— Ни я, ни Малыш не обратили на это внимания. Какие-то хмыри вертелись около нас, но мы не ожидали, что это менты. Рано утром нас повязали и приволокли в уголовку. Ну а там предупредили, что, если тронем свидетеля — посадят, — сокрушенно вздохнул Громобой. — Полная беспечность, граничащая с тупостью, — сделал окончательный вывод Оратор. — Я думаю, в этом деле все ясно, — вступил в разговор Красный, сидящий во главе стола, на почетном председательском месте. — Какое мнение уважаемых корешей? — И Громобой, и Малыш попали в опасную зону. Менты их в покое не оставят — посадят. Что это произойдет, даю стопроцентную гарантию. Значит, оба они нам вредны. Как они поведут себя в уголовке — не знаю, но я не уверен, что они смогут устоять от раскрутки. Даже не ожидая этого, оба мудака по своей тупости дадут ментам козырь в руки, который позволит им прикрыть нашу лавочку. В связи с этим мой вывод один: оба должны исчезнуть, — Оратор стремился говорить литературно, почему и получил такую кличку в уголовной среде. Он сурово посмотрел на виновных и опрокинул в рот рюмку коньяка. — Я согласен, — сказал Валек. Провинившиеся смертельно побледнели. Они знали: здесь не шутят, а вынесенный приговор сразу приводят в исполнение. Знали и то, что бежать не смогут, так как Валек и Оратор прибыли не одни. Их доверенные люди находились во дворе и хорошо знали, как поступать в таких случаях. Оба упали на колени, и Громобой, обращаясь к Красному, сквозь слезы заговорил: — Босс, пощади нас. Клянусь своей жизнью, что прикончу обоих: и бабу, и ее брата. Мы виновны и снесем любое наказание, только оставьте в живых. Никто из корешей не скажет о нас плохого слова. Я приносил пользу и вам, и братанам, — по его бледному, покрытому потом лицу текли крупные слезы, а широкие плечи содрогались от рыданий. Малыш держался более мужественно. Поняв, что мольбы и слезы не помогут, он уронил голову на грудь и покорно ждал своей участи. — Посмотрите на эти поганые рожи. Они не вызывают никакого сочувствия, а только омерзение. Не выполнив моего поручения, Громобой и Малыш подставили нашего кента, мизинца которого не стоят. А он был очень ценный кент, приносивший громадную пользу, стоявший на защите кодлы и пацанов, попавших в беду, — Красный вторично подчеркнул важность своих слов, относящихся к неизвестному, арестованному милицией. — Кем мы сможем его заменить? Никем. И после этого вы осмеливаетесь просить о пощаде? Нет, вы ее не получите. Уважаемые кореша, я считаю, что Громобой и Малыш должны исчезнуть и затеряться на просторах Сибири, только для них надо подготовить ксивы. До их получения они остаются у Федотки. Это будут непредвиденные расходы. Если Валек и Оратор не возражают, я бы утвердил такое решение. — Я не против, — согласился Валек. — Считай — принято, — подтвердил Оратор. — Тогда утверждаю решение нашего суда, — провозгласил Красный. — Благодарите Валька и Оратора, поганцы. Наш суд — самый справедливый суд в мире. Виновный стоит перед лицом корешей и по мере совершенной вины несет ответственность. Вы получили очень мягкое наказание только потому, что имеете кой-какие заслуги, а сейчас выметайтесь. Громобой и Малыш, униженно поблагодарив своих судей, быстро исчезли за дверью. За ними вышел Москва и присоединился к людям Валька и Оратора, пьянствующих в другой комнате. Трое главарей, держащих в руках уголовный мир города Светловска, остались за столом, выпивали, закусывали и вели неторопливую беседу. — Все же, Жора, хочу сделать одно замечание, — Оратор поднял вилку на уровне глаз: — Можешь соглашаться или нет — это твое дело, но молчать я не могу. Мы тратили на Цердаря большие суммы из кассы общака, и он этого стоил. Значит, наша задача состояла в том, чтобы беречь его как зеницу ока. Лично ты допустил большой промах, своевременно не вступив в игру. Подобрал для исполнения очень важного и деликатного дела дебилов, которые успешно его провалили. В результате мы потеряли ценного человека, работающего среди ментов на высокой должности, а сами остались и слепы, и глухи. Вина твоя не меньше этих свистунов, которых мы осудили. — Согласен, — отозвался Валек, наливая себе коньяка. — Хотя бы посоветовался с нами. Мы не вмешивались в твои отношения с Цердарем, но ценили его не меньше. Значит, это было наше общее дело. Оратор прав — ты виновен не меньше. Сейчас вопрос один: кем мы заменим Цердаря? — Вы правы. Пожалуй, я