Эйлин разглядывает свои молочно-бледные руки, сложенные на коленях. – Он спас мне жизнь, – тихо отвечает она. – Ты об этом не рассказывала. Эйлин разглаживает тунику, помявшуюся на уровне колен. – Когда Агамемнон и Менелай пришли брать город, я была в покоях Эгисфа: чистила факелы и складывала шкуры. Не знаю, где был он сам. С поста у Львиных ворот донесли, что в стене пробита брешь, и я услышала, как воины начали готовиться к сражению. Я не знала, куда бежать, поэтому осталась там, где была. Потом пришел Эгисф. Я думала, что он ищет отца. Он спросил меня, что я делаю в его покоях, и выволок меня оттуда. Он приказал мне бежать за ним, и я побежала. Я спотыкалась, падала, но он помогал мне подниматься. Он отвел меня на кухню и приказал сделать вид, будто я там работаю. «Тех, кто прислуживает в царских покоях, убьют в первую очередь», – сказал он. А потом – исчез. Скрылся в тоннеле, что ведет к дальним воротам. Когда Агамемнон и Менелай взяли дворец, они первым делом перерезали всех слуг в царских покоях, как и сказал Эгисф. Потом заживо сожгли царя Фиеста – мы долго слышали его крики, а всех остальных допрашивали о том, где прячется Эгисф. – И ты ничего не рассказала мне? – Нет, моя госпожа. Надеюсь, вы простите меня. – Он спас тебе жизнь, тут нечего прощать. Эйлин кивает, робко и благодарно улыбаясь. – И всё-таки я не могу доверять такому человеку, как он, – продолжает Клитемнестра. – Ты понимаешь почему? – Я не очень разбираюсь в политике, моя госпожа. – В ней никто не разбирается. Эйлин задумывается. – Он хочет отомстить Агамемнону и Менелаю. – Да, но они оба сейчас далеко. И всё же Эгисф прибыл в Микены сейчас, а не когда Агамемнон был здесь. Почему? – Здесь вы. И ваши дети. – Да. А ты помнишь, что Атрей сделал со своим братом Фиестом? Эйлин опускает взгляд. – Он убил его детей и скормил ему за ужином. Клитемнестра встает и принимается ходить вокруг очага. – Эгисф явился сюда не для того, чтобы подружиться с микенской царицей. Либо он хочет вернуть себе трон, принадлежавший его отцу, либо он ищет отмщения. Каковы бы ни были его мотивы, нам нужно быть осторожнее. Эйлин боязливо поднимает взгляд. – Я не думаю, что его милость Эгисф собирается убивать детей, моя госпожа. – Почему нет? – Эгисф очень скрытный человек. Если бы он хотел убить вас или ваших детей, он бы сделал это тайком и уж точно не стал бы перед этим показываться вам на глаза. Клитемнестра останавливается. Она не может сдержать улыбку. – Ты говоришь, что не разбираешься в политике, но ты разбираешься в людях. Это практически одно и то же. К ужину она надевает свою дорогую пурпурную тунику и серьги с драгоценными камнями. Морщин на ее лице прибавилось, под большими темными глазами резко выделяются острые скулы, но тело осталось прежним: всё такое же стройное и вытянутое, под кожей ярятся мускулы. У выхода из гинецея ее поджидает Орест. – Я пришел сопроводить тебя на ужин, мама, – говорит он, – раз теперь у нас по дворцу разгуливает чужак и предатель. Клитемнестра, смеясь, приглаживает один из его локонов. У Ореста ясный, внимательный взгляд – сложно представить, каким робким и вечно напуганным он был когда-то. – Не насмехайся над ним за ужином, – говорит Клитемнестра, пока они идут по комнатам с расписными стенами. По мере приближения к трапезной коридоры становятся всё светлее. Они слышат, как шепчутся служанки вокруг. Клитемнестра знает, что все они не сводят глаз с ее сына – он стал привлекательным молодым мужем, и девицы во дворце вьются вокруг него, точно пчелы вокруг улья. – Я никогда ни над кем не насмехаюсь, – отвечает Орест, но он не в силах скрыть улыбку. – Я просто удивлен тем, что ты его приняла. – Я не могла его отослать. Он наш враг, а врагов лучше держать поближе. Так их проще контролировать. – Как я ему сочувствую. Он-то, наверное, считает, что попал в гости к безобидной жене микенского царя. Она берет Ореста за руку. – Я могу быть безобидной. – Орест глядит на мать, вскинув бровь, и они обмениваются улыбками. В трапезной факелы озаряют светом блестящий мясной жир и золоченые амфоры с вином. Клитемнестра приказала расставить вдоль стен десять стражников. Леон в последнее время ужинал вместе с ними, но сегодня стоит у кресла во главе стола, с мечом на поясе. Эгисф уже сидит на краю скамьи, напротив Электры. Ее каштановые волосы струятся по спине, а большие оленьи глаза внимательно изучают незнакомца. Хрисофемида рассказывает какую-то историю, а снующие вокруг слуги подливают вино, слушают и хихикают. – Добро пожаловать в Микены, ваша милость, – ослепительно улыбаясь, произносит Орест и усаживается рядом с Электрой. Клитемнестра садится во главе стола. – Благодарю, – отвечает Эгисф. – Должно быть, необычно вернуться сюда после стольких лет, – говорит Орест. Эгисф склоняет голову. – Я не думал, что царица меня примет. – У моей матери много добродетелей, – отвечает Орест, выбирая кусок баранины. – Сила, мудрость, отвага, щедрость. Всё это у нее есть. Эгисф внимательно изучает его, пытаясь понять, насмехаются над ним или нет. – Откуда вы, ваша милость? – спрашивает Хрисофемида. – Из леса, – отвечает Эгисф. – Вы питались козьим молоком? А вы охотились? – Что-то вроде того. – Я слышала, что один муж так долго прожил в лесу, что к нему пришли наяды. Они оставили свои заводи и топи, дали ему пищу и кров. Но когда он захотел уйти, они его не отпустили. Они ведь ревнивы. Хрисофемида говорит быстро, торопливо; с тех пор как уехал отец, ей постоянно нужно рассказывать истории, чтобы убежать от печали, смятения и любых проявлений жестокости. Она словно бы старается прикрыть уродство мира сверкающим снежным покровом, а когда он тает, ей приходится искать другой. – Моя дочь знает множество увлекательных историй, – говорит Клитемнестра. – Не хочешь рассказать парочку, Хрисофемида? Может быть, это развлечет нашего гостя. – Конечно, – радостно отзывается Хрисофемида. – Есть одна история о Борее и жеребце… Она так быстро и так восторженно говорит, что забывает есть. Эгисф слушает ее, нахмурив брови, и едва притрагивается к пище. Он изредка бросает взгляд на Клитемнестру, но она делает вид, что поглощена историей дочери, и старается не пропустить момент, когда нужно засмеяться. Ей хочется задавать ему вопросы, выудить из него правду и понять, что скрывается за его озадаченным лицом. Но она не уверена, что он станет говорить. Едва ли он вообще когда-то разговаривал в своей жизни. Она представила, как мысли роятся у него внутри, словно черви в земле, обреченные вечно оставаться в тени. Елена очаровала бы его своей красотой и тонким умом, смягчила бы его до такой степени, что он раскрылся бы так же легко, как спелый персик. Кастор раздразнил бы его, колол бы его словами, точно иголками, пока он не заговорил бы. Тимандра и Полидевк не стали бы даже пытаться. «Он опасен, – сказали бы они. – Лучше избавиться от него». И были бы правы. Он опасен, но она не может от него избавиться, поэтому ей нужно найти способ разбить его скорлупу. Ей придется испачкаться в земле, чтобы вытащить тех червей на свет. Она возвращается в свои покои в одиночестве. Шум дворца угасает, затихает, как звуки под водой. Она приказала проводить Эгисфа обратно в гостевые покои и теперь думает лишь о том, сможет ли он заснуть. Она сама точно не сможет, ей нужно быть настороже. Когда она подходит к своей комнате, из тени выплывает знакомая фигура. Леон. – Я же приказала тебе проследить, чтобы Эгисф не покидал своих покоев, – говорит она. – Я оставил у его дверей пятерых стражников. Он не выйдет без вашего ведома. – Хорошо. Она проходит мимо него и отворяет дверь. – Моя госпожа, разве не стоит его отослать? – спрашивает он. Она оборачивается: