— Как обстановка за прошедшие сутки, уважаемый Хабиб Рахман? — спросил он. — Обстановка нормальная. Только северные посты были обстреляны. Это сделали душманы из Ханабада, — ответил командующий. Хабиб Рахман хотя и с трудом, но все же мог говорить по-русски. Поэтому беседа проходила без переводчика, и оба прекрасно понимали друг друга. Телохранитель командующего принес небольшие чайники и молча поставил их перед собеседниками. — Пусть подольше она сохранится нормальной. А сегодня, уважаемый Хабиб Рахман, поедем ко мне на прощальный ужин. Завтра, если ничего не случится, планирую вылететь в Кабул, а оттуда — на Родину, — сообщил Рыков. — Спасибо. Сейчас отдам кое-какие распоряжения и поедем на виллу, — согласился командующий. Он пригласил командиров, проинструктировал каждого, оставил за себя своего заместителя по безопасности и вместе с Рыковым на том же «уазике» выехал на виллу советнического аппарата. Столы были накрыты на веранде дома, огороженного четырехметровым забором. Кроме руководителей провинции, на ужине присутствовали партийные и военные советники, а также подчиненные Рыкова. Было произнесено много тостов и сказано много теплых слов в его адрес, особенно со стороны афганцев, называвших Федора Федоровича по-афгански Бехоб. На следующий день провожаемый друзьями и подчиненными Рыков вылетел в Кабул. В гостинице представительства МВД СССР собрались советники провинций, возвращающиеся в Союз. Перед ними выступил их руководитель генерал-лейтенант милиции Александр Матвеевич Волгин, человек большого мужества и интеллекта. Все, кто вместе с ним проходил школу Афгана, глубоко уважали и любили этого человека. Слова, которые он произносил, были обычны для подобных случаев, но воспринимались каждым из отбывающих на Родину с особым чувством единомыслия, которое могло родиться только в совместной борьбе. Все, кто покидал Афган, были отмечены высокими боевыми наградами Отечества. Не осталась в долгу и Республика Афганистан. — Через сутки вы уже будете в Москве, где вас ждут новые достойные назначения, — сказал генерал. — Мне известно, что руководство МВД вас, закаленных в горниле афганской войны, считает золотым фондом милиции. И я желаю каждому из вас, дорогие товарищи, спокойной дороги на Родину, счастья и здоровья… Сердечные слова генерала тронули уезжающих. Они подходили к Волгину, тепло прощались с ним, желая и ему скорейшего возвращения домой. Оформив документы и получив в бухгалтерии окончательный расчет, Рыков с ребятами съездил на базар и потратил оставшиеся афгани, а вечером встретился со своими близкими друзьями за столом. Было много выпито спиртного и еще больше спето песен. В вечерней тишине далеко вокруг разносились раздольные русские и украинские песни. Видимо, никогда седой Кабул не слышал столько напевных мелодий славян, как в это время. В них слышалась верность мужской дружбе, любовь и тоска по Родине, а что такое ностальгия по родной земле, Рыков испытал в полной мере. Последняя ночь перед вылетом в Союз длилась мучительно долго, и только перед самым рассветом Федор Федорович забылся тревожным сном. Рано утром отъезжающие быстро загрузились в поданный автобус и выехали в аэропорт. Долго оформлялась сдача груза и посадка в самолет, а когда все это закончилось, все невольно приумолкли, нетерпеливо посматривая в бортовые иллюминаторы и желая побыстрее подняться в воздух. Наконец лайнер оторвался от бетонки, стал кругами набирать высоту, а потом взял направление на север. В Ташкенте была промежуточная остановка, и задержались здесь ненадолго. Четыре часа полета до Москвы пролетели незаметно. В Шереметьево приземлились вечером. Таможенный досмотр занял немало времени, но наконец и он закончился. В аэропорту Рыкова встречали жена Галина и дочь Лана. Обнимая самых дорогих ему людей, Федор Федорович почувствовал, как душа его постепенно освобождается от тяжелого психологического стресса, и понял, что самое страшное осталось позади: бои, потери близких товарищей, друзей из царандоя, когда их гибель, ранения заставляли задумываться, а кому нужны были эти потери, огневые дуэли и кого от кого приходилось им защищать? Быстро погрузившись в присланную автомашину, Рыков с семьей выехал в гостиницу МВД СССР на Пушкинской улице. Ему отвели номер на втором этаже. Номер просторный. Места хватало с избытком и для дочери, и для него с женой. На второй день Федор Федорович пешком отправился в Главное управление кадров, на улицу Огарева, 6. Принимал начальник управления, и разговор шел о новом назначении. Рыкову было предложено продолжить службу в должности заместителя министра в одной из западных республик. На приведенные доводы, что он пробыл два года без семьи и принес бы больше пользы в Белоруссии, этот кадровый чиновник внимания не обратил. Иван Николаевич, его старый товарищ по Афганистану, на полгода раньше возвратившийся в Союз, провожая Рыкова в приемную министра, по-дружески посоветовал: — Ты, Федор Федорович, не очень противоречь министру. Человек он непредсказуемый, и, если скажет, что другого предложения не будет, соглашайся, иначе вышвырнет на улицу, не задумываясь. — Спасибо, Иван Николаевич. Твой совет учту. В приемной пришлось ждать довольно долго. Наконец помощник разрешил Рыкову зайти в кабинет министра. Ему не пришлось служить под началом этого человека, вознесенного судьбой на одну из вершин власти, но анекдотов о нем слышал немало. Особенно запомнился рассказ начальника отдела внутренних дел города Орши: — Понимаете, Федор Федорович, трудно пережить унижение, нанесенное первым лицом, когда ты не можешь ответить тем же. А я удостоился такой чести. Меня лично оскорбил министр. На свои сбережения мне удалось построить дачу. И вот по этому поводу меня вызывают в Москву с отчетом на коллегии МВД СССР, приписывая, по выражению министра, хозяйственное обрастание. Видимо, большей глупости придумать нельзя было. Ее нужно занести в Книгу рекордов Гиннесса. Съездил, отчитался и домой возвратился, но все время меня преследовала одна мысль: неужели коллегии МВД нечем заняться? На мой ум, она должна решать проблемы борьбы с преступностью, а не подсчитывать, сколько гвоздей и досок я использовал для дачного дома. Но если мы дожили до такого маразма, то ничего хорошего ждать в будущем не следует. Вскоре этот опытнейший руководитель, прекрасный криминалист, до срока ушел на пенсию. Будучи униженным, он просто отказался дальше работать. …Министр размещался в очень большом, комфортабельном кабинете, стены которого были тщательно отделаны под темное дерево, с подобранной мебелью такого же цвета. Рыков шел по дорожке к столу, смотрел на сидящего полнолицего человека, всем видом подчеркивающего свою недоступность. Наконец длинный кабинет закончился столом, перед которым Федор Федорович остановился. — Товарищ министр, полковник Рыков прибыл для служебного разговора, — доложил он. — Садитесь, полковник. Есть мнение, так сказать, послать вас заместителем министра в одну из республик. Как смотрите на это предложение? — спросил он с брезгливой миной на лице, как будто вошь увидел на воротнике рубашки приглашенного офицера. — Товарищ министр. Я два года пробыл без семьи в Афганистане. Есть место в Белоруссии. Разрешите выехать домой? — Другого предложения не будет, — зло заявил министр. — Есть, товарищ министр. С предложенной мне должностью согласен, — отрапортовал Рыков, понимая, что перечить бесполезно. — Можете быть свободны. До свидания, — не поднимаясь с места, лениво проговорил хозяин кабинета. Для него офицер такого ранга, как Рыков, уже не существовал. Он просто исчез из его памяти. Эта встреча оставила в душе Федора Федоровича тяжелый осадок, который долго не проходил. И впоследствии вспоминая ее, ему всегда хотелось выматериться. Рыков прошел медицинскую комиссию и получил две путевки в санаторий, куда должен был отправиться немного позже. Закончив свои дела в Москве, он с семьей выехал в Белоруссию. Встречи с друзьями, товарищами по работе развеяли неприятный осадок и настроили его на оптимистический лад. Федор Федорович понял, что только среди таких вот людей настоящая жизнь, только они подставят плечо в трудную минуту, никогда не будут смотреть презрительно на человека, а, наоборот, возьмут под защиту даже в том случае, если придется рисковать жизнью. Дни летели незаметно, и наконец наступило время, когда Рыков с женой и дочерью вылетел в Сочи, но его отдых был прерван вызовом в Главное управление кадров. Четыре дня ушло на встречи с членами коллегии МВД. В заключительной беседе руководитель кадрового аппарата сообщил, что приказ о назначении Рыкова в ближайшее время будет подписан, а сейчас надо вылететь в Светловск и познакомиться со своим будущим шефом. Днем позже Федор Федорович был уже в Светловске и после обеда зашел к министру МВД республики. Его встретил высокий, стройный, лет пятидесяти мужчина, с полноватым, приятным лицом и умными проницательными глазами. Оказалось, что Иван Георгиевич Ганчук был назначен на эту высокую должность всего лишь два месяца назад. Ранее он семнадцать лет проработал первым заместителем председателя КГБ республики и имел большой опыт оперативной работы. Внимательно выслушав краткий рассказ Рыкова о его жизненном пути, он сказал: — Основная работа впереди, Федор Федорович. Нам придется вместе создавать аппарат министерства и активизировать борьбу с преступностью на местах. Главное — аппарат должен быть рабочим, поэтому с первых шагов своего знакомства с обстановкой необходимо подбирать людей на должности по деловым качествам. Будет сильное министерство — будут положительные результаты работы. Рассказывать о положении дел не буду. Завтра мы подводим итоги работы за первое полугодие. Будет неплохо, если вы примете участие в нашем совещании. Это даст вам возможность побыстрее ознакомиться с оперативной обстановкой. — Иван Георгиевич, я обязательно буду на совещании. — Думаю, что приказ о вашем назначении не заставит себя долго ждать. А сейчас поедем в ЦК. Нас ждет заведующий отделом административных органов. Беседа прошла формально и быстро. Много вопросов Рыкову не задавалось. Он увидел на столе заведующего отделом свое личное дело, которое тот перед их приходом изучал. Весь следующий день Федор Федорович провел в актовом зале МВД, где проводилась расширенная коллегия. Обстановка действительно была сложной и требовала, по мнению Рыкова, коренной перестройки в работе. Мысли, возникшие по этому поводу, он пометил в блокноте, намереваясь возвратиться к их реализации уже в ближайшем будущем. В конце августа был подписан приказ о назначении Рыкова на должность заместителя министра МВД республики, а пятого сентября он уже приступил к исполнению служебных обязанностей. А вскоре дела и проблемы нахлынули на него валом, втянули в водоворот событий, потребовавших полного напряжения его моральных и физических сил. * * * Острое чувство обиды захлестнуло Степана Эдуардовича Сидореню, когда начальник отдела Ситняк, вызвав его в свой кабинет, заявил, что дальше работать с ним не намерен и данными ему правами отстраняет его от исполнения обязанностей по должности и что все необходимые документы, касающиеся этого вопроса, он уже направил в кадры. Ни слова не говоря, Сидореня повернулся и пошел к выходу. — Дела передашь Курлене, — вдогонку крикнул Ситняк. Степан Эдуардович зашел к себе в кабинет, сел за стол и опустил голову на руки. Незаслуженное оскорбление будоражило кровь и побуждало к действиям, однако усилием воли он себя сдерживал. Сидореня вспомнил свой приход в этот отдел, когда Ситняк при знакомстве с ним сказал, что такие опытные, как он, руководители оперативной службы очень нужны и он постарается работать с ним в полном взаимодействии. Первое время начальник милиции действительно поступал так, как обещал, но потом, когда несколько раз уголовные дела перехлестнулись с личными интересами Ситняка и Сидореня отказался выполнить его просьбу, их взаимоотношения круто изменились. Начались придирки, незаслуженная критика, а в некоторых случаях и оскорбления. Степан Эдуардович понимал, что рано или поздно что-то подобное должно было произойти, поэтому на решение и действие Ситняка он отреагировал более-менее спокойно. Сидореня позвонил своему заместителю и попросил его зайти. — Юрий Семенович, — обратился он к Курлене, — Ситняк освободил меня от должности начальника отделения и приказал передать тебе дела. Они все здесь, — Сидореня открыл обеими руками дверцу массивного сейфа. — Составляй акт. Вот ключ, а я ненадолго отлучусь. Котов вызывает. — Он что, совсем опупел? Это же самодурство. Нет, я здесь тоже долго не задержусь. Работать с этим глупцом не смогу. Степан Эдуардович, сходите на прием к министру. Он у нас человек новый, но, говорят, справедливый, — посоветовал Курленя. — Никуда, Юра, я не пойду. У меня своя гордость имеется. Смогу работать и на рядовой должности опера. Этот хлеб нам знаком, — ответил Сидореня, направляясь к двери. — Когда закончишь опись дел, дождись меня. Степан Эдуардович быстро зашагал вверх по улице. У медицинского института он вскочил в троллейбус и поехал к центру города. Сошел на остановке недалеко от здания МВД и через центральный вход поспешил на встречу с начальником управления уголовного