– Вы в порядке, сэр? Голос констебля постарше. Точно, его зовут Кэмерон. Мартин Кэмерон. Серьезный, надежный полицейский. Даже странно, что до сих пор не сержант. – Сэр? Маклин поднял голову, сделал глубокий вдох, чтобы прийти в себя. Оба констебля вскочили на ноги и, словно в замедленной съемке, лавировали в его направлении между столами. Еще один обеспокоенный голос – из-за спины: – Тони! Что ты здесь делаешь? Он обернулся, перед глазами все поплыло. Не нужно вертеть головой так быстро. Он не мог понять, что происходит. Почему суперинтендант-то сегодня на работе? – Мэм. – Маклин хотел встать, но ноги отказались слушаться. – Инспектор Маклин, вы выглядите как ходячий труп! Констебль, что происходит? – На мгновение Макинтайр перевела взгляд на Кэмерона. Маклин еще раз попытался восстановить контроль над своим телом, а в глубине сознания неспешно проплывала мысль: «Интересно, вот это вот и называется шок?» – Мы просто обсуждали новые обстоятельства дела, мэм. Инспектору удалось идентифицировать одного из членов шайки, что выращивала траву в той квартире в Ньюингтоне. – Прекрасно! Я не сомневаюсь, что старший инспектор Дагвид будет рад новостям, когда выйдет из отпуска. – Взгляд Макинтайр вернулся к Маклину, в нем читался приказ – сиди, где сидишь! Не отрывая от него глаз, она продолжила: – Констебли, оставьте-ка нас на минутку. Время обеденное, отправляйтесь перекусить, вряд ли нас с инспектором успеют замучить звонками. Констеблей упрашивать не пришлось. Две пары ног протопали по коридору в направлении индейки с гарниром. Удар захлопнувшейся двери эхом разнесся по большой комнате. Макинтайр, проводив констеблей взглядом, по-матерински положила руку Маклину на лоб. Ладонь показалась ему сухой и холодной. – Тони, что здесь произошло? Ты весь горишь! – Что-то голова закружилась. – Маклин отстранился от ее руки. Он был рад, что констебли ушли, хотя и не приходилось сомневаться, что про его полуобморок станет сегодня же известно всему управлению. – Сам не знаю отчего. – Может, из-за того, что ночью ты провел полтора часа в сгоревшем доме? Маклин в крайнем изумлении воззрился на суперинтенданта: – Откуда вы… – Старший инспектор Дагвид держит дом под круглосуточным наблюдением с момента пожара. По-моему, он только понапрасну теряет время, но не хватало еще мне вмешиваться в работу моих детективов. Наблюдатель увидел тебя и позвонил в управление. Дагвид в Канаде до конца праздников, в его отделе никого на месте не оказалось, поэтому доложили мне. Я распорядилась сразу тебя не трогать, но зайти и проверить, если через два часа ты не выйдешь наружу. Маклин не знал, что сказать. Силы возвращались, головокружение почти прошло, но столь детальная осведомленность Макинтайр о его передвижениях его поразила. Пододвинув стул, суперинтендант уселась напротив. – Тони, я боюсь даже представить, что ты пережил. Пожар лишил тебя всего. Всех связей с прошлым. Хуже, наверное, только родителей потерять. – Я в порядке. Честное слово! Это просто… даже не знаю, как называется. Небольшое головокружение, и все. Слишком быстро вскочил на ноги. Так бывает, вы же знаете. – Я знаю, что ты хочешь меня обмануть. Послушай, приступы слабости случаются даже с очень сильными людьми. А ты тянешь на себе много, даже слишком много. Мне не следовало назначать тебя на дело Одри Карпентер, не говоря уже о Кейт Маккензи. А тут еще связь с Андерсоном. – Андерсон мертв. Остался в прошлом. – Не здесь. – Макинтайр протянула руку и легонько постучала Маклина по лбу. – Здесь он жив. Особенно в это время года. Мне даже доклада от Мэтта не нужно, чтобы заметить. Думаешь, я не в курсе, что ты все время берешь дежурства на Рождество и Новый год? – Я инспектор, мэм. Инспекторов не назначают на дежурства. – Хорошо, а как насчет констеблей и сержантов, которых внизу полная столовая? Это все добровольцы? И чего ты вообще хотел добиться, заявляясь к людям в Рождество? – Хотел увидеть их до́ма, в кругу семьи. – Тогда это показалось ему неплохой идеей. Собственно, идея и сейчас казалась неплохой, хотя и не без привкуса безумия. – А если кто-то пожалуется? Комиссия по этике от тебя последнее время не слишком в восторге. – Я не собираюсь отступаться только потому, что кто-то считает, будто Господь не велел тревожить его в этот день. В морге – две мертвые женщины, и Рождество для их семей выдалось намного хуже, чем для тех, с кем я поговорил полчаса. – Я знаю. Но ты перегибаешь палку, Тони. Рано или поздно она может и сломаться. Маклин поднял глаза. Суперинтендант улыбалась ему, но усталой, недовольной улыбкой. Так в детстве иной раз улыбалась бабушка. Она всегда знала, когда он перегибал палку. Еще до того, как он сам это осознавал. – Все будет в порядке, мэм. И спасибо вам. – За что? – За то, что отослали констеблей. – При чем здесь ты? Сливовый пудинг в столовой почти закончился, они могли расстроиться. Маклин обнаружил, что шутка разрядила ситуацию. Он засмеялся, и на мгновение чернота отступила. – Пойду проверю, может, и на мою долю что-нибудь осталось, – объявил он, вставая со стула. Оказалось, что ног он почти не чувствует, но вроде бы они все-таки его слушаются. – Не хотите со мной? – В столовую? Почему бы и нет? Но из столовой, Тони, ты отправишься прямиком домой. Даже если мне лично придется тебя