I had to leave a little girl in Kingston town[5] Мы с Шарлоттой поднялись на чердак, и она открыла сундук, в котором были сложены рубашки. В поисках нужной она перерыла все вверх дном. – Мой отец сложил их здесь, чтобы потом надевать для работы в саду. – Понятно. – Только он никогда не работает в саду. Рубашки были сшиты по размеру ее отца, а на левой манжете стояли инициалы АФ. Она протянула мне одну из рубашек: – Надень. – Прямо здесь? – А ты что, стесняешься? Когда я снял футболку, то заметил, что Шарлотта рассматривает мускулы на моем животе. – Сходи к портному, пусть он уберет инициалы, – сказала она. Взяла целую стопку рубашек и передала их мне: – Папа ничего не заметит. Шарлотта помедлила секунду и взяла мою свободную руку. Это был очень доверительный, даже интимный жест, и я не знал, нужно ли мне отвечать на него, сжав в ответ ее пальцы. – Послушай, Ханс, мой папа является членом клуба Питта. Если он предложит твою кандидатуру, то ты тоже им станешь. Ты не мог бы сегодня вечером быть более разговорчивым и не ограничиваться только «да» и «нет»? – Да, – произнес я. – Ты что, издеваешься надо мной? Она не отпускала мою руку, я ее – тоже. Я говорил тихо, глядя мимо нее: – Я совсем не знаю твоего отца. Что все это значит? – Ты скоро об этом узнаешь. – Я имею в виду, что здесь такое важное происходит, что я должен обманывать твоего отца? Она сжала мою руку: – Это важно, просто поверь мне. – Шарлотта, я… – произнес я, но она повернулась и потянула меня за собой через весь чердак. И только когда мы оказались на пороге лестницы, она отпустила мою руку. Шарлотта Один раз в неделю я встречалась с одним китайцем и обманывала его. Мы составляли так называемый языковой тандем, общались полчаса на английском и полчаса на китайском языках, обсуждая нашу повседневную жизнь. Китаец просил называть его Петер, его настоящее имя было слишком сложным. Когда он говорил, я мало чего могла понять, зачастую не признаваясь ему в этом. Затем он начинал говорить на английском, и это было совершенно – он выделял ударением каждый слог, словно служил дворецким у королевы. Когда я приближалась к нему, от него пахло сыром. Сначала я думала, что это пахнет у него изо рта, но запах оставался, даже когда он молчал. Петер охотно говорил о себе. Он рассказывал, что его папа был владельцем фирмы, производившей чипы для систем управления самолетами и ракетами средней дальности. Он был единственным ребенком в семье, занимался триатлоном, и после окончания школы ему пришлось выбирать между Гарвардом, Йелем и Кембриджем, потому что от всех трех он получил приглашения. Директор Гарварда прислала ему собственноручно написанное письмо, в котором просила о согласии учиться у них. Он был лучшим выпускником в Северном Китае. О нем писали газеты. А Англию он выбрал потому, что ему нравятся регби и апельсиновый мармелад. Когда он рассказывал об этом, то смеялся, а когда вдыхал воздух, то похрюкивал немного. Кроме того, ему нравилась охота на крупную дичь. Петер каждый раз приходил на наши занятия в светло-голубом галстуке-бабочке. Во время нашей первой встречи он поинтересовался, в какой сфере работает мой отец. Он произнес «в сфере» так, словно был настоящим французом. Я подумала, что он наверняка владеет в совершенстве еще и французским языком. Я выглянула из окна, увидела женщину в шубе и сказала Петеру, что мой папа занимается разведением нутрий. Я рассказала, что в детстве ходила в деревенскую школу в Камбрии, а после обеда помогала чистить клетки и сдирать с нутрий шкуру. – Ну должны же мы откуда-то добывать мех, – отреагировал на это Петер. У него заняло бы пару секунд, чтобы погуглить про меня в Интернете. Тогда бы он узнал, где я ходила в школу и что заводчик нутрий не смог бы оплачивать школьные взносы. Но я надеялась, что не настолько интересовала Петера, чтобы спровоцировать его на подобные поиски. Однажды днем, в начале триместра, мы встретились с ним в кафе Fitzbillies. Я заказала себе воды, Петер ел рулет с корицей. Сироп стекал у него по подбородку и капал на воротник. – Я хотел бы поговорить о клубах в университете, Шарлотта. Это интересно, потому что в Китае таких нет. Я почувствовала, что краснею: – Не имею об этом ни малейшего понятия. Я посмотрела на сироп на его воротнике. Он быстро дожевал рулет и промокнул салфеткой верхнюю губу: – Я хорошо в этом разбираюсь. Есть только одно название, которое ты должна запомнить, Шарлотта. Это клуб Питта. – Ах да? – Да. И скоро я стану его членом. Я знала, что он врет, потому что в клубе Питта не было ни одного азиата. – А как можно стать членом этого клуба? – спросила я. Он улыбнулся с закрытым ртом. – Ты знаешь, Шарлотта, это такой клуб, про который не спрашивают, как стать его членом, – сказал он. – Ты принадлежишь к нему либо нет. – А ты принадлежишь? – Женщины не могут стать членами этого клуба, Шарлотта. – Как жаль. Меня распирало от злости. Мне кажется, что он заметил, как изменился звук моего голоса. – Я имею в виду… – А ты знаешь, чем занимаются в таких клубах? – Ну, что-то празднуют, выпивают, хорошо проводят время и тому подобное. И тому подобное. Я каждый день думала об этом. Почему я? Этот вопрос каждый раз мучил меня. Почему я? Но был еще один вопрос, который не давал мне спать по ночам: почему вообще это случилось? – Ты не имеешь ни малейшего понятия, – сказала я. – Шарлотта, я… – Такие клубы – это самый отстой. В них одни тупые, элитарные женоненавистники. Петер все еще улыбался: – Шарлотта, мне очень жаль, что я начал разговор об этом, но я предпочитаю сначала посмотреть сам, а потом уже делать какие-то выводы. – Да что вы все как с ума посходили с этим клубом? Петер нервно теребил свою бабочку. – Почему бы тебе для начала не сходить туда на какую-нибудь вечеринку, прежде чем так злиться? – спросил он. Я резко встала, чуть не опрокинув свой стул, и направилась к двери. На полпути я обернулась, вернулась к столу, наклонилась к Петеру и прошептала максимально тихо: – Жалкая тварь. Оказавшись на свежем воздухе, я подумала, что, может быть, он и не заслужил такого эмоционального взрыва с моей стороны. Но, пройдя пару шагов, я уже была уверена, что все сделала правильно. Ханс Прислуга унесла мои пакеты в одну из гостевых комнат на втором этаже. На вешалке висел мой смокинг. Это был какой-то нереальный день. Я переключил кран на холодную воду, подставил под шумную струю свою голову и так довольно долго стоял в душе. Шарлотта сказала, что, как только я буду готов, я должен буду сначала зайти к ней, она будет меня ждать. Когда она произносила это, я опустил глаза, и она засмеялась.