Это ей уже известно, Кадм сообщил ей об этом. Она представляет, как Парис, прекрасный, точно бог, жаждая умилостивить своего отца за то, что навлек смерть на его народ, скачет по троянским равнинам, выискивая лучшего из данайцев; представляет, как мальчишка, воспитанный пастухом, убивает лучшего воина своего поколения. – А остальные? – спрашивает она. – Ближайшие советники царя, Менелай и Диомед, всё еще живы. – А Калхас? – Она старается говорить так, чтобы ее голос не дрогнул. – Он жив, но поговаривают, что царь уже не жалует его так, как раньше. – Хорошо. – Она прислоняется к дереву, стараясь унять разбушевавшиеся мысли. – Ты принес добрые вести, – говорит она разведчику. – Можешь сегодня остаться во дворце, но никому ни слова. Завтра ты вернешься на свой пост. Когда город падет, зажги сигнальный огонь и прикажи своим людям в горах сделать то же самое, чтобы эта новость добралась сюда как можно быстрее. На мгновение ее охватывает порыв перерезать ему горло, потому что никому нельзя доверять такой секрет. Но сожжение тела вызовет куда больше вопросов, чем оставшийся переночевать во дворце гонец, поэтому она его отпускает. Она находит Ореста в дальней части акрополя, он пришел в лавку за новым мечом. Воздух в кузнице раскален, точно в горниле. Заметив мать, Орест улыбается ей и отходит от подмастерья кузнеца, с которым вел беседу. Она отводит его в самый темный и дальний угол. – Сегодня пришла весть от твоего дяди Полидевка. Он хочет, чтобы ты женился на своей двоюродной сестре Гермионе. Орест отвечает ей изумленным взглядом. – И что ты думаешь о его предложении? – Гермиона хорошая девушка, сильная и мудрая. Она потеряла мать и выросла под крылом Полидевка, а это значит, что она хорошо понимает разницу между тем, что важно, а что нет. Мой брат всегда был очень практичным мужем. Орест кивает. Сегодня днем она видела, как из его покоев, хихикая, выскользнула служанка. Заметив Клитемнестру, девица тут же умолкла и поспешила убраться. – Если я женюсь на ней, я стану царем Спарты? – спрашивает Орест. Клитемнестра улыбается. – Да, я уже об этом позаботилась. – Но кто тогда будет править Микенами? – Наша семья. – Именно этого она всегда и хотела для своих детей: чтобы они взяли под свой контроль и Микены, и Спарту, построили династию куда более могущественную, чем у Атридов. Когда ее сын будет править в Спарте, а Электра и Хрисофемида будут готовы выйти замуж, она сможет заключить прочную сеть союзов, укрепив их положение в этих землях. Но сначала Агамемнон и Менелай должны вернуться с войны. Орест не сводит с нее глаз. – Да, но кто именно? – Клитемнестра не отвечает, и тогда он добавляет: – Эгисф – не наша семья. Она опирается спиной о стену. – Нет, он не семья. – Если он начнет править вместе с тобой, люди осудят тебя. Это моя вина, думает она. Она сама приучила сына подвергать всё сомнению. – Ты слишком много беспокоишься о людях, – говорит она. – Я много раз говорила тебе, что люди здесь не правят. Правим мы. – Может быть, это ты думаешь о них слишком мало, мама. – Он не пытается ее задеть, просто делится своим наблюдением. – Я женщина на троне, – отмахивается она. – Конечно, я думаю о людях. Я не могу не думать о них, иначе на этом троне окажется кто-то другой. Орест переводит взгляд на кузнеца, кующего бронзу, искры разлетаются во все стороны. Профиль сына ослепительно прекрасен: кожа цвета спелых маслин, глаза темны, как обугленное дерево. Как у его отца, с горечью думает Клитемнестра. – Я женюсь на Гермионе, – говорит Орест. Она возвращается в свои покои, но Эгисфа там нет. Уже стемнело, поэтому она идет к гостевой комнате, стучится перед тем как войти. Он сидит у окна, ест сыр и груши. Его кинжалы лежат на столе. Она размышляла, как поступить: сказать ему правду или солгать. В последнее время ложь дается ей куда проще, но только не с Эгисфом. – Ты решила, что я больше не достоин твоего доверия? – спрашивает он, не оборачиваясь. – Его никто не достоин, – прямо отвечает