Клитемнестра прерывает его: – Нет никакой разницы, вернется царь с войны или нет. Сейчас я царица, а после меня будет править мой сын. Полидамант замолкает. Она не выносит, когда он говорит, но когда он помалкивает, то нравится ей еще меньше. Она почти что слышит, как роятся его мысли, как плетутся против нее заговоры. – Предатель Эгисф может быть опасен, – говорит Кадм. Он напоминает ей яблоко-падалицу, брошенное лежать на земле, пока на него не наступят. Но по крайней мере в большинстве вопросов он принимает ее сторону. – Вам следует отослать его или заключить под стражу, – подхватывает Полидамант. – Он может притязать на трон. – Мой муж говорил, что лучше держать своих врагов поближе. – Ложь. Агамемнон никогда не говорил ничего подобного, но когда она упоминает мужа, старейшины не решаются ей перечить. – Тогда возьмите его под стражу, – повторяет Полидамант. – Вы, как обычно, меня недооцениваете, – отвечает она. – Каким образом, моя госпожа? – Вы полагаете, что я позволю Эгисфу есть с моего стола и разгуливать по моему дворцу, не имея плана. Вы не допускаете мысли, что я могу пытаться узнать его получше, чтобы манипулировать им. – Мужи не манипулируют своими врагами. Они принуждают их к подчинению. Клитемнестра издает мрачный смешок. – Разве вы не служили моему мужу? Кто манипулирует людьми лучше, чем Агамемнон? Царь, за которым все вы так слепо идете, заполучил власть с помощью лжи и коварства. Вспомните Одиссея, царя Итаки. – Его имя жжет язык, но тем не менее она его произносит. – Его называют героем – потому что он силен или потому что изворотлив? Кадм согласно кивает, некоторые следуют его примеру. Полидамант ерзает в кресле. – Вы ошибаетесь, если полагаете, что вы единственная готовы прибегнуть к хитрости, – говорит он. – Эгисф попытается сделать то же самое. Он пришел сюда за властью, а не для того, чтобы склониться перед женщиной. – Перед царицей, – поправляет Клитемнестра. – Верно, перед царицей. – Я буду за ним наблюдать, и если он попытается причинить мне вред или захватить трон, он за это поплатится. Старейшины с облегчением оседают в своих креслах. Все они так трусливы, что на них может нагнать страху один-единственный муж. – И вы больше не будете подвергать сомнению мое решение, – добавляет она, откинувшись на спинку трона. По залу проносится одобрительный гул. – Есть еще что-то, требующее обсуждения? – Мы еще не обсудили Трою, моя госпожа, – говорит Кадм. Это правда. Она не спрашивала о Трое, потому что ее разведчики сообщают ей обо всем, что там происходит, хотя, по правде говоря, там не происходит ничего примечательного. Город еще не пал. – На войско данайцев напал мор, – продолжает Кадм. – Многие наши мужи умирают. Говорят, что нужно умилостивить Аполлона. Клитемнестра едва сдерживается, чтобы не закатить глаза. Она уже устала слушать про богов. – На царя тоже напала болезнь? – спрашивает она. – Нет, моя госпожа, но моровая язва очень коварна, – отвечает Полидамант. – Она беспощадно обрушивается на всех, невзирая на происхождение и достоинство. Она крутит кольца на пальцах, наслаждаясь тревожной тишиной, опустившейся после этих слов. – Так странно, что вы называете эту хворь язвой, Полидамант, – говорит Клитемнестра. – Почему? Она смотрит ему прямо в глаза и тщательно подбирает слова: – Я полагала, вы считаете язвой женщину у власти. Он не краснеет, не начинает бормотать оправдания. Он не отступает. – Я так говорил, и я в это верю. – В его тоне нет ни капли надменности, лишь омерзительная деловитость. Откровенность человека, искренне верящего в то, что он может говорить всё, что вздумается. – Я осведомлена о том, что многие из вас полагают, будто справились бы с управлением этого города гораздо лучше меня, – говорит она, – и что мне следует ставить ваше мнение выше своего, потому что я женщина. И что мой муж был куда лучшим правителем и куда лучше подходил для этой роли. Некоторые из присутствующих стыдливо отводят взгляд, другие заливаются краской, но продолжают смотреть ей в глаза, исполнившись смелости. – И всё же Микены при мне стали богаче, несмотря на потерю мужей – и сил, которые требует война. Война, которой так жаждал мой муж. Поэтому, пока я занимаю этот трон, вы будете давать мне свои советы и уважать мои решения. А что, если нет? Она практически слышит, как эта мысль проносится в их головах. А если нет, я вырву ваши языки. На тренировочной площадке она встречает сына – яркий солнечный лучик в облачный день. Набросив на плечи львиную шкуру, он учит мальчиков стрелять из лука. – Они сегодня молодцы, – говорит он, когда она подходит к ним. – Вы только стреляете из лука? – спрашивает она. – Да, но уже скоро мы начнем упражняться с копьями и топорами. Они отходят от площадки. Трава похрустывает у них под ногами. Клитемнестра заправляет прядь волос сына за ухо, а тот улыбается, словно бы говоря: «Мама, я уже не ребенок». – Тебе следует почаще приходить на совет старейшин, – говорит она. – Зачем? Ты управляешься с ними куда лучше, чем смог бы я. – Тебе тоже нужно этому учиться. Однажды ты станешь царем, и тебе еще многое надо узнать. Старейшины как змеи. Они незаметно подкрадутся к тебе и ударят в спину, если ты не будешь готов защититься. – Почему бы тогда нам от них просто не избавиться? – Городу нужны старейшины. У каждой царицы или царя должны быть советники. – Ты мой советник, – говорит Орест. – Всё верно, – с улыбкой отвечает она, – и я советую тебе прийти и послушать старейшин, чтобы научиться слышать их ложь. – Я приду и постараюсь не убить Кадма, когда он снова начнет болтать о трагедиях, которые всех нас ждут, – смеется Орест. – Когда я слышал его в прошлый раз, он разорялся из-за каких-то попрошаек, одержимых Эриниями. – Сегодня темой был мор. Орест качает головой, словно говоря: «Вот видишь», – а затем спешит обратно на площадку. Клитемнестра наблюдает, как мальчишки рвутся за ним, не сводя с него благоговейного взгляда. Когда он сам был мальчишкой, она часто боялась за него: боялась, что он не сможет вступить в поединок, не будет знать, как одолеть врагов. Но Орест всему научился – этому и многому другому. Он научился вызывать в людях любовь и уважение, – многие царевичи в его возрасте недооценивают это умение. «Власть часто ослепляет мужей», – сказала ей однажды жрица в Спарте. Но не ее сына. Конечно, он муж и никогда не сможет понять некоторых вещей – ему и не придется их понимать, – но она научила его самому главному: царство не заполучить одной лишь силой. На вершине каменных городских стен ветер холоден, как снег. Облака опускаются на землю, постепенно окутывая весь пейзаж – от горных вершин до ручейков в низинах холмов. Елена когда-то мечтала уметь управлять облаками. Она ложилась на траву, закрывала глаза и просила облака плыть быстрее, ветер – дуть сильнее, а солнце – светить ярче. – Ничего не выйдет, – говорила Клитемнестра. – Тебе тоже надо лечь, – всегда отвечала Елена и тянула ее за тунику. – Если мы объединим наши желания, то станем сильнее. И Клитемнестра ложилась рядом. И когда ветер не усиливался, а солнце не принималось греть сильнее, она брала Елену за руку и говорила: «Я думаю, они нас слышат, но не хотят слушаться. Ветер временами бывает таким капризным». Елена неизменно улыбалась в ответ. Они обе знали, что это ложь, но благодаря ей они становились ближе и счастливее. – Моя госпожа. Она оборачивается. Неподалеку стоит Эгисф. Ему всегда удается проскользнуть мимо стражников. Нужно сказать им, чтобы были внимательнее. – Ваша дочь приходила побеседовать со мной. – Которая из них? – Электра. Клитемнестра недовольно хмурит брови. Электра никогда не приходит ни к кому побеседовать. – Чего она хотела? – Она сказала мне, что старейшины не хотят, чтобы я оставался здесь, а вы с ними спорите. – Он внимательно смотрит на нее, ожидая реакции. Она ничего не отвечает, и тогда Эгисф добавляет: – Но вообще-то мне показалось, что она хотела выведать у меня, зачем я сюда прибыл. – Она всегда так делает. Говорит, чтобы заставить говорить других. От вас ей, наверное, одно расстройство.