прошиб. Потерять такую фигуру среди ментов непростительно, но надо искать замену. Есть у меня один на крючке, однако рангом меньше. Будем растить — опыт имеется. Цердаря уже не спасешь, поэтому считаю: бесполезно принимать какие-либо меры — только людей терять. Создадим ему благоприятные условия в зоне. И там он будет полезен. Его сотоварищи согласились. Через несколько дней Громобой и Малыш исчезли из города с новыми паспортами. * * * Лето было в разгаре. Нещадно палило солнце. Здания и асфальт улиц, раскаленные за день, дышали жаром и в вечернее время. От духоты спасали только кондиционеры, работавшие практически круглые сутки. — Поднимайся, папа, пора! — услышал Рыков голос дочери, с которой он жил у стадиона в трехкомнатной квартире, своем временном жилище. Жена еще оставалась в Белоруссии и лишь изредка навещала их в выходные дни. Федор Федорович легко соскочил с кровати, затем сделал гантельную гимнастику, побрился, умылся и пошел на кухню. Лана, его дочь, рослая стройная девушка с красивым лицом, длинными темно-русыми волосами и пухлыми яркими губами, приготовила яичницу с колбасой, чай и бутерброды. Закончив девятый класс на отлично, Лана проходила трудовой семестр в учебном комбинате, в группе по подготовке младших медицинских сестер, мечтая в будущем продолжить учебу в медицинском институте. — Как настроение, дотя, как отдыхалось? — спросил Рыков, садясь к столу. — У меня все в порядке, папа. Ты не разговаривай, а кушай, — она положила голову на скрещенные руки и с любовью глядела на отца. — А ты почему не завтракаешь? — Ты не волнуйся, я уже поела, — ответила дочь. — Все фокусничаешь, фигуру сохраняешь. О здоровье не думаешь, дотя. Кому ты будешь нужна худющая, — назидательно заметил Рыков. — Ладно, не ворчи. О фигуре каждая девушка думать должна. Стояло ясное тихое утро. Без четверти восемь Федор Федорович вышел из подъезда на улицу, где его уже ждала автомашина, а водитель, старшина милиции Хмель, протирал стекла. Ровно в восемь Федор Федорович уже находился за столом в своем служебном кабинете и просматривал сводку совершенных преступлений за сутки, делая пометки на тех, которые брал на контроль. В девять часов Рыков совместно с руководством прокуратуры проводил совещание по расследуемому уголовному делу. Первым за четверть часа до назначенного срока в комнату вошел заместитель прокурора республики Иван Сергеевич Федченко, в темно-коричневых брюках и плотно облегающей тенниске, рельефно подчеркивающей стройность его фигуры. — Кофе выпьешь? — предложил Рыков. — Не откажусь, — ответил Иван Сергеевич, закуривая сигарету. — Как считаешь, лед тронулся? — спросил он, имея в виду расследуемое дело. — Считаю, что да. Арестованные начинают давать показания, которые подтверждаются доказательствами, а это уже неплохо. — Откровенно говоря, Федор Федорович, когда я давал разрешение на возбуждение уголовных дел, у меня не было уверенности, что мы сможем успешно справиться с этой задачей. Уж больно серьезные силы стоят за спиной основных фигурантов. — Покровители серьезные — это верно, но сейчас я с полной уверенностью могу заявить: мы прорвали заколдованный круг круговой поруки. Правда, они немного притихли, однако, где могут, продолжают нам вредить. Наша задача — добраться до всех и посадить на скамью подсудимых, невзирая на их ранги; но для ее выполнения ох как много предстоит еще сделать. Пробило девять, и в кабинет стали заходить члены следственной группы. Разместившись во главе стола, Федор Федорович сделал краткое вступление: — Хочу напомнить, товарищи, что мы проводим расследование очень важного уголовного дела, которое находится на контроле у секретаря ЦК. Да и фигуранты, проходящие по нему, заслуживают особого внимания. Поэтому мы и собрались сейчас, чтобы коллективно наметить мероприятия по его успешному продолжению. Переводя наш разговор в практическое русло, я предоставляю слово Гарию Христофоровичу Давидюку. — Вы уже знаете, товарищи, что мною объединены уже уголовные дела, по которым арестованы: Цердарь, Осьмак, Вишневский, Хохлов, Ситняк и водитель Хохлова — Ляховец. Считаю доказанным ограбление Милютина. Осьмак и Вишневский дают признательные показания, которые подтверждают свидетели. Немного труднее идет расследование преступлений, совершенных группой Хохлова. Он упорно все отрицает, так же ведет себя и Ляховец. Придется затратить немало времени, чтобы доказать их вину. Что необходимо сделать в первую очередь? Продолжать самую скрупулезную проверку списания коньяка на потери производства по предприятиям производственного объединения «Арома». Мастера цехов Косенчук, Борталимов, Петрар и директора предприятий отрицают свое участие в хищениях коньяка. В связи с этим считаю необходимым подключить силы райотделов по месту дислокации заводов, а также задействовать оперативные возможности с целью выявления доказательств и свидетельской базы. Это направление нашего расследования я просил бы товарища Котова взять под личный контроль. Видимо, будет правильным, если по коньячному заводу Вальково продолжат проверку Санев и Бутович, а по остальным предприятиям — управление БХСС. Надо просмотреть отказные материалы по отделам милиции за последние три года, касающиеся производственного объединения «Арома». Необходимость такого шага подтверждает материал, найденный Саневым в Вальковском отделе милиции. Следователь Шамшурин продолжает работу по преступной группе Цердаря, которая совершила серию уголовных преступлений, и хотя Осьмак играет в искренность, но конкретных фактов от него не поступает. Так, сведения вообще. Я работаю по всем направлениям. Знаю, что на наши плечи ляжет большая нагрузка, однако с ней мы должны справиться. И последнее, Федор Федорович, допросите, пожалуйста, Хохлова. Только вы сможете его разговорить. Если он даст показания, подтверждающие его преступную деятельность, заговорят и мастера, а там и к вышестоящим доберемся. Доклад окончен. — Спасибо, Гарий Христофорович. Вы подробно изложили, на какой стадии находится расследование, и, если Иван Сергеевич не возражает, можно согласиться с вашими предложениями, — заметил Рыков. — А не получится ли так, что мы потеряем нить расследования, разбившись по направлениям? — вступил в разговор Федченко. — Необходимо связующее звено, один человек, который бы аккумулировал, направлял и связывал все воедино. — Иван Сергеевич, я веду уголовное дело и все направления постоянно держу в руках. В конце рабочего дня члены нашей группы докладывают о результатах за день. После анализа наработанного мы вносим коррективы в мероприятия, поэтому ошибок не будет, — ответил Давидюк. — Ну коли так, то предложения Гария Христофоровича можно утвердить. Из доклада видно, что начало сделано, но только начало. Предстоит громадный объем работы, большие психологические затраты, но все вы должны понять одно: дело расследуется необычное, а значит, и отношение к нему должно быть особое. В преступную группу входят сотрудники милиции — руководители высокого ранга, а это обстоятельство потребует более тщательного отношения к сбору доказательств. Продуманные, основанные на тщательном анализе нашей деятельности мероприятия помогут этому. Нельзя оставлять без внимания арестованных. Допросы, очные ставки, опознания и другие меры должны дать положительные результаты. Но прошу всех сотрудников, входящих в следственную группу, строго соблюдать положения закона. В противном случае Цердарь и Ситняк, имеющие определенный юридический опыт, ваши нарушения используют в свою пользу, а этого допустить нельзя. — Спасибо, Иван Сергеевич. Вольдемар Александрович, ваши предложения. — Есть, товарищ полковник. Докладываю. Мною просмотрены все оперативные дела и, к моему сожалению, обнаружено очень мало сведений, касающихся интересующих нас лиц. Но то, что установлено, нашло частичное подтверждение. В частности, доказана связь Ситняка со старшим прорабом Бастовым, который дал последнему люстру в качестве взятки. Необходимо и дальше проводить тщательную проверку этого направления. Одной люстрой там дело наверняка не ограничилось. Осьмак и Вишневский ведут себя замкнуто, но кое-что все же удалось выяснить. Поступают сведения о связи Цердаря с вором в законе Красным. Осьмак по этому поводу дает показания, но полной откровенности от него ждать не приходится. Мы будем и дальше вести разработку в этом направлении. Цердарь находился на денежном содержании Красного, и изобличить его как предателя — дело нашей чести. Имеются сведения о связи Ситняка и Цердаря с заместителем министра виноградарства и виноделия Позубом. Считаю, что им должен заняться Гарий Христофорович. Здесь нужны будут стопроцентные доказательства, в противном случае могут наступить тяжелые последствия. Санева и Бутовича необходимо перебросить в помощь Давидюку, а коньячный завод Вальково поручить сотрудникам управления БХСС: Гарию Христофоровичу одному будет трудно, поэтому я вношу свои коррективы в его предложение. Мне необходимо проехать в отделы милиции, где расположены предприятия, входящие в систему «Арома», и провести соответствующую работу. Вот та информация и те предложения, которые мне хотелось изложить на этом совещании. — Доложенные вами данные, Вольдемар Александрович, должны превратиться в доказательства. Для решения этой задачи задействуйте подчиненных вам сотрудников и райотделы милиции. О результатах постоянно информируйте меня. У кого еще есть предложения? Кто желает высказаться? — Рыков посмотрел на участников совещания. — Санев, пожалуйста. — Я согласен с внесенными предложениями, поэтому выскажу только одно замечание, требующее немедленного решения. Красный, защищая своего подопечного Цердаря, которого не хочет потерять, ведет массированную атаку на свидетелей. В частности, подверглись угрозам и избиению Кащенко и Милютина. Хорошо, что они своевременно сообщили Шамшурину о преследовании. С помощью сотрудников Измаильского отдела нам удалось выявить виновных — Громобоя и Малыша — подручных Красного. У нас нет возможностей по защите свидетелей, поэтому прошу, учитывая эти обстоятельства, выделить дополнительные силы для их охраны. — Охрана нужна, бесспорно. Давайте и этот вопрос отметим в наших мероприятиях, а вы, Вольдемар Александрович, подключитесь к проверке заявления свидетелей по изобличению Громобоя и Малыша, совершивших хулиганство. Еще есть замечания? Нет. Тогда будем заканчивать. По отработке направлений предложения дельные. Их нужно изложить в наших мероприятиях и взять под ежедневный контроль. Хохлова, Иван Сергеевич, надо допросить нам с вами. Если не возражаете, то займемся этим завтра. Будем собираться раз в неделю для анализа проводимого расследования, и лучше всего это делать в субботу. Давидюк и Котов, отработанные мероприятия доложите к семнадцати часам. Остался еще одни вопрос. Кадровый аппарат плохо разворачивается и волокитит материалы на увольнение Цердаря и Ситняка. Я прошу вас, Станислав Михайлович, подключиться к этому делу. Их необходимо с треском вышвырнуть из органов внутренних дел, и побыстрее. — Есть, Федор Федорович. Постараюсь в самый короткий срок доложить материалы служебной проверки министру с выводами об их увольнении, — не поднимаясь с места, согласился Кедров. — Спасибо, Станислав Михайлович. Есть вопросы? Нет. Свободны. * * * Стояла середина лета, когда базарные прилавки уже ломились от изобилия свежих овощей и фруктов. В каждой семье зелень стала главным украшением стола, а жена Рыкова — Галина Николаевна все возмущалась: — Ну что ты за человек, Рыков?! Все порядочные люди не обходятся без витаминов, а тебе подавай только щи да борщ… Федор Федорович действительно очень любил эти блюда, которые столь искусно готовила жена, родившаяся и выросшая в одном из сел Хмельницкой области Украины. Конечно, Рыков не спорил с супругой о пользе витаминов. И сегодня за завтраком пожевал свежего хрустящего лука и моркови со сметаной. Потом пешком отправился на службу. Утром и вечером он всегда шел через парк Победы, останавливался у фонтана, наблюдая, как искрятся на солнце высокие струи воды, присаживался у роз, рассматривая ярко-алые бутоны и вдыхая их терпкий аромат. Но всегда в восемь часов Федор Федорович находился за своим рабочим столом. Нынче в десять часов Рыков должен был доложить результаты расследования уголовного дела, возбужденного против Цердаря, Ситняка, Хохлова и их компании, министру. Просматривая еще раз свои записи и дополняя их, Рыков пришел к выводу, что дело идет к завершению — появились доказательства вины обвиняемых, фигуранты начали давать правдивые показания о своей преступной деятельности. По его мнению, пришло время доложить в ЦК об успешном расследовании и снять дело с контроля, о чем он и собирался доложить Ивану Георгиевичу. В это время в кабинет заглянул Кедров. — Федор Федорович, разрешите войти? Здравствуйте! — светлый костюм, белая рубашка и темно-синий галстук придавали Станиславу Михайловичу интеллигентный вид. Он больше походил на учителя, чем на сотрудника милиции. — Приветствую вас, Станислав Михайлович, — ответил Рыков, а потом спросил: — Как здоровье? Как настроение? — Пока все в порядке, Федор Федорович. Только думаю, что моя миссия здесь