она. – И что теперь? Бросишь меня в темницу, как предлагали старейшины? Или убьешь, пока не вернулся твой муж? «Иногда он ведет себя, как ребенок, – думает она, – обиделся из-за того, что я отправила его во дворец». – Если бы я хотела тебя убить, ты бы уже был мертв. Эгисф оборачивается. В свете факелов его глаза приобретают цвет пепла. – Ты знаешь, что о тебе говорит народ в деревнях? – Что-нибудь гадкое, надо полагать. – Они говорят, что ты обезумела от тщеславия и недоверия. Что ты казнишь всех, кто не выказывает тебе преданности. – Не могу с этим поспорить. А что они говорят об Агамемноне? – Что он величайший из предводителей. – Ну разумеется. Она подходит к столу, берет один из его клинков и прижимает палец к лезвию. – Если ты слышал, что обо мне говорят, зачем ты пришел сюда? – Чтобы убить тебя. – Он не смотрит на нее. Она видит, как напряжены его плечи, как побелели костяшки пальцев, сжимающих кубок. Вот и правда. Наконец-то. – И всё же я еще здесь, – отвечает она. Ее саму удивляет, как бесстрастно, как безразлично звучит ее собственный голос. – Да, – отвечает он так тихо, что кажется, будто это прошелестел ветерок. – Ты только что признался мне, что хотел меня убить, и при этом ты ждешь, что я буду доверять тебе? Эгисф ставит кубок на стол. Его испещренное шрамами лицо смягчается. – Я впервые услышал о тебе, когда Агамемнон только привез тебя сюда. Тогда я скрывался в лесах. Однажды ночью я забрался в амбар, чтобы переночевать, и услышал, как какой-то пастух сказал, что микенский царь женится на женщине из Спарты. Он сказал, что у тебя уже был муж, но Агамемнон убил его вместе с твоим новорожденным сыном, чтобы заполучить тебя. Он в первый раз говорит об этом при ней. Она чувствует, как ее тело наливается тяжестью. – Не знала, что пастухи любят судачить о таком. Эгисф пожимает плечами: – Тогда о тебе говорили все. Сестра самой красивой женщины в наших землях. Спартанская царевна, что выходит замуж за могущественного царя. Я думал, что ты окажешься забитой собачонкой, несчастной девушкой, обреченной на несчастную жизнь, или же безжалостной женщиной, способной потягаться в жестокости с Агамемноном. Потом я узнал, что мой двоюродный брат отправился в Трою, воевать из-за женщины, которой не хватило мужниной постели. Тогда меня это развеселило, потому что уж кому-кому, а Менелаю женщины никогда не отказывали, даже когда мы были еще мальчишками. Как же его должно было уязвить, что его красавица-жена сбежала с врагом. Я решил, что это мой шанс вернуть себе город и заставить тех, кто поддержал Атридов, поплатиться за всё. Но потом я узнал, что ты сама стала править Микенами и делаешь это куда лучше Агамемнона, что тебя боятся и уважают. Я решил, что мне нужно увидеть всё самому, и если ты действительно заслужила любовь народа, то я буду просить о милосердии, а если нет, я убью тебя и заставлю брата вернуть мне долг. – Тут ты ошибся. Агамемнон печется только о себе. Я нужна ему лишь для того, чтобы показать всем вокруг, как ловко ему удалось сломить сильную женщину. – Я ошибся во многом, – отвечает он. Клитемнестра кладет клинок на место. – Перед тем как я казнила Полидаманта, он сказал, что если мужчина спит с царицей, он рассчитывает вскоре стать царем. – Правитель из тебя куда лучший, чем мог бы получиться из меня. – Так чего же ты хочешь, раз ты не собираешься меня убивать? – Я хочу быть там же, где и ты. Хочу помогать тебе советом и защищать тебя. Эйлин оказалась права: теперь она не сможет от него отделаться. И хочет ли она этого на самом деле? Эгисф глядит на нее, широко раскрыв свои большие холодные глаза. – Я долго добивалась уважения своего народа, – говорит она. – А твое присутствие здесь ставит мое положение под угрозу. Люди могут считать тебя предателем, но ты мужчина, а любой мужчина в глазах народа всегда будет лучшим правителем, чем женщина. – Меня всегда интересовала лишь возможность отнять трон у кого-то другого. Это не делает меня хорошим царем.