* * * С игрой «Бинго» просмотр фильма «Удар в живот-6» оказался более увлекательным занятием, чем без нее. Удовольствия добавляло и то, что я смотрела фильм вместе с группой единомышленников. То есть сам фильм нам всем показался паршивым (отвратительные диалоги, плохая актерская игра, полный набор всем известных клише из фильмов ужасов), но мы с благоговением посмотрели его от начала до конца, потому что нам это занятие нравилось. Я ставила отметку в одной из ячеек таблицы каждый раз, когда в фильме появлялась соответствующая сцена. Тайер сопровождал свои успешные догадки хихиканьем и радостными воплями. А вот Фредди постоянно забывал отметить угаданные пункты. Он выглядел рассеянным. Это напомнило мне о том, как мы впервые вместе смотрели фильм в кинотеатре, остро ощущая присутствие друг друга и стараясь не отрывать глаз от экрана. На этот раз я все время ловила взгляды Фредди на себе. Сверившись с игровой таблицей, я подняла голову. Фредди быстро опустил взгляд на свой листок, притворяясь, что не смотрел на меня. – Жуткий ребенок, – прошептала я. – А? – не понял Фредди. Я постучала ручкой по его бумаге. – Только что показывали жуткого ребенка. – Ой. – Очки Фредди отражали бледно-голубое свечение экрана, и рассмотреть его глаза мне не удалось. Он поправил очки и обвел кружком ячейку в своей таблице. – Спасибо, – прошептал он. Я потянулась за попкорном из миски, стоявшей между нами, и Фредди сделал то же самое. Наши пальцы соприкоснулись, и мы оба отдернули руки, как будто коснулись чего-то горячего. – Извини, – быстро проговорила я, и Фредди тоже извинился. Сидевшая на полу перед нами Фелисити резко обернулась, чтобы шикнуть на нас. Я снова повернулась к экрану, но не могла отделаться от мыслей о Фредди. Мне хотелось еще попкорна, но я ждала, пока он опустит руку в миску, чтобы понимать, когда путь будет свободен. Краем глаза я замечала, что Фредди тоже пытается поймать момент. Он посмотрел на экран, потом бросил взгляд на меня, потом схватил один кусочек попкорна и сунул его в рот. Фредди ел медленно, его острый как бритва подбородок напрягался, когда он жевал. Фредди сглотнул, и я восприняла это как намек, что теперь настала моя очередь брать попкорн. Казалось, мы качаемся на качелях, берем попкорн и жуем, берем попкорн и жуем. Мы так и продолжали брать попкорн по очереди, не сбившись с ритма, даже когда Тайер разразился очередным радостным воплем. Но в какой-то момент, опустив руку в миску, я снова наткнулась на пальцы Фредди. На этот раз наши руки остались на месте, как будто они жили собственной жизнью. Пальцы Фредди были мягкими и слегка скользкими от масла. На экране блондинка и шатен, чьи имена больше не имели значения, начали раздевать друг друга. – Как насчет секса? – спросил Фредди. Я оторвала взгляд от двух слившихся воедино фигур на экране и повернулась к Фредди. – Типа… сейчас?! Он освободил свои покрытые маслом пальцы от моих и указал на мой листок. – Типа здесь. – Ой! – Я чуть не поперхнулась, а ведь я даже не ела попкорн. Я обвела в кружок ячейку со словом «СЕКС», надеясь, что Фредди не видит, как горят мои щеки. – Бинго, – подсказал Фредди. – Бинго! – выкрикнула я, пожалуй, слишком громко. – Бинго? – уточнил Тайер. Я показала ему свой листок, и он помахал им, радуясь за меня больше, чем я – за себя. – У нас бинго! Вы знаете, что это означает. Фелисити с непривычно взволнованным видом резко повернулась ко мне. Тайер схватил горсть попкорна и швырнул его в меня. Брэм, как ни странно, сделал то же самое, и на его лице появилась легкая улыбка. Фредди рассмеялся и без особого энтузиазма бросил в меня несколько кусочков попкорна. Затем я поняла, почему Фелисити пришла в такой восторг. Она обеими руками взяла свою полную миску попкорна, подошла ко мне и высыпала все мне на голову. – Это традиция, – объявила она с самодовольной улыбкой. 20 ПУСТЬ я недавно вступила в Клуб поклонников Мэри Шелли, но уже стала его преданным членом. Я нашла компанию чудаков, с которыми у меня совпадали интересы, и благодаря нашему общему секрету каждую минуту, проведенную вместе, мы чувствовали себя на подъеме сил – живыми. Мы делали кое-что плохое, и это было так хорошо. На самом деле с тех пор, как в моей жизни появился Клуб поклонников Мэри Шелли, я заметила, что тревога стала меньше меня посещать. Воспоминания о той ужасной ночи на Лонг-Айленде перестали без спроса врываться в мой разум. Посвященный ужасам клуб помогал мне избавиться от собственных страхов. Каждый день теперь мне хотелось лишь скорее оставить позади мир Манчестерской школы и тусоваться с другими членами клуба, в котором мы могли сбросить застегнутую на все пуговицы форму из раздражающей кожу шерсти и надеть свою собственную одежду и быть самими собой. Временами кому-то из нас приходили в голову даже более сумасбродные идеи. Например, когда настала очередь Тайера выбирать фильм для просмотра, он предпочел «Реаниматора», заявив, что посвящает свой выбор Мэри Шелли, ведь это «неоспоримо лучшее современное прочтение „Франкенштейна“». Но я думаю, что на самом деле Тайер просто искал повод, чтобы явиться к Брэму в зеленом хирургическом халате и рассеченной пополам маске-черепе из своей любимой сцены фильма. Собрания клуба проходили часто: два, иногда три раза в неделю. В клубе имелись свои ритуалы. Некоторые из них, такие как обсуждения фильмов, были достаточно просты для участия. Случались моменты, когда я вступала в жаркие споры с другими членами клуба по таким вопросам, как, например, кого можно считать худшим Злодеем: Джейсона Вурхиза или Майкла Майерса. – Безусловно, Майкла Майерса, – заявила Фелисити. – Он убивал собак! – Джейсон тоже убил собаку, – напомнил ей Фредди. – Как по мне, так пусть убивают людей сколько угодно, но показывать убийство собак в фильмах ужасов недопустимо, – сказал Тайер. – Я подам петицию на сhange.org[21]. – Джейсон никак не может считаться хорошим негодяем, – вмешалась я. – Он был просто замкнутым в себе неудачником, который не умел плавать. – Подождите, хорошим Злодеем у нас считается тот, кто в глубине души хороший, или тот, кто полностью злой? – спросил Брэм. – А плохой Злодей – это тот, кто недостаточно злой? Это были те глубокомысленные экзистенциальные вопросы, которые задают себе все подростки. Поначалу сплоченность остальных членов клуба меня немного пугала. У них были ритуалы, привычки и им одним понятные шутки, уже накопленные за время общения в клубе. Но вскоре я нащупала свой ритм и вписалась в их компанию. Во время просмотра «Восставшего из ада» (по выбору Фредди) каждый раз, когда один из персонажей пренебрежительно отзывался о Бруклине, все члены клуба бросали попкорном в экран и кричали: «Все лучше Бруклина!» А когда мы смотрели «Птицы» (по выбору Брэма), все в группе имитировали неестественную позу Типпи Хедрен, которая во время нападения птиц выгибала руку над головой так, чтобы не закрывать от зрителей свое красивое лицо. После начала сцены с нападением птиц мы все держали руки под этим нелепым углом так долго, как только могли, пока в итоге с поднятым локтем не осталась одна Фелисити. Пока шли титры, она отвесила нам низкий поклон в знак своего триумфа. Фирменное отличие клуба заключалось в здоровой порции насмешек, в понимании, что мы имеем право высмеивать любимые фильмы друг друга, потому что сильно их любим. Это было некое внутреннее мое ощущение, один из моментов, когда я безраздельно чувствовала себя частью группы. Я никогда не думала, что чувство родства с другими людьми может быть настолько ошеломляющим. Тем не менее порой я радовалась, что лишь недавно вступила в клуб, потому что некоторые из традиций были жестокими. В тот вечер, когда мы смотрели фильм «Мы», Тайер невольно вскрикнул при появлении на экране одного из двойников. Брэм рассмеялся и ударил по клавише пробела. Фильм застыл на паузе, Фредди и Фелисити вскочили, и Тайер тут же закрыл голову руками и застонал. – Тайер, наконец-то пришло твое время! – воскликнул Брэм. – Что происходит? – удивилась я. – Давай, Тайер, – сказал Фредди. – Покажи Рейчел, что происходит, когда член клуба пугается во время просмотра фильма. – Но на улице холодно, – заныл Тайер. – Правила есть правила, – отрезала Фелисити. Вскоре мы вчетвером уже стояли на балконе, а пятый – внизу на улице в одном нижнем белье, прижимая одежду к паху. – Это жестокое и необычное наказание! – завопил Тайер. – Тише, – ответил Брэм, вне себя от веселья, – ты разбудишь соседей. А теперь давай дальше. Тайер издал последнее раздраженное ворчание, затем уронил одежду на землю, вскинул руки вверх и побежал вниз по кварталу с таким гвалтом, словно по улице проехала машина молодоженов с привязанными сзади консервными банками. Мы посмотрели ему вслед и перегнулись через каменные перила балкона, оглашая прохладный вечерний воздух сдавленными взрывами смеха. Мы смеялись до тех пор, пока у нас не закружилась голова и мы не попадали на пол. Этот случай научил меня никогда не показывать страх при просмотре фильмов. А проведя еще несколько таких киновечеров, я выяснила кое-что новое о каждом из членов клуба. Тайеру нравились лужи крови, чем кровавее фильм – тем лучше, но в то же время он был душкой. Когда я упомянула, что ищу подработку, он устроил меня в кинотеатр, где работал сам, – крошечное заведение с двумя кинозалами. Мы вдвоем работали по выходным: он – в буфете, а я – билетером. Запустив всех зрителей в зал, я присоединялась к нему за стойкой, и мы весь вечер болтали и ели бесплатный попкорн. Я выяснила, что даже Фелисити, Владычица Тьмы, способна на глубокую, глупую, безусловную любовь. Только не по отношению к людям. Однажды вечером после собрания клуба мы отправились к ней домой, потому что я хотела взять ее конспект по химии. (Фелисити скрупулезно все записывала.) Едва мы вошли в квартиру, как два щенка немецкой овчарки по кличке Хичкок и Хексан прыгнули на Фелисити и принялись лизать ее лицо, пачкая лапами ее одежду. Фелисити сделала вид, что раздражена, но, направляясь в ванную комнату, я обернулась и увидела, как она встала на четвереньки и принялась дурачиться с собаками, сюсюкая и зарываясь лицом в их шерсть. Но, пожалуй, ближе всех я познакомилась с Фредди, просто в силу того, что мы тусовались вместе вне клубных собраний. Всякий раз, когда он решал прогулять собрание своего Киноклуба, мы встречались после школы и вместе шли до метро, где он садился на поезд до центра, а я садилась на тот, что шел на окраину. За полчаса, которые у нас занимала дорога от двойных дверей Манчестерской школы до автоматических дверей поезда шестого маршрута, мы успевали обсудить все на свете. Мы строили теории о повреждении мозга Фелисити (должна же быть какая-то причина), находили точки соприкосновения, о которых больше никто не знал (мы оба были латиноамериканцами, но Фредди говорил по-испански намного лучше меня), и спорили о фильмах (он был пуристом и поклонником классики, в то время как я не возражала против ребутов[22] и новых фильмов). По мере сближения мы вступали во все более оживленные дискуссии. Напряженнее всего мы спорили о том, в какой момент фильм ужасов можно оценить по достоинству. – В момент просмотра, – сказал Фредди. – Нет, уже задним числом. – О чем ты? Жизнь – это жизнь в настоящем моменте. Значит, и свои впечатления нужно оценивать в момент испуга – когда остаешься наедине со страхом, когда разум отказывает и ужас охватывает тебя, пока на экране разыгрывается сцена. – Да, так действует хороший фильм ужасов, – согласилась я. – Но настоящий страх приходит, когда фильм заканчивается. Если ты не можешь избавиться от этого страха, значит, посмотрел по-настоящему хороший фильм ужасов. Если спустя долгое время после просмотра ты продолжаешь оглядываться по сторонам, тогда ты понимаешь, что действительно боишься. Мы не смогли прийти к согласию по этому вопросу, но все равно было весело обсуждать его. Но, пожалуй, больше всего в том, что касалось Фредди, мне понравилось открытие, что иногда мне достаточно было просто задержать на нем взгляд подольше, чтобы вызвать румянец на его щеках. Я и о Брэме выяснила кое-что новое. Он обладал энциклопедическими знаниями в области фильмов ужасов. В этом он походил на Фредди, но если Фредди мог рассказать, сколько кадров занимает сцена в душе из фильма «Психо», то Брэм, скорее, поведал бы, какой сэндвич Джанет Ли ела на съемочной площадке перед съемками. Если Брэму нравился фильм, то он находил его сценарий и запоминал каждое слово. А если Брэму очень нравился какой-нибудь фильм, то он во время просмотра даже проговаривал реплики вместе с актерами. Это открытие я сделала – к своему огромному удовольствию – однажды вечером, когда мы все сели смотреть «Я знаю, что вы сделали прошлым летом» и я украдкой наблюдала, как Брэм беззвучно кричал вместе с Дженнифер Лав Хьюитт, побуждающей убийцу прийти и найти ее. А во время последнего заседания клуба я также узнала, что у Брэма есть младшая сестра. Она появилась в кабинете без предупреждения, когда на экране в самом разгаре шел «Омен», и я заметила, что у нее такая же форма носа и тот же оттенок каштановых волос, как и у Брэма. На вид ей было не больше десяти лет.