– Это решать мне, а не тебе. – Он опасен. Вы же знаете, как долго старейшины пытались его отыскать. Все думали, что он мертв. И теперь он приходит сюда, после всего того, что он пережил в этих стенах… – Леон делает глубокий вдох. – Он как бешеный пес, которого избили до полусмерти, но он каким-то образом умудрился выжить, пробрался обратно и может наброситься в любой момент. – До сих пор он не пытался причинить вреда ни мне, ни моим детям, – отвечает Клитемнестра. – Вы и Одиссею доверились, когда нас позвали в его шатер, – хрипло говорит Леон дрожащим голосом. Ее удар обрушивается так молниеносно, что он не успевает отреагировать. Когда он снова поднимает на нее взгляд, в его глазах видна печаль. Она стискивает кулаки и проговаривает каждое слово так, будто метает ножи: – Это ты решил пойти со мной вместо того, чтобы остаться рядом с моей дочерью. Я просила тебя защищать ее. А ты вместо этого решил защищать меня, не понимая, что моя жизнь без нее – ничто. Заговори об этом еще раз, и я отошлю тебя. – Да, моя госпожа. – Он произносит эти слова так тихо, как будто ей послышалось, но она всё равно закрывает за собой дверь, оставляя Леона снаружи. Когда она выскальзывает из своих покоев, чтобы пойти в сад, солнце уже давно закатилось за горы, а небо очистилось и потемнело. Стоя в одиночестве среди цветов, она вспоминает сестру, чего не делала уже несколько лет. В последний раз она думала о ней три зимы назад, когда гонец принес ей весть о смерти матери. Она не нашла в себе слез. – Как она умерла? – спросила она. – Во сне, – ответил гонец, и Клитемнестра подавила в себе горький смешок. Ее мать, некогда охотница и воительница, умерла во сне от всего выпитого ею вина. Такова судьба женщины: неважно, насколько она умна и блистательна – в конце концов ее раздавит, как жернова – зернышко. И что теперь осталось от Леды? Слухи, мифы. Женщина, которая возлегла с богом грома и молний; царица, которую силой взял лебедь; мать самой красивой женщины на свете. Но она значила гораздо больше. Всю ночь Клитемнестра бродила по дворцу, оплакивая свою мать, которая рассказывала ей о лесных богах, о Рее и о том, как та шепчет в священных пещерах и кипарисовых рощах. Женщину, которая правила Спартой вместе с мужем, которая учила своих детей сражаться в гимнасии и порой будила дочерей среди ночи, чтобы тайком прогуляться в свете луны. Она держала их за руки и смешила до тех пор, пока глаза Елены не начинали светиться абсолютным счастьем. Она не оплакивала ту Леду, которая отступила в сторону, пока ее муж сговаривался с Агамемноном. Та Леда умерла для нее уже давно. Сейчас же она пытается представить свою сестру в Трое, в городе, где ее все ненавидят. Она отправила своих лучших разведчиков объехать всю Элладу и привезти любые вести о войне, но они ничего не сказали о Елене. Значит, сестра еще жива. Удивительно, но она находит в этом успокоение, хотя это знание отдает во рту горечью, похожей на пепел. Елена жива, а Ифигении нет. Она потратила всю свою жизнь на то, чтобы защитить сестру, но это несправедливо. Ты предпочла бы, чтобы умерла Елена? Она закрывает глаза. Вот они вместе, детьми плавают в водах Еврота, их нагие тела плещутся в прозрачной воде, а руки крепко обхватывают друг друга. Всегда непросто решить, равноценны ли жизни. И к тому же – бессмысленно. Мертвые уже мертвы. Она возвращается во дворец, оставляя свои мысли в саду. Ее страдания по судьбе дочери остаются парить в небе, точно бесконечная молитва. 27. Волчий оскал Под палящим летним солнцем Клитемнестра следует за Электрой, они проходят меж палаток торговцев. Мимо снуют люди, их лица – бронзовые от загара, а кожа на руках растрескалась от работы. Какой-то мужчина нарезает свиные окорока, его топор и фартук выпачканы в свежей крови. Женщина подвешивает обезглавленных кур за лапы, темноволосая девочка раздает яблоки из большой корзины. Клитемнестра останавливается у лотка с диадемами, драгоценные камни сверкают так ослепительно, что кажется, будто солнечный свет льется именно из них. Украшения для знати. Торговец склоняет голову и приветствует их, глядя Клитемнестре под ноги: «Моя госпожа, – говорит он. – Царевна». Электра проводит пальцами по тонкому золотому обручу для волос с подвесками в форме листьев. Он пойдет к ее бледной коже, думает Клитемнестра, но Электра устремляется дальше. Люди заполоняют улицы в поисках местечка под солнцем, точно ящерицы. Клитемнестра вспоминает свою утреннюю беседу со старейшинами, то, как надменно и грубо они с ней говорили. Они настаивали на том, что Эгисфа нужно взять под стражу и держать его в заложниках до возвращения Агамемнона. – И какой в этом будет толк? – спросила она. – У него не осталось семьи. Никто не заплатит за него выкуп. – Тогда следует держать его в темнице, пока царь не решит, как с ним поступить. – Царь отсутствует уже девять лет, – ответила она. – И всё это время я правила городом и защищала его. Но вы по-прежнему отказываетесь признавать мою власть. Они не нашли, что ответить, и она с удовольствием отметила поражение, отразившееся в их взглядах. – Ты считаешь предателя Эгисфа красивым? – спрашивает Электра, отрывая ее от размышлений. От солнца у нее раскраснелись щеки, она невозмутимо поглаживает собаку, словно только что задала самый невинный из вопросов. – Я об этом не думала, – отвечает Клитемнестра. Это ложь. Вообще-то она задумывалась о том, чем же он так ее волнует, но так и не смогла найти ответ. – А ты? Электра приподнимает платье, чтобы перешагнуть через рассыпанные на земле фрукты, которые кто-то оставил гнить. – Я думаю, когда-то он был красивым. Сейчас он слишком сильно боится самого себя. – А ты, значит, его совсем не боишься? – Нет. Мне просто интересно, как такой человек мыслит. У него глаза как лед, они отгораживают тебя, не дают заглянуть глубже. – Клитемнестра улыбается про себя. Дочери, должно быть, невыносимо чувствовать себя отгороженной от чьих-то мыслей – ей, которая всегда вглядывается в лица людей, пытаясь разгадать их планы и побуждения. Они доходят до конца улицы. Скульптуры львов, залитые солнечным светом, величественно восседают на воротах и равнодушно глядят своим пустым, безжизненным взором. «Микенские цари – это львы, – сказал однажды Агамемнон, – охотящиеся на слабых». Когда она заметила, что скульптурные звери больше похожи на львиц, он рассмеялся. Стал бы он смеяться сейчас, когда львица сидит на его троне? Клитемнестра направляется ко дворцу, Электра идет следом, продолжая делиться своими размышлениями. – Я спрашивала женщин на кухне, – сообщает она. – Они говорят, что Эгисф родился, когда его отец Фиест изнасиловал собственную дочь, Пелопию. Она совершала жертвоприношение в храме, а он взял ее в темноте и исчез прежде, чем она смогла разглядеть его лицо. – Женщины во дворце много болтают, – замечает Клитемнестра. – Пелопия не знала, что это ее отец надругался над ней. Ей было так стыдно, что она отослала ребенка прочь, и его воспитал Атрей, а значит, Эгисф вырос вместе с Агамемноном. – Она перестала называть его отцом в присутствии Клитемнестры с тех пор, как та много лет назад швырнула в нее кубок. Теперь все ее дети называли отца «Агамемнон». Как они называли его, пока ее не было рядом, Клитемнестра не знала. – Когда Пелопия отсылала Эгисфа, она дала ему меч, Фиестов меч. Только она не знала, что он принадлежал ему. Она выкрала его, перед тем как Фиест исчез из храма. И когда Атрей послал Эгисфа убить Фиеста, тот признал сына и убедил его перейти на свою сторону. Клитемнестра знает, что Электра пересказывает эту историю, чтобы лучше понять Эгисфа. У нее ничего нет, кроме