отвезти. Когда позвонили в дверь, Маклин разжигал камин в библиотеке. В гостиной была чересчур формальная обстановка, а на кухне – слишком жесткие стулья, хотя печка там и давала достаточно тепла. На мгновение он заподозрил, что это суперинтендант явилась проверить, сидит ли он дома, как приказано, или втихаря отправился раскрывать очередное преступление. Он открыл дверь и не сразу узнал человека на пороге. Пожилой мужчина с бледным морщинистым лицом, редкими седыми волосами и с бородкой. Одетый в длинное темное пальто и массивные кожаные перчатки. – Добрый день, инспектор. С Рождеством вас! – приветствовал его посетитель, и в голове у Маклина щелкнуло. Это был один из тех, кто распевал рождественские песни. Тот, кто отказался от виски. – И вас с Рождеством, мистер, эээ… – Энтон. Отец Ноам Энтон. Извините меня за беспокойство, особенно в такой день. Просто я сейчас живу у Мэри, в домике викария. И она упомянула, что вы полицейский. Вы ведь позволите?.. – Конечно-конечно, прошу прощения, проходите. – Маклин распахнул дверь пошире, не совсем понимая, что еще можно сделать. – Пойдемте на кухню, я поставлю чай. – Я заметил, что вас сегодня не было в церкви, – начал отец Энтон, пока Маклин возился с чайником. – По правде сказать, я был на работе. Но в любом случае вряд ли пришел бы. – Но ведь когда мы зашли с песнями, вы не возражали. – Это немножко другое. Да и разве я мог вас прогнать? Потом, я люблю музыку, даже хоровое пение. Но я способен им наслаждаться и без особой веры в текст. – И тем не менее, вы веруете, просто по-другому. – У отца Энтона был необычный акцент. Похож на иностранный, но какой именно – Маклин не мог сказать. – Верую? – Вы многое видели, многое пережили. После такого нельзя не уверовать. – Простите, мы знакомы? – Маклин лихорадочно копался в памяти, пытаясь сообразить, не встречал ли он старика, скажем, у бабушки в гостях. – Вряд ли, вряд ли. Но Мэри мне о вас рассказывала. Ну и конечно, я читал книгу Джо Далглиш. Маклин застыл на месте с сахарницей в руках: – Что вам от меня нужно? Отец Энтон наконец-то расстегнул пальто, сунул руку за отворот и вытащил пачку бумаг. На первой странице стояло название престижного эдинбургского аукциона, ниже значилось: «Распродажа коллекции антикварных книг – предварительная информация». Из пачки торчали многочисленные закладки. – Я познакомился с Дональдом Андерсоном в 1970 году, – сообщил он. – Андерсон оставил Эдинбург, чтобы присоединиться к нашей общине. Он казался приятным человеком, спокойным, рассудительным, весьма умным. Мы были ему рады, несмотря на сравнительно молодой возраст. Маклин не без сомнения взглянул на человека напротив. На вид семьдесят с чем-то, но это означает, что он немногим старше Андерсона. – Наш монастырь был совсем невелик, – продолжал Энтон. – Поэтому он не привлекал особого внимания, что, собственно, только к лучшему. После пожара от него мало что осталось – но это я забегаю вперед. Скажите, вам доводилось слышать про орден Святого Германа? – Секта отшельников? – предположил Маклин, вспомнив о группе Herman’s Hermits. Отец Энтон улыбнулся шутке: – Ничего удивительного. Вы считаете себя неверующим, а про нас и среди верующих-то мало кто знает. Наш орден невелик, а его местоположение всегда было скрыто от посторонних глаз. Время от времени в наши ряды вступали новые члены, но мы никогда не объявляли ничего похожего на набор. Наше служение не должно было привлекать излишнего внимания. – Ваше служение? Я всегда думал, что задача таких, как вы, – нести слово Божие в массы. – Маклин подтянул к себе лежащий на столе каталог и раскрыл на первой закладке. Лот 42, иллюстрированный средневековый бестиарий. – И при чем здесь эти книги? – Закладками, инспектор, помечены книги, которые Дональд Андерсон похитил из монастыря, когда он двадцать пять лет назад сгорел дотла. У нас была огромная библиотека, вероятно самая большая коллекция раннехристианской литературы после Ватикана. Единственное служение нашего ордена заключалось в том, чтобы хранить эти книги. Когда они погибли в огне, те из нас, кто выжил, утратили цель. И мы разошлись в разные стороны. Разъехались по миру, чтобы, как вы и сказали, нести слово Христово во искупление своих грехов. – Но не Андерсон, который вернулся в Эдинбург, открыл книжную лавку и стал убивать женщин. Что не слишком-то благочестиво. Отец Энтон вздохнул. – Я очень хорошо относился к Дональду, много лет считал его своим другом. Я должен был заметить в нем перемену, должен был понять, что произошло. Он и сам не хуже остальных представлял себе опасность. Но помыслы его были чисты, потому-то труд и возложили на него. – Какой еще труд? Что вы ему такое поручили? Вы сказали, что он украл у вас книги? Так, может быть, это он и монастырь поджег? – Маклин чуть было не сорвался на крик. Только такой беседы ему сейчас и не хватало! Особенно после всего, что произошло за последние сутки. Отец Энтон ответил не сразу, и Маклин позволил ему помучиться под грузом вопросов. Вообще-то, такой прием неплохо срабатывает с мелкими уголовниками, но на пожилого монаха, пусть и бывшего, он подействовал не так успешно. – Мне нелегко продолжать, – наконец сказал отец Энтон. – Я поклялся хранить этот секрет. Дал обет перед Господом. Через такое непросто переступить.