– А если они вернутся? – спрашивает она. Тело брата каменеет в ее объятиях. – Тогда мы их убьем. Позже Феба находит Клитемнестру в саду, полном опавших листьев. – Вы очень храбро дали отпор Идасу сегодня. – Она подошла так тихо, что Клитемнестра ее не заметила. – Я поступила так, как должна была. У меня не было другого выхода. – Вы могли бы отослать нас назад, как просил Менелай. Клитемнестра чувствует, как от холода у нее краснеет нос. – Ты говорила, Идас обещал убить твою лошадь, если вы поженитесь, – говорит она. – Он это сделал? – Да, – отвечает Феба. – И заставил меня смотреть, как она умирала. – Что еще он делал? Феба вздергивает подбородок и смотрит будто бы с вызовом. – Идас творил со мной и моей сестрой жуткие вещи. Никто из нас не жаловался, потому что все его боятся. Он жесток, и у него извращенные вкусы. Смерть забавляет его. – Феба поправляет рукав своего серого платья. Этот цвет ей не к лицу, но Феба не похожа на женщину, которую заботит внешность. – Но я не хочу говорить об этом, – добавляет она. – У каждой из нас свои шрамы, нам с ними жить. Я просто пришла сказать, что благодарна за то, что вы сделали. Клитемнестра берет девушку за руку. – А я рада, что моему брату посчастливилось встретить тебя. Феба кивает, волосы цвета меди падают ей на лицо. Затем она устремляет на Клитемнестру твердый взгляд своих темных глаз. – Что бы ни случилось, что бы ни сделали Идас и Линкей, я скорее умру, чем вернусь в Мессению. – Каждое ее слово тяжело, как булыжник. – И ваш брат это знает. Феба разворачивается и уходит обратно во дворец. – Я всегда думала, что наши братья женятся на каких-нибудь простушках, – говорит Елена. Они одни в купальне. Елена откинула голову на бортик расписной ванны. Клитемнестра разглядывает лицо сестры в пляшущих отсветах факела. – С чего ты так решила? – Мужчины обычно так зациклены на себе, особенно выдающиеся. А Кастор и Полидевк по-настоящему выдающиеся мужи. Я думала, они захотят видеть рядом с собой кого-нибудь попроще. – Ты никогда не была простушкой, но Полидевк любил тебя когда-то. Елена садится. – Мы были детьми. Он не знал, что неправильно испытывать подобные чувства к сестре. Клитемнестра чувствует, как вода плещется у шеи. – Так ты думаешь, что он изменил свое мнение? – Человек может изменить свое мнение, но не может изменить свои чувства. Я думаю, что он просто научился различать, что правильно, а что нет, и поступает соответствующе. – Ее щеки раскраснелись от тепла, а поднимающийся от воды пар размывает ее черты. Клитемнестра нащупывает рукой шрам на затылке, проводит пальцами по его рваным краям. Когда она поднимает взгляд, Елена смотрит на нее, многозначительно вытаращив глаза. – Что такое? – Я должна тебе признаться, – выпаливает Елена. Клитемнестру так и подмывает рассмеяться. В детстве, когда Елена говорила, что хочет в чем-то признаться, обычно это был какой-то пустяк вроде того, что она украла смокву или прячется от отца. Клитемнестра всегда смеялась над ней из-за этого. – Я была с троянским царевичем. – Свет, сочащийся из светильника, внезапно блекнет и становится холоднее. Мокрые волосы Елены завиваются и липнут к ее лицу. – Тебе нечего сказать? – дрожащим голосом спрашивает она. Клитемнестра глубже погружается в ванну, хотя вода уже начала остывать. – Нет. – Неправда. Тебе всегда есть что сказать. – Ты счастлива? – спрашивает она. Из ее уст этот вопрос звучит странно, и она понимает, что это не то, о чем она обычно спрашивает. – Да. – Ты ведь знаешь, что он скоро уедет? – Да. – Голос Елены звучит встревоженно, она говорит торопливо, отрывисто. Клитемнестре интересно, знает ли секрет еще кто-нибудь. – А если Менелай узнает об этом? – И что с того? Елена совершенно не боится, что ее муж может обо всем узнать, – это нечто небывалое. – Когда ты уехала, я была в растерянности, – говорит Елена. – Пока не вернулся Полидевк, я была так несчастна, но потом родилась Гермиона. Она постоянно плакала, не давала мне спать. Но после того, что случилось с тобой, я никому не могла ее доверить… – Елена поднимает взгляд, и Клитемнестра кивает, хотя сердце ее в этот момент с треском лопается по швам. – А потом, когда она наконец начала спать ночами, я постоянно слушала, как Менелай развлекался с другими женщинами. Он расхаживал с ними по дворцу, и все они меня презирали. Я знала, что они обо мне думали. «Посмотрите, самая красивая женщина в наших землях не может удержать даже собственного мужа. Она ничем не лучше нас». – Ты лучше, чем они, – говорит Клитемнестра. Елена пожимает плечами: – Не знаю, лучше ли. Но потом появился Парис, и все принялись им восхищаться. Богоподобный, так его называют. Клитемнестре внезапно приходит на ум, что Елена и Парис очень похожи. Обоих отвергли отцы, оба всегда стремятся всем угодить, оба – самые красивые из людей. Затем она вспоминает слова Менелая: «Она просто не может быть счастлива, пока на ней не сосредоточено чье-то внимание. Это так удивительно: она, свет во плоти, постоянно ищет кого-то, кто укажет ей путь». – Он понимает меня, – говорит Елена. Вдруг она принимается настойчиво ковырять ногти, а затем неуверенно спрашивает: – Ты думаешь, я поступила неправильно? Клитемнестра смотрит сестре прямо в глаза. – Нет. Но не стоит это больше обсуждать. Ни со мной, ни с кем-либо еще. Она почти что ждет, что Елена продолжит говорить о Парисе, будет жаловаться, умолять. Но она встает. Ее тело едва заметно мерцает в рассеянном свете. Елена отжимает волосы и говорит: – Нам пора. Уже холодает. Клитемнестра устремляет взор на маленькие округлые груди сестры, ее длинные ноги, мягкий изгиб бедер. Когда-то Елена казалась ей беззащитной – как лампа, за которой нужно постоянно присматривать, чтобы она не перегорела. Но ее сестра больше не такая, а может, она никогда и не была такой. Этой ночью они спят вместе, повернувшись лицом к лицу, как когда-то в детстве. Елена дышит медленно и безмятежно, из тела ушла тяжесть тайны, которую она хранила. Клитемнестра лежит без сна, прислушиваясь к шелесту веток. Много лет назад она пообещала: «Однажды мы снова будем вместе». И вот они вместе. Но они уже не те девочки, которыми были когда-то. Да и как бы они могут быть ими? Те девочки были юны и полны надежд, они напоминали деревья с общими корнями, чьи стволы и ветви переплетены так тесно, что они кажутся одним растением. Но теперь они так привыкли быть поодиночке, что уже и не помнят, каково это – быть рядом. Иногда между ними вспыхивают проблески любви и гармонии, как сейчас, когда их легкие работают в унисон, пока за окном крадется ночь. И всё же у них нет ни малейшей надежды вернуться к былой жизни, и в глубине души Клитемнестра знает, почему. Эта мысль пробирается в комнату, скользкая и бестелесная. Трагедия, которая обрушилась на их семью, зародилась в тот день, когда Елена предпочла Менелая всем остальным женихам. Ее выбор привел всё в действие, каждое событие влекло за собой другое, как звено в цепи тянет за собой следующее. Именно эта цепь – и та боль, что она принесла, разрубила корень, который их связывал. Теперь им остается лишь продолжать любить друг друга, неся в себе гнев и горечь за тот выбор, который невозможно изменить. Кастор – последний, с кем она видится перед отъездом в Микены. На рассвете она пробирается в мегарон, чтобы в последний раз взглянуть на фрески с охотниками, а он там – стоит, прислонившись головой к колонне. Клитемнестра подходит к нему и берет за руку. Кастор открывает глаза – заспанные, но настороженные. – Я уезжаю, – говорит она, – и я не знаю, когда теперь вернусь. Кастор улыбается ей. – Когда-то это я был тем, кто вечно прощается. Он подходит к трону Елены, задрапированному коровьими шкурами, и трет их в ладонях. – Ты помнишь, как часто мы оставались здесь, когда Тиндарей заканчивал принимать гонцов? – спрашивает она. Усталость улетучивается с лица Кастора. Ее сменяют оживление и интерес. – Мы задавали ему вопросы, а он отвечал, хоть был не очень-то терпелив.