этих историй, поэтому она изучает их в мельчайших подробностях, пока не начинает ощущать свою власть над ними. Столько лет прошло, а она так и не поняла, что женщины редко получают настоящую власть. – Интересно, знает ли он, что его отец изнасиловал его мать? Наверняка знает, это ведь всем известно. И если знает, что он думает об этом? Простил ли он отца? Мимо них проходят женщины с полными руками смокв, лимонов и винограда. Фрукты такие яркие что издалека похожи на цветы. – Ты знаешь, где сейчас Пелопия? – спрашивает Клитемнестра. – Нет. – Она убила себя. По лицу Электры пробегает тень. Она опускает взгляд, ее щеки заливает краска. Солнце взбирается всё выше в пустое небо, и до конца пути Электра не произносит больше ни слова. Плод насилия и кровосмешения. Ребенок, рожденный ради отмщения. Нежеланный для матери, брошенный в лесу, взятый на воспитание тем самым человеком, которого он должен был убить, когда вырастет. Сколько же всего повидал Эгисф? Сколько боли вынес? Ответы на ее вопросы, кажется, вырезаны у него на лице, как шрамы, а секреты зашиты в кожу. Узнать их можно, только если протянуть руку и дотронуться. Ей сказали, что он проводит вечера на тренировочной площадке, поэтому, когда мальчишки заканчивают упражняться, она идет туда. Солнце расписывает небо широкими красными мазками. По центру площадки в землю воткнут факел, его пламя не двигается. Поначалу она никого не видит: возможно, Эгисф уже ушел. Затем у оружейной мелькает какая-то тень, и он выходит на свет, держа в одной руке меч, а в другой – копье. На поясе висят два охотничьих ножа. Ей видны шрамы, бегущие по его оголенным рукам: розовые, точно мякоть персика, и угловатые, как камни. Он бросает копье в одно из деревьев. Копье пролетает так быстро, что она даже не может проследить за его движением, – и вонзается в ствол, из которого разлетаются щепки. В резком свете факела, точно когтистая львиная лапа, мелькает меч. Эгисф делает выпад, затем отступает назад. В его движениях нет ни изящества, ни грации, но есть какое-то отчаяние. Небо над ним кровоточит, становясь всё темнее и яростнее. Она крепко хватается за свой кинжал. Дождавшись, когда Эгисф, взмахнув мечом, повернется к ней спиной, она бросает в него кинжал. Его голова поворачивается как раз вовремя. Он поднимает меч к лицу, и ее кинжал просто отскакивает от него. Его лицо полыхает от ярости. Ей кажется, что она только что раскрыла какую-то его тайну, увидела то, что не должна была видеть. Она выходит вперед, на ходу поднимая с земли копье. Ступив на тренировочную площадку, она улыбается ему. Это вызов. – Впечатляет, – говорит она. Эгисф отступает назад, ускользая от света факела. – Я не буду состязаться с вами, – говорит он. – Почему? – спрашивает она, продолжая наступать. – Ты боишься? – Вы моя царица. И вы мать. А ты узурпатор. И сын. – Сразись со мной. Она поднимает копье, и он инстинктивно взмахивает мечом. Оружие звонко бьется, бронза встречается с бронзой. – Сейчас я опущу меч, – предупреждает он. – И тогда ты умрешь. Она атакует снова, и Эгисф тоже начинает наступать. Он рассекает мечом воздух, в глазах его вспыхивает жестокий огонек. Они сражаются друг с другом, поднимая ногами облака пыли. Когда она выбивает меч у него из рук, он хватается за охотничьи ножи. С ними он намного быстрее, и Клитемнестре теперь тяжело от него отбиться. Она бросает в него копье и, пока он уворачивается, хватает с земли короткий меч. Их руки двигаются стремительно, нанося один удар за другим, пока у них не заканчиваются силы, а пот не начинает ручьем стекать по спинам. Они останавливаются одновременно. Он морщится, его ножи валяются в пыли. Осторожно поднимает меч, вытирает его о хитон. Ей интересно, не тот ли самый это меч, но она не спрашивает. Вместо этого она поднимает свой кинжал и говорит: