- Она гордится тем, что унижает тебя. - Но как я могу быть униженной? Мои лекции довольно эрудированы, и - - Ты унижаешь меня каждый день. Слова слетели с губ Элейн прежде, чем она успела их как следует обдумать. И вернуть их назад было невозможно. Ее мать сильно побледнела. Но плотина прорвалась, и излияние гнева было не остановить. - Знаешь, что я больше всего ненавижу в тех, кто внизу? Смущенное покачивание головой в ответ. У Элейн защипало глаза, и перед глазами все поплыло. - Они заставляют меня ненавидеть тебя, - сказала она. - Иногда. Я ненавижу их за это. Я ненавижу их. Я ненавижу их. Но когда они издеваются над тобой, а ты так легко играешь им на руку... иногда это заставляет меня ненавидеть и тебя тоже. - Элейн. Она больше ничего не могла сказать. Она не могла позволить десятилетнему гневу сорваться с ее губ. Но она также не могла остановиться. Вместо этого Элейн слепо повернулась и, распахнув дверь в холл, яростно зашагала прочь. Она не сломается, она не сломается. Но ее платье было наполовину расстегнуто, и слезы потекли по ее лицу прежде, чем она сделала больше полудюжины шагов. Она остановилась в конце коридора, привалившись к стене, и стала жадно глотать воздух. Она так долго сдерживала всю свою бешеную ярость; почему сейчас ей так трудно это сделать, просто потому, что она поняла, что будет жить с этим всю оставшуюся жизнь? Что изменило бы еще полвека? Скрип пола поблизости полностью остановил ее слезы. Она подняла глаза... и ее сердце упало. Конечно. Недостаточно было того, что они облили ее пуншем. Леди Косгроув, должно быть, послала своего кузена наверх, чтобы довершить е унижение. Ибо там стоял сам лорд Уэстфелд. Последнее, что Эван ожидал увидеть в конце коридора, была леди Элейн, платье которой спадало с плеч, открывая полотняную сорочку. Она сидела на полу, свернувшись почти в клубок, сжав кулаки. Она беззвучно плакала, сдерживая громкие рыдания. Элейн никогда не плакала - по крайней мере, она не делала этого публично. Это заставило его почувствовать, что он вторгается в болезненно интимный момент, который раскрывал ее больше, чем цвет слоновой кости ее сорочки. Она подняла глаза, увидела его - и ахнула, как будто он ткнул ее локтем в живот. Но этот момент шока прошел. Ее глаза сузились, и она выпрямилась в обжигающей ярости. - Лорд Уэстфелд, - сказала она, - что вы здесь делаете? Что ж, вечер еще совсем молод. Она кивнула в сторону лестницы. Низкий гул голосов был слышен даже сейчас, слегка насмешливо доносясь до ушей Эвана. - Я обнаружил, что компания внизу не в моем вкусе. Он хотел успокоить ее, но вместо этого она закатила глаза и вскочила на ноги. - Что вы скажете остальным? - спросила она почти непринужденно. - Расскажете им, что нашли меня в смятении? Будете ли вы и ваша кузина злорадствовать, что наконец-то сломили меня? Она сделала один шаг к нему. Если бы у нее в руке был нож, он подозревал, что у него уже текла бы кровь. Но вместо этого рукав ее платья сдвинулся и сполз по плечу. - Я же говорил вам, что мне жаль. Я бы никогда не сделал ничего, что могло бы причинить вам еще большую боль. Ее глаза расширились. - Никогда? - Она сделала еще один шаг вперед и толкнула его в плечо тыльной стороной ладони - не сильно, но и не нежно. - Вы, должно быть, думаете, что я глупая. А почему бы и нет? Я достаточно долго изображала шута. Ее левая рука поднялась, и она еще раз слегка толкнула его. - Все это время я позволяла всем думать, что я легкая добыча - что все, что вам нужно сделать, это немного унизить меня и вы получите удовольствие. Но я покончила с этим. В следующий раз, когда вы толкнете меня, я толкну в ответ. Что мне терять? Вы итак уже ни во что меня не ставите. - Я никогда не думал, что вы легкая добыча, - запротестовал Эван. - На самом деле, вы