцуют на ветру – как Леда, ища укрытия на время надвигающейся бури. Артемида Орфия, мы преклоняемся пред тобой! Клитемнестра стоит у храма, вокруг кружатся и поют женщины. В Спарте наступил день зимнего праздника в честь Артемиды – мальчики и девочки подносят богине дары и танцуют, пока не забрезжит рассвет. В земле укреплены факелы, содрогающиеся от каждого удара ног, а танцующие снуют между светом и тенью, одетые в одни лишь шкуры зверей. Волк. Рысь. Леопард. Лев. Самые маленькие одеты как медведицы, они молятся богине громче всех. – Я постоянно забываю, это девочка убила медведя или наоборот? – Кастор облизывает губы, у него в руках кувшин с вином. В свете факелов оно чернеет, как кровь. – Одна девочка дразнила ручного медведя, и зверь выдрал ей глаза, – Клитемнестра повторяет историю, которую помнит наизусть. – Тогда братья девочки убили медведя и этим вызвали гнев Артемиды. И так мы отдаем дань смерти медведя. – Артемида бывает весьма жестока, – замечает Кастор, размахивая кувшином. Клитемнестра успевает забрать его у брата, пока тот не прикончил всё вино. Лучница, ловчая, мы преклоняемся пред тобой! Богиня, ивами обвязанная [6], мы преклоняемся пред тобой! Елена стоит неподалеку, ее плечи покрыты шкурой леопарда, светлые волосы струятся водопадом кос. Клитемнестра смотрит по сторонам, Париса нигде не видно. Сестра не сводит глаз с танцующих. Полидевк стоит, положив руку ей на плечо, словно это единственное место, где она может покоиться. – Знаешь, я однажды видел, как Тимандра целовала какую-то девочку во время шествия медведиц, – говорит Кастор. – Она тогда так дерзко на меня посмотрела, словно ждала от меня каких-то слов, а потом скрылась во мраке. – И что же ты ей сказал? – спрашивает Клитемнестра. – Ничего. Рано или поздно отец всё равно узнал бы об этом и приказал ее высечь. Не то чтобы Тимандру это сильно беспокоило. Она всегда была неуправляемой. Поднимается холодный ветерок, и Клитемнестра поплотнее закутывается в свою львиную шкуру. – Я скучаю по ней, – говорит она. – Ей не стоило выходить замуж. Она никогда не хотела такой жизни. – А ты получила ту жизнь, какой хотела? – усмехается Кастор. – А я? Матерь леса, мы преклоняемся пред тобой! Теперь пение девочек напоминает скорее крики птиц. Их танец становится яростнее. Они двигаются по кругу: руки, груди, волосы, ноги мелькают в свете факелов, разрисованная статуя Артемиды взирает на них с высоты. Из тени храма появляются мальчишки. Стройные, обнаженные тела, головы украшают маски и рога – все они присоединяются к пению, а затем уносятся в лес. На рассвете они вернутся в пятнах крови и поднесут богине свои дары. – Я хотела править, – отвечает Клитемнестра. – А ты искал приключений. – Ты не хотела выходить замуж за чудовище, – мирно говорит Кастор. Нет и тени того задора, который когда-то не сходил с его лица. Деревья позади них так темны, что сливаются с ночным небом. Она отворачивается от маленьких медведиц и обхватывает лицо брата ладонями. – Это не имеет значения, – говорит она. – Я не буду за ним замужем вечно.