заканчивается. Преступники арестованы, уголовное дело успешно расследуется, а материалы на увольнение и Ситняка, и Цердаря утверждены министром. Мне делать больше нечего. — Через несколько минут я должен доложить Ивану Георгиевичу результаты расследования. Давайте зайдем вместе, и вы изложите ему свои доводы. Как он решит — так и будет. Когда пробило десять, оба руководителя находились в кабинете Ганчука. Министр, одетый в генеральскую форму, с улыбкой поздоровался с Рыковым и Кедровым, пригласил их сесть к столу. — Докладывайте, Федор Федорович, что наработано вашей группой, — предложил он. — Есть, товарищ министр. Расследование уголовного дела идет к завершению. Собранные доказательства говорят о том, что нами выявлена хорошо законспирированная преступная группа, занимавшаяся хищением коньяка с предприятий объединения «Арома». Прикрывали их, а также принимали активное участие в хищениях начальник милиции Ситняк и заместитель начальника отдела уголовного розыска города Светловска Цердарь. Арестованы Хохлов, Ляховец, Осьмак, Вишневский, Цердарь и Ситняк. Показания дают все, кроме наших милицейских руководителей. Они категорически отрицают свое участие в преступлениях, хотя доказательства говорят об обратном. Думаю, что и Ситняк, и Цердарь под тяжестью улик заговорят, чтобы смягчить свою участь. Мастера цехов Косенчук, Борталимов, Петрар и директора предприятий подробно рассказывают, как происходили хищения коньяка и каким способом он вывозился. Остались некоторые сложности — это изобличение заместителя министра виноградарства и виноделия Позуба и документирование связи Цердаря с вором в законе Красным. Оперсостав УБХСС и уголовного розыска под руководством Котова продолжают напряженную работу в этом направлении. Подойти к Красному мы смогли бы через его подручных — Громобоя и Малыша, однако они исчезли, но поиск их продолжается. Эти обстоятельства несколько затягивают наше расследование. Иван Георгиевич, считаю необходимым доложить ЦК о результатах проделанной работы и снять уголовное дело с его контроля. — Пожалуй, преждевременно это делать. Шламов не согласится с нашим предложением. Дорабатывайте то, что вами еще не сделано. Надо принять необходимые меры по розыску и задержанию Громобоя и Малыша. Изучите их биографии — где, в каких городах они проживали. Не исключено, что ими получены паспорта на другие фамилии. Проверьте паспортные отделения города. Работа объемная, однако необходимая. По изобличению Позуба нужны неопровержимые доказательства. Показаний Хохлова и Ляховца нам недостаточно. Действуйте очень осторожно, скрытно, но результативно, — давал указания министр. — Есть, товарищ министр. Постараемся действовать так, чтобы не дать повода для жалоб, — ответил Рыков. — Вот-вот. Вы правильно меня поняли — чтобы не давать повода для жалоб. Потому что если они появятся, то проверкой их займутся сотрудники ЦК. А это может серьезно помешать дальнейшему расследованию. А почему Станислав Михайлович молчит? Хочу вам выразить свою благодарность за плодотворную работу в составе следственной группы, о чем сообщу руководству главка, — сказал министр. — Спасибо, Иван Георгиевич. Я старался по мере сил и возможностей, а сейчас мое пребывание здесь совершенно бесполезно. Расследование продолжается, и я уверен, что преступники предстанут перед судом и понесут заслуженное наказание. Поэтому прошу вашего разрешения на отъезд в Москву, — заявил Кедров. — Как считаешь, Федор Федорович, отпустим Кедрова? Или, может, оставим еще недельки на две? — заранее зная ответ Рыкова, пошутил министр. — Нет, можно отпускать, Иван Георгиевич. Станислав Михайлович хорошо работал и по изобличению преступников в мундирах, и по подготовке материалов на их увольнение, и по организации работы нашего отдела кадров. От имени следственной группы я хочу тоже поблагодарить его, — ответил Рыков. — Ну что ж, Станислав Михайлович, считайте, что ваша командировка закончена. Доложите Николаю Тимофеевичу ее результаты. В дальнейшем приезжайте к нам, буду рад вас видеть, — сказал министр, поднимаясь с места и пожимая руку Кедрову. — Станислав Михайлович, подождите меня. Хочу переговорить с вами по некоторым вопросам, — попросил Рыков уходящего из кабинета Кедрова. Федор Федорович обсудил с министром план дальнейшего расследования, тактику допросов основных обвиняемых по делу, особо остановившись на изобличении Позуба.