– Но как же ты доберешься до Парижа, малышка? – спросил Жюль. – Поеду на поезде. Париж ведь недалеко, правда? Они опять переглянулись. – Сирка, мы живем к югу от Орлеана. Вы много прошли с Рашель. Но вы удалялись от Парижа. Девочка выпрямилась. Она во что бы то ни стало вернется в Париж, к Мишелю, чтобы узнать, что с ним случилось. – Я должна уйти, – твердо сказала она. – Наверняка есть поезда из Орлеана в Париж. Я уйду прямо сегодня. Женевьева подошла к ней и взяла за руку: – Сирка, здесь ты в безопасности. Ты можешь какое-то время побыть у нас. Мы фермеры, у нас есть и молоко, и мясо, и яйца, тут не нужны продуктовые талоны. Ты можешь передохнуть, поесть вволю и поправить здоровье. – Спасибо, – сказала девочка, – но я уже чувствую себя гораздо лучше. Я должна вернуться в Париж. И не надо меня провожать. Я справлюсь сама. Только скажите, как пройти на вокзал. Прежде чем старая женщина успела ответить, со второго этажа донесся долгий жалобный стон. Рашель. Они кинулись в ее комнату. Рашель корчилась от боли. Простыни были испачканы чем-то черным и гнилостным. – Этого я и боялась, – прошептала Женевьева. – Дизентерия. Ей нужен врач. И срочно. Жюль кинулся вниз по лестнице. – Я поеду в деревню, посмотрю, там ли доктор Тевенен, – бросил он, выбегая из дома. Час спустя он вернулся, крутя изо всех сил педали велосипеда. Девочка следила за ним из окна кухни. – Наш старый холостяк-доктор куда-то отбыл, – сказал он жене. – Дом стоит пустой. И никто ничего не знает. Тогда я поехал в Орлеан. Нашел там одного молодого хлыща, просил сразу приехать, но он такой отъявленный наглец, заявил, что ему якобы сначала нужно сделать дела поважнее. Женевьева прикусила губы: – Надеюсь, он приедет. И скоро! Врач появился только ближе к вечеру. Девочка больше не осмеливалась заговаривать о своем отъезде в Париж. Она поняла, что Рашель очень больна. Жюль и Женевьева слишком тревожились за Рашель, чтобы заниматься еще и ею. Когда громкий лай собаки предупредил о прибытии доктора, Женевьева попросила девочку спрятаться в подвале. Этого врача они не знали, торопливо объяснила она. Это не их старый врач. Надо было проявить осторожность. Девочка спустилась в люк и затаилась в темноте, прислушиваясь к разговору. Она не могла видеть лица доктора, но ей не понравился его голос, пронзительный и гнусавый. Он все время спрашивал, откуда взялась Рашель или где они ее нашли. Он был настойчив и упрям. Голос Жюля оставался спокойным. Рашель дочь соседа, который на несколько дней уехал в Париж. Но девочка понимала по самому его тону, что доктор ни единому слову не поверил. Он зло рассмеялся и снова завел песню про приказ и закон, про маршала Петена и новый образ Франции. И про то, что Kommandantur[27] подумает об этой худой девочке со смуглой кожей. В конце концов она услышала, как хлопнула входная дверь. Потом снова раздался голос Жюля. Старик казался раздавленным. – Женевьева, – сказал он. – Что мы наделали? – Я хотела вас кое о чем спросить, месье Леви. Это не связано с моей статьей. Он посмотрел на меня и вернулся в свое кресло за письменным столом: – Конечно. Слушаю вас. Я наклонилась к нему: – Если я дам вам точный адрес семьи, задержанной шестнадцатого июля сорок второго года, вы сможете помочь мне отыскать их следы? – Семьи с Вель д’Ив? – Да, – кивнула я. – Это важно. Он посмотрел на мое усталое лицо, опухшие глаза. У меня возникло ощущение, что он читает во мне, как в открытой книге, и знает о гнетущей меня печали и обо всем, что я обнаружила в связи с квартирой. Да, я была уверена, что он видел во мне, сидящей этим утром напротив него, все, что накопилось за последние дни. – Вот уже сорок лет, мисс Джармонд, как я восстанавливаю детали жизни каждого лица еврейской национальности, депортированного из этой страны между сорок первым и сорок четвертым годами. Это долгая и мучительная работа, но совершенно необходимая. Да, я могу назвать вам фамилию той семьи. Все в компьютере, прямо перед вами. Мы можем найти эти данные за несколько секунд. Но не могли бы вы сказать, почему вас интересует именно эта семья? Обычное любопытство журналиста или нечто иное? Я почувствовала, что краснею. – Это личное, – замялась я, – и объяснить довольно сложно. – И все же попробуйте, – не сдавался он. На мгновение я заколебалась, потом рассказала историю квартиры на улице Сентонж, то, что сказала Мамэ, и как потом отреагировал свекор. Под конец призналась, и на этот раз без колебаний, что та семья не идет у меня из головы. Что хочу знать, кто они и что с ними случилось. Он слушал меня, иногда покачивая головой. Потом сказал: – Знаете, мисс Джармонд, возвращаться в прошлое не всегда легко. Порой вас поджидают неприятные неожиданности. Правда куда ужаснее, чем неведение. – Меня уже предупреждали, – сказала я. – Но я хочу знать. Он, не мигая, смотрел на меня: – Я назову вам их имя. Но только вам лично. Не вашему изданию. Вы даете слово? – Да, – заверила я, удивленная собственным торжественным тоном. Он направился к компьютеру: – Повторите еще раз адрес, пожалуйста. Я послушно повторила. Его пальцы запорхали по клавиатуре. Потом компьютер издал негромкий звук. Мое сердце замерло. Принтер выплюнул лист бумаги, который Франк Леви протянул мне, и я прочла: 26, улица де Сентонж 75003 Париж СТАРЗИНСКИ Владислав, родился в Варшаве в 1910 г. Арестован 16 июля 1942 г. Гараж, ул. Бретань. Вель д’Ив. Бон-ла-Роланд. Эшелон № 15, 5 августа 1942 г. Ривка, родилась в Окунёве в 1912 г. Арестована 16 июля 1942 г. Гараж, ул. Бретань. Вель д’Ив. Бон-ла-Роланд. Эшелон № 15, 5 августа 1942 г. Сара, родилась в Париже в 12-м округе в 1932 г. Арестована 16 июля 1942 г. Гараж, ул. Бретань. Вель д’Ив. Бон-ла-Роланд. Из принтера выполз другой документ. – Это фотография, – сказал Франк Леви. Он посмотрел на нее, прежде чем отдать мне. На снимке была девочка лет двенадцати. Подпись гласила: июнь 1942 г., школа на улице Блан-Манто. Совсем недалеко от улицы Сентонж. У девочки были светлые миндалевидные глаза. Голубые или зеленые – трудно сказать. Блондинка, чуть вьющиеся волосы падали до плеч. Хорошая застенчивая улыбка. Лицо в форме сердечка. Она сидела за школьной партой, перед ней лежала открытая книга. На груди желтая звезда. Сара Старзински. На год младше Зоэ. Я перечитала листок с данными. Мне не нужно было спрашивать Франка Леви о месте назначения эшелона № 15. Я и без того знала, что это Освенцим. – А что это за гараж на улице Бретань? – не поняла я. – Там собрали большинство евреев из Третьего округа, прежде чем переправить их на улицу Нелатон, на велодром. Одна деталь заинтересовала меня. В информации о Саре не был указан номер эшелона. Я обратила на это внимание Франка Леви. – Это означает, что ее не было ни в одном поезде, направлявшемся в Польшу. Вот все, что я могу сказать. – Может, ей удалось убежать? – предположила я. – Трудно сказать. Несколько детей действительно убежали из Бон-ла-Роланда и были подобраны окрестными фермерами. Другие, намного младше Сары, были депортированы без точного указания их данных. В таких случаях мы находим простую приписку, вроде: «Мальчик, Питивье». Увы, я не могу вам сказать, что случилось с Сарой Старзински, мисс Джармонд. Единственное, что можно с уверенностью утверждать, – она не прибыла в Дранси вместе с другими детьми из Бон-ла-Роланда и Питивье. И она больше не всплывала в наших списках. Я снова посмотрела на красивое невинное личико. – Что же с ней стало? – пробормотала я. – Последний ее след, имеющийся у нас, это Бон. Возможно, она спаслась, возможно, ее подобрала местная семья и она скрывалась до конца войны под ложным именем.