всегда казались удивительно неуловимой. - Не лгите мне. Я позволяла вам причинять мне боль каждый раз. Каждый раз, когда я отводила взгляд. Каждый раз, когда притворялась, что не слышу ваших злобных замечаний. Вам никогда ничего не стоило причинить мне боль, - ее лицо начало покрываться ярко-розовыми пятнами. Она будто вся пылала. - Нелегко оскорбить, - объяснил он. - Я думал, вас невозможно поймать, разоблачить. Поймать. - Поймать? Что вы имеете в виду? Она стояла близко к нему, так близко, что он мог бы протянуть руку и провести по впечатляющему изгибу ее груди, одновременно снимая рукава с плеч. И от этой неуверенной нотки в ее голосе все его доводы отключились - все доводы, кроме чистого запаха ее волос, ослепительного блеска в ее глазах. И поэтому он наклонился и поцеловал ее. Она напряглась в шоке, когда его руки обвились вокруг нее. Она была такой горячей на его губах - обжигающе горячей - и мягкой повсюду. У него было всего мгновение, чтобы насладиться ее вкусом. Она отпрянула от него, сердито глядя. - Теперь я поняла. Бедная маленькая старая дева - я в таком отчаянии, что вы думаете, я откажусь от своей добродетели при первой возможности. - Нет, - выдохнул он. Это он был нуждающимся, отчаявшимся человеком. Ему нужно было подумать, но мысли ускользали. Не помогало и то, что ее грудь приподнималась с каждым вдохом. Она положила палец на край своего своенравного рукава. - Ну что ж. - Ее слова были резкими, но рука дрожала. - Может быть, так оно и есть. - А затем она спустила ткань вниз по руке, обнажив кремовую кожу. Его легкие были в агонии. Он не мог дышать, не мог думать ни о чем, кроме... о Боже, пожалуйста, продолжай. - Может быть, я в отчаянии. Ее голос был тихим. - Мне не на что рассчитывать, кроме десятилетий одиночества. Может быть, все, о чем я прошу, - это одна ночь страсти. Она взглянула на него сквозь густые ресницы. - Это то, что я должна сказать? Я должна умолять вас об одной ночи? - Да. Это слово вырвалось прежде, чем он успел подумать получше. Уголок ее рта скривился в отвращении, но она не отстранилась. - Я имею в виду, нет. Я хотел сказать... Он не знал, что имел в виду, но его эрекция росла. Он был бы готов на все, если бы мог просто поцеловать ее снова. - Может быть, я должна умолять вас сделать из меня женщину. - Черт. - Похоть всегда делала его глупым. - Вам не нужно умолять. Его голос стал хриплым. - Я... послушайте, я всегда хотел вас. Возможно, он был глуп, но даже он мог сказать, что что-то было не так. Ее носик сморщился в восхитительно драчливой манере, и она сердито посмотрела на него. - Всегда, - прошептала она, ее голос был шелковистым. - Конечно. Как очевидно. Но есть одна маленькая проблема, не так ли, Уэстфелд? Я вам не доверяю. - Не доверяете. - Видите ли, - продолжала она, - я очень уязвима, а вы нет. Вовсе нет. Это вызвало в голове еще один горячий образ - на этот раз о том, насколько уязвимым он был бы, если бы отдал себя в ее руки. Буквально. Он застонал и попытался отогнать видение, но оно сменилось другим - он стоит перед ней на коленях, задирая ее юбки - и еще одним, в котором она проводит руками по всему его телу. Нехорошо. Ему нужно было думать своим мозгом, а не твердеющим членом. Но она подняла руку и просунула палец под другой рукав, и все, о чем он мог думать, было ее платье, расстегнутое до талии, корсет расстегнут, а груди вываливаются наружу. - Господи, - выругался он вслух. Помни: ты причинил ей боль. Она не хочет тебя. Она просто хочет причинить тебе боль в ответ. - Вот как это будет, - хрипло сказал он, роясь в кармане в поисках ключа от своей комнаты. Он повернул замок, открыл дверь. - Я не собираюсь просить вас зайти внутрь. Сильный румянец гнева начал сходить с ее лица. - По крайней мере, пока, - поправился он.