От волнения сердце начинает биться сильнее. Может, следовало взять айпад с собой в шатер, чтобы его не украли? Может, Уайетт остался недоволен моим творчеством? А вдруг он прямо сейчас отправит меня домой? Открыв айпад, Уайетт начинает просматривать мою работу. Увеличивает один из обведенных участков – тот, где имелись значительные повреждения. И, внимательно изучив, издает странный горловой звук. – Я могу намного лучше! – выпаливаю я. – Нет, не можешь! – отрезает он, и у меня внутри все холодеет. – Я еще не встречал никого, кто бы рисовал иероглифы лучше тебя. – Уайетт закрывает айпад. – Как будто ты самый настоящий писец. Эта похвала вгоняет меня в краску. – Спасибо. – Дело явно движется, – говорит он. – Я рада, что могу оказаться полезной. – Взаимно. – Уайетт сдвигает шляпу на затылок, и теперь я могу видеть его глаза. – Хотя я по-прежнему не вполне уверен, чем могу быть тебе полезен. Опасаясь, что разговор примет нежелательное направление, я прижимаю айпад к груди: – Похоже, и остальная работа хорошо продвигается. Ты действительно собираешься до конца дня попасть в погребальную камеру? – Уже можно разбирать каменные блоки внизу. Хотя тогда формально, прежде чем забираться внутрь, придется ждать приезда Мостафы. А этого я точно не переживу. – Формально… – Я знаю, что Уайетт думает о том же, что и я: о другой находке, о другом инспекторе, о правилах, которые были нарушены. – А тебе удалось что-то обнаружить среди мусора? – спрашиваю я. – Нет, – лучезарно улыбается Уайетт. Земля и песок из шахты просеиваются рабочими на случай, если там окажется потерянный амулет, или выброшенный ошейник с цветочным рисунком, или осколки ушебти. Чем меньше погребальных предметов обнаруживается при расчистке захоронения, тем больше вероятность сохранности гробницы, то есть того, что саркофаг с мумией не пострадали от рук грабителей. – Уайетт, – тихо говорю я, – это… – Чертовски потрясающе! Знаю. Представив, насколько поднимется его научный рейтинг, если открытие действительно состоится, я прислушиваюсь к своему внутреннему голосу в ожидании острого приступа зависти. Но нет. Ведь я сама выбрала другую жизнь. Уайетт смотрит так, словно я кроссворд, который он не может разгадать, хотя у него уже есть все ключи. Я бросаю взгляд в сторону гробницы, где местные мужчины передают по цепочке корзины с вычерпанным песком: белые галабеи, точно паруса флотилии, пересекающей океан. – А знаешь… – задумчиво произносит Уайетт, – для всех, кроме меня, главная загадка – это мумия, лежащая под землей на глубине восемнадцать футов. А не женщина, появившаяся в Египте пятнадцать лет спустя. – Мне, пожалуй, пора вернуться к работе. – Нет. – Это «нет» обрушивается, точно камнепад. Уайетт снимает шляпу и ухмыляется. – Я хочу сказать, что замолвлю за тебя словечко твоему боссу. Не совсем понимая, чего он хочет, я опускаюсь на землю, неловко поджав под себя ноги. Уайетт сидит на складном стуле с таким видом, будто он здесь учитель, а я дошколенок. – Думаю, это отличается от твоего обычного рабочего дня. – И да и нет, – отвечаю я. – Отличается, конечно, но не настолько. Смысл всего этого… – Я показываю на скалу, в которой вырублена гробница. – Приготовиться к хорошей смерти, да? – Трудно представить, что это стало надомным производством. – Почему? – спрашиваю я. – Подумай о всех тех людях, что участвовали в строительстве этой гробницы. – Ну а ты создаешь гробницы двадцать первого века. Но не каменные. – Ага. Полагаю, они сделаны из историй, разговоров, методов релаксации, завещаний. Некрологов. Паролей соцсетей. А ты знаешь, что можно поручить специально обученному человеку закрыть после твоей смерти аккаунты в соцсетях, чтобы прекратить рассылку напоминаний о твоем дне рождения? – Вот потому-то меня и нет в Facebook. – Я заметила, – говорю я и тут же закрываю рот рукой, пытаясь запихнуть слова обратно. Уголки губ Уайетта приподнимаются в едва заметной улыбке. – Да неужели? – шепчет он. – Все знают, как умирать, – пожимаю я плечами. – Но поддержка никогда не бывает лишней. Уайетт снова устремляет взгляд в сторону гробницы: – Позволь взять на себя роль адвоката дьявола. Тебе не нужен коