Брэм поставил фильм на паузу – и правильно сделал, потому что вот-вот могла начаться сцена, где маленький Дэмиен толкнул свою мать через перила. – Где Селия? – спросил Брэм. – Мне не нужна нянька. – Милли. – В голосе Брэма тут же зазвучал родительский тон, и я спрятала удивленную улыбку за горстью попкорна. – Она уснула на диване, – сообщила Милли. – Можно мне тоже посмотреть? – Тебе будут сниться кошмары. – Мне больше не снятся кошмары. – Нам всем снятся кошмары. – Брэм встал. – Пойдем. Когда Брэм и Милли отправились наверх, Фредди тоже встал. – Перекус, – объявил он. Фредди и Тайер спустились на кухню, чтобы подкрепиться. Я встала, собираясь сходить в туалет, но Фелисити проскользнула в уборную первой, захлопнув дверь перед моим носом. Поэтому я пошла наверх. Я никогда не поднималась на третий этаж дома Брэма, но решила, что там должна быть еще одна уборная. Проходя по коридору, я услышала голоса и поняла, что, должно быть, нахожусь рядом с комнатой Милли. Я заглянула внутрь. Брэм сидел на краю кровати Милли и натягивал одеяло до подбородка сестры. В школе Брэм считался популярным парнем. В клубе он показывал себя таким же фанатом, как и все мы. Дома он, по-видимому, был милым старшим братом. Он надевал разные маски в зависимости от окружения. Брэм поднял голову и поймал мой взгляд. Я тут же отпрянула и пошла дальше по коридору, но Брэм меня догнал. – Что ты здесь делаешь? – От любящего старшего брата в нем не осталось ни следа. – Я искала ванную. – Она внизу. – Занята, – пояснила я. Брэм только взглянул на меня, и чувство неловкости чуть не столкнуло меня с лестницы. Он знал, что я подглядывала. – Кхм, а еще я хотела обсудить с тобой наш реферат, – добавила я. Брэм нахмурился, он мне явно не поверил. – Мы могли бы назначить время для обмена записями, сузить круг тем, которые хотим включить в работу, – предложила я. – Хочешь обсудить реферат? Прямо сейчас? – спросил Брэм. Робость во мне постепенно начала уступать место раздражению. – Ладно, Брэм, уже поговорили. Я вприпрыжку спустилась по лестнице, Брэм всю дорогу следовал за мной. – Подожди, – наконец сказал Брэм. – Приходи завтра после школы. Как раз и поработаем над рефератом. Никакого собрания клуба. Только мы с Брэмом, впервые оставшиеся наедине. Я уже пожалела, что вообще заговорила о реферате. – Жду не дождусь, – ответила я. 21 МЫ РЕШИЛИ поработать в столовой. Брэм сел во главе стола, а я – слева от него, и теперь, когда рядом не находились в качестве посредников другие члены клуба, между нами повисла напряженная тишина. Единственные звуки раздавались лишь за пределами комнаты: женщина, которая не приходилась матерью Брэму, готовила ужин на кухне, а Милли с няней бегло проходили внеклассные программы и уроки. Когда мой телефон зажужжал, оповещая о новом сообщении, я с облегчением взяла его в руки. «Информация!!!» Мне не следовало рассказывать Сандре о том, что мы с Брэмом решили позаниматься вместе. Я поняла, что теперь придется сообщить ей все. Не о важных вещах, вроде того, как неловко мне сидеть рядом с Брэмом, а о мелочах, вроде того, во что он одет. «Во что он одет?» – пришло следующее сообщение Сандры. И сразу же еще одно: «Чем сейчас занят его рот??» Прочитав это, я невольно скривилась, а затем бросила взгляд на Брэма, который что-то читал на своем ноутбуке. Его губы были слегка приоткрыты, и я разглядела небольшую щель между его передними зубами. «Его рот открыт, потому что Брэм читает», – написала я в ответном сообщении и тут же все стерла. Я снова посмотрела на Брэма. Должно быть, он очень сосредоточился, потому что теперь покусывал нижнюю губу. Я тоже невольно закусила губу. Внезапно Брэм оторвался от чтения и перехватил мой взгляд. Я плотно сжала губы и отложила телефон, решив не отвечать ни на какие вопросы Сандры. И я больше не буду смотреть на губы Брэма. Так. Вернемся к Мэри Шелли. – Вот, я начал печатать ее биографию, – Брэм пододвинул ко мне ноутбук. Я быстро просмотрела написанное. Отец у Мэри Шелли был радикальным анархистом, а мать – феминисткой. Еще в подростковом возрасте она сбежала из отцовского дома с женатым любовником и тогда же написала «Франкенштейна». – Ты собираешься упомянуть о ее браке с Перси Биши Шелли? – поинтересовалась я. – Муж к делу не относится, – ответил Брэм. – Муж был важной частью ее жизни. Мы должны хотя бы упомянуть о нем. – Мы можем упомянуть о нем, но я не вижу смысла уделять этому так много внимания в реферате. К теме работы это не относится. – Это дополняет рассказ о ней. – К делу не относится. – Я не понимаю, почему ты так стремишься его проигнорировать. – А я не понимаю, почему ты так его защищаешь. Брэм слегка прищурился. Он умудрился вложить в свои слова тонну осуждения, при этом не повысив голос ни на одну ноту. Настоящий талант. – Я не защищаю его, – продолжила я, – но он присутствовал при становлении Мэри. Она написала «Франкенштейна», когда была с ним… – Ты придаешь его роли слишком большое значение. – А ты пытаешься вычеркнуть его из истории ее жизни. – Может быть, он этого заслуживает. Он был козлом. Я никогда не видела Брэма таким воинственным. Я хочу сказать, что-то такое в нем было всегда, несмотря на кажущееся спокойствие. Но сейчас, хотя язык его тела и выдавал привычную холодность, – то, как Брэм сидел, сгорбившись на антикварном обеденном стуле, то, как он во время разговора едва удостоил меня взглядом, – было видно, что Брэм более чем раздражен. На моих глазах он достал из кармана золотую зажигалку Zippo и несколько раз щелкнул ею, движение было небольшим, но яростно методичным. – Я и не подозревала, что поэт-романтик вызывает у тебя такие сильные чувства. – Романтик. – Брэм красноречиво закатил глаза. – Он неоднократно угрожал покончить с собой, если Мэри не ответит ему взаимностью. Он манипулировал ею, чтобы втереться в… – Ну и кто теперь придает его роли слишком большое значение? Брэм горько рассмеялся. – Думаю, не стоит удивляться, что тебе нравится Перси. С отвисшей челюстью я откинулась на спинку стула. Это прозвучало как оскорбление – и определенно им было. – И как это понимать?! – Забудь. – Брэм отодвинул стул, встал и направился прямо к барной тележке, которая, похоже, имелась в каждой комнате его дома. – Не слишком ли рано пить? – пробормотала я, когда Брэм схватил бутылку. – К твоему сведению, это содовая. Я посмотрела на свои записи, в основном состоявшие из бесполезных заметок и целой кучи пустяков. Мы никуда не продвинулись, и в довершение всего сбылись мои кошмары и общение наедине у нас не сложилось. Но самое худшее – самое ненавистное из всего – было то, что в глубине души я понимала: Брэм правильно рассуждает насчет Перси. Парень был тем еще козлом, но в данный момент я не находила в себе сил признать это. Мы зашли в тупик, и я не собиралась первой идти на примирение.