розыска Котовым, который еще вчера вечером пригласил его на беседу. Кабинет Котова размещался на третьем этаже, и Сидореня, одним махом взбежавший наверх по широкой лестнице, легко зашагал по узкому коридору. Вольдемар Александрович его ждал. Ответив на приветствие, пригласил сесть к столу, угостил кофе, а потом спросил: — Степан Эдуардович, ответьте мне вот на какой вопрос. Какие у вас взаимоотношения с начальником отдела милиции? — Самые отвратительные, Вольдемар Александрович. Он меня на дух не переносит. А сегодня утром Ситняк приказал передать дела моему заместителю Курлене и ждать решения управления кадров министерства, куда он уже отослал внеочередную отрицательную аттестацию. — В чем причина таких действий начальника? — спросил Котов. — Причина? Она мне известна. В последнее время дела, которыми занимались сотрудники отделения, зачастую соприкасались с личными интересами начальника милиции. Первоначально от него поступали приказания сделать так, поступить этак, однако, увидев, что его указания не выполняются, Ситняк совсем озверел, начал меня третировать, придираться к любой мелочи, оскорблять и делать все возможное, чтобы я ушел из отдела по своей инициативе. Вот тут-то и нашла коса на камень. Чем сильнее начальник придирался, тем упрямее становился я. Поверьте, не мог я иначе поступить, совесть не позволяла. Ведь он требовал что-то укрыть, что-то смазать, кому-то оказать незаконную помощь, на что я, безусловно, пойти не мог. В этом и состоит основная причина моего снятия с должности, хотя наше отделение занимает первое место в управлении внутренних дел города. — Вот это меня и удивило, Степан Эдуардович. Подразделение — одно из лучших, а руководитель, получается, из худших. Не логично. Кто занимается проверкой вашего дела? — Начальник инспекции по личному составу МВД. — Ого! Однако вы пользуетесь определенной известностью, — Котов сделал паузу, изредка поглядывая на своего подчиненного. Потом продолжил: — Хорошо, давайте пока подождем заключения инспекции. Кто ваш зональный из управления уголовного розыска? — Сипченко. — Так вот. Пока суд да дело, я пошлю Сипченко для проверки обвинений Ситняка и выяснения его позиции. — Спасибо, Вольдемар Александрович. Проверок я не боюсь. По отделению наверняка будут рабочие недостатки, но не в такой мере серьезные, в какой приписывает мне начальник милиции. Полагаю, ваш сотрудник сумеет объективно во всем разобраться. — А вы, Степан Эдуардович, работайте пока на прежней должности. С Ситняком у меня будет особый разговор. Можете быть свободны. — Есть, товарищ полковник, — Сидореня четко повернулся и зашагал к выходу из кабинета Котова. От министерства внутренних дел до отдела милиции Степан Эдуардович решил пройтись пешком. Надо было хорошенько все обдумать, выработать дальнейшую линию поведения. Лето было в разгаре. Ослепительное яркое солнце висело над городом, расплавляя асфальт и накаляя стены домов. Сидореня в тенниске белого цвета и темных брюках теневой стороной улицы неторопливо шел по проспекту, погруженный в свои мысли. Он, конечно же, понимал, что до предела озлобленный начальник милиции пойдет на все, даже на подлость, чтобы унизить его, выбить из ритма работы, обвинить в каких-либо нарушениях закона. Значит, борьба будет продолжаться, но к какому финалу она придет, Сидореня предугадать не мог. Невольно его мысли перенеслись к юности, к тем счастливым временам, когда он, выпускник юридического факультета Светловского университета, ехал домой, в родную деревню к родителям, которые, гордясь сыном, устроили праздничный ужин, созвав всех родственников и близких знакомых. Отец, расправив седые усы, гордо смотрел на собравшихся за столом и давал сыну напутствие: — Мы простые крестьяне, Степан, честные люди, всегда добывали себе кусок хлеба нелегким трудом и надеялись только на собственные руки, а они могут многое. Эти крестьянские руки не только кормят нас, но и делают необходимые вещи. Однако, чтобы сделать все нужное человеку, требуется умная голова. Ты, Степа, ее имеешь и, получив диплом, вышел на самостоятельную дорогу жизни. Шагая по ней, всегда помни о нашей чести — чести труженика. Стоит только единожды отступиться, как она исчезнет, и человек незаметно для себя переродится. Это уже другая личность, способная творить подлости и преступления. Я желаю тебе, сынок, чтобы честь мужчины, настоящего человека, ты пронес через всю жизнь…