– Ну да, понятное дело, Ворчун и этот парнишка, Макбрайд. Помогают тебе избавиться от излишков виски. Не знаю я их, что ли? – Вот они-то почти и не заходят. На Рождество у меня целая толпа песни распевала. И Эмма пару раз была. – Вон оно как? – ткнул его в бок Фил. – Ну-ка, ну-ка, расскажи дядюшке. – Размечтались, капрал! Для джентльмена честь девушки превыше всего. – Так была затронута честь? Становится все интересней… В любом случае, главное, чтобы ты подтвердил, что Эмма приглашена на свадьбу. Иначе Рей совсем рехнется! Маклин обеспокоенно посмотрел на часы, затем обвел взглядом паб: – Вообще-то, Эмма тоже должна была прийти. Не думал, что она так сильно опоздает. Неужели до сих пор сердится? – Сердится? Ты что-то натворил? Маклин попытался рассказать, что между ними случилось, хотя он и сам-то толком не знал, что именно. – Мы виделись утром в управлении, она что-то там привезла в хранилище. Сказала, что к восьми будет здесь. Вроде все было в порядке. – Женщины, они такие. Сидит сейчас, наверное, на диване перед телевизором, смотрит что-нибудь сопливое. Взяла в кафе литр клубничного мороженого, когда ей предложили пластиковые ложечки, ответила, что одной достаточно. И никто ей сегодня вечером не нужен. Завтра позвонит тебе и что-нибудь наплетет про тяжелый день и как она вырубилась прямо в кресле. Вот попомни мои слова. – Но она же сказала… – начал Маклин, не подумав, и тут же осекся. Конечно, Фил прав. Всего лишь маленькая месть за несостоявшийся совместный обед. – Если тебя интересует мое мнение, на этот раз она назло мамке уши отморозила. Я хочу сказать, перед ней была перспектива замечательной компании, – в моем лице, разумеется, – бочкового пива, да пожалуй что и кебабов. И что вместо этого? «Неспящие в Сиэтле» с Мег Райан и мороженое? По-моему, она прогадала. Маклин посмотрел на вновь опустевший бокал, потом – на стойку бара, где многочисленные сорта пива так и зазывали себя отведать с табличек над краниками. Вспомнил о мерзком дне, который только что закончился, и о другом, который ждал его завтра. – Ты что-то там говорил насчет кебабов? 57 Он понимает, что видит сон, еще до того, как собственно что-то видит. Страх, его старый приятель, снова затаился где-то в самой глубине сознания. Словно убийца. Словно насильник. Он бредет сквозь струящийся туман, густой, как деготь, и такой же черный. На секунду он впадает в панику оттого, что вот-вот задохнется, но потом и это уже неважно. Важен только страх. Перед ним возникает уличный фонарь, лишь слегка рассеивающий мрак. Старинная конструкция, чугунный столб с тяжелой стеклянной лампой сверху, газ некачественный, огонь чихает и плюется. Серный, пахнущий тухлыми яйцами дым от фонаря такой же густой, как и туман. Такой же живой. Он идет дальше, и улица раскрывается перед ним, как труп на столе у анатома. Взрезанная, вывернутая наизнанку, за каждым фасадом – грязные тайны. Ноги мерзнут. Это ощущение заставляет его опустить взгляд, мокрые камни мостовой под ногами блестят, как кольца вываленных наружу кишок. Когда он снова поднимает глаза, он уже на месте. Он открывает дверь – и сразу оказывается в кабинете, неожиданно ярко освещенном. Хотя магазин, через который должен был пройти, он тоже помнит. Темные пыльные полки. Книги, в которых и заключался смысл этого места, давно вывезены. Но одна осталась. Раскрытая, она сейчас лежит перед ним. Со страницы на него смотрит Керсти. Мертвые глаза, облако волос вокруг головы похоже на темный нимб, покрытый легкой рябью оттого, что воды Лита пытаются унести его прочь, к морю. Он переворачивает страницу. На него зло прищурилась Одри Карпентер. Она сердита на весь мир, на отца, на свою дурацкую смерть. Она пытается освободиться от пут, наконец они лопаются, ее тело колышется в потоке. Он переворачивает страницу. Кейт Маккензи, лежащая навзничь в холодной, очень холодной воде ручья, плачет по своей потерянной любви. Из глаз бесконечным потоком струятся слезы, стекают по щекам. Вода поднимается, заливает его ботинки, брюки уже насквозь мокры. Доходит до подбородка. Вот-вот захлестнет, и он утонет в море слез. Хватаясь за последнюю соломинку, он переворачивает страницу. Триша Любкин пытается вырваться из невидимых оков, изрыгая беззвучные вопли и проклятия. Она дергает головой взад и вперед, стремясь ударить своего невидимого, безликого врага. Потом она встречается с Маклином взглядом, и он слышит ее голос, отчитывающий его тоном замначальника полиции: «Почему меня стали искать так поздно? Как вы могли позволить ему меня убить?» Пристыженный, он переворачивает еще одну страницу. Она совершенно чистая, тщательно выскобленный пергамент готов принять очередную душу. Прямо у него на глазах на странице появляются линии, всплывая из ниоткуда. В верхней части образуется прямоугольник, там будет новая картинка, которой пока не разглядеть. Страх усиливает свою хватку, вонзает в него когти – теперь не уйти. Он не может перевернуть страницу. Не может оттолкнуть книгу или закрыть глаза. Он может только смотреть, как медленно, словно в фотографической ванночке, проявляется изображение. И словно в фотолаборатории, все вокруг, как в аду, залито темно-красным. Изображение еще не успело проявиться до конца, но он и так догадывается, что перед ним. На покрытом кровавыми пятнами матраце распростерта женщина, ее руки и ноги прикованы к металлической раме кровати. Женщина обнажена, неподвижна, неизвестно даже, жива ли она. Он изо всех сил пытается разглядеть лицо, хотя уже знает, кто это. Формы ее тела ему доводилось видеть раньше. Под картинкой медленно проступает имя. Оно начинается с большой буквы «Э». 58 Второе утро подряд его будил телефонный звонок. Маклин проснулся в некотором замешательстве, поскольку точно помнил, что включил будильник. Потом он рассмотрел, что на часах пять утра. Самое время для звонка. – Маклин слушает. – Горло пересохло настолько, что он поморщился. Голоса на другом конце он не узнал. – Инспектор Маклин? Полиция Эдинбурга? – Это я. Кто говорит? – Голос женский, но совершенно незнакомый. – Ох, простите. Это Элисон. Элисон Коннелл. Я криминалист, работаю вместе с Эммой Бэйард. Может, вы меня помните, мы несколько раз встречались. Я ищу Эмму. Она не у вас? Мороз, пробежавший по коже Маклина, не имел никакого отношения к неработающему центральному отоплению. Он выкарабкался из постели, проковылял к окну и уставился в стылую тьму. – Нет, ее здесь нет. И я не видел ее со вчерашнего утра. Почему вы мне звоните? – Мы уже час пытаемся с ней связаться, она сегодня дежурная. Я звонила домой, но там сразу включается автоответчик. Ну и… она упоминала, что вы встречаетесь, и я подумала… Ради бога, простите! – Вы все сделали правильно. – Маклин принялся тереть глаза, надеясь, что это поможет ему собраться с мыслями. – Когда вы ее видели в последний раз? – С понедельника мы в разных сменах, но я поспрашивала, и похоже, что никто не видел ее со вчерашнего утра. Я проверила ее данные во внутренней сети, она не пользовалась компьютером опять же со вчерашнего утра. – Послушайте, вероятно, ей пришлось срочно выехать к родственникам в Абердин или что-то в этом роде. А мобильник оказался незаряженным. – Наверное, вы правы. Эм иной раз очень импульсивна. Простите, что позвонила так рано, только наше начальство в таких случаях иногда бывает… ну… ну, вы понимаете. – Все в порядке, я все равно уже проснулся. – Маклин попрощался и дал отбой. За окном кошка миссис Маккатчен пробиралась по газону, желтому в свете фонаря, просачивающемся сквозь деревья. Вот она, ведомая охотничьим инстинктом, присела и стала красться, подбираясь поближе к намеченной жертве. Маклин собрался было постучать по окну, чтобы привлечь ее внимание, но в этот момент кошка прыгнула, и там, где сидела ничего не подозревающая птичка, взметнулось облако перьев. Один удар лапой, одно движение челюстей – и все кончено. С добычей в зубах кошка не спеша двинулась в сторону темнеющих кустов. За витражными стеклами теплился огонек, и Маклин слегка притормозил. Обычно он не обращал на церковь особого внимания. Она всегда стояла здесь, в конце улицы, и служила естественным центром притяжения для местных жителей, однако бабушка религию не слишком уважала, и Маклин с детства впитал ее скептицизм. В эту рань кто-то, ведомый верой, уже находился внутри. Окна домика викария рядом с церковью были такие же темные, как и в остальных домах вокруг. Пройдет еще час-другой, прежде чем жители начнут покидать свои теплые постели. Сам не зная почему, Маклин остановил машину. Он толкнул тяжелые дубовые двери, будучи уверен, что они заперты, однако двери неожиданно распахнулись. Внутри оказалось холодно и почти совсем темно. Маклин переступил порог и словно очутился в ином, неведомом мире. Замеченный им снаружи свет давали две коротенькие красные свечи на алтаре в дальнем конце. От дверей к алтарю между рядами деревянных скамеек вел проход, по каменному полу была уложена узкая красная ковровая дорожка. Купол потолка высился далеко вверху, его поддерживали надежные с виду колонны, однако и стены были укреплены резными контрфорсами, тени от которых пожирали слабенький свет почти без остатка. Высокие витражные окна чернели, словно мертвые глаза. До рассвета еще очень далеко. Маклин двинулся по проходу, благодарный за то, что мягкий ковер заглушает звук его шагов. Тишину холодного, гулкого зала ничто не имело права нарушать. Ничто – только негромкое бормотание из темноты перед алтарем; там читали молитву. – Вы все-таки пришли. Я этого ожидал. – Голос отца Энтона звучал настолько утомленно, словно старый монах не спал целый месяц. Он не обернулся к Маклину, но неловко поднялся с колен и еще раз поклонился алтарю. – Я видел сон, – сказал ему Маклин. – Мне снилась книга. Только теперь отец Энтон повернул голову в его сторону. – Понимаю. В слабом, мерцающем свете он выглядел еще бледней. Казалось, даже черное пальто как-то выцвело и посерело. Сияли только глаза, в которых отражалось пламя свечей. – Что он означает? – спросил Маклин. – Давайте сядем, – указав Маклину на ближайший ряд скамеек, Энтон сам прошаркал туда и уселся на твердую деревянную поверхность, суставы его пугающе скрипнули. – Расскажите мне про свой сон. Маклин сел рядом и попытался собраться с мыслями. В голове кружились картины, чувства, обрывки воспоминаний. Оттого, что все происходило в холодной гулкой тишине церкви, было не легче. Оттого, что какие-то несколько часов назад он выпил пять пинт пива и закусил кебабами, – тоже. – Это началось после смерти Андерсона, – заговорил он наконец и тут же понял, что это неправда. – Хотя нет, это началось после того, как я нашел тело своей невесты в воде Лита. С тех пор она каждый год снится мне рождественскими ночами. Но в этом году сон другой. Я вижу лавку Андерсона и книгу в ней. Этой ночью мне приснилось то, что внутри книги. Мертвые девушки, по странице на каждую. Я видел, как начинает проявляться новая страница. Мне кажется, что похищена еще одна женщина. Моя знакомая. – Расскажите, как вы поймали Дональда, инспектор. Вопрос застал Маклина врасплох. – Я думал, вы всё знаете. Он использовал полоску ткани в качестве закладки. Я узнал ее, она была оторвана от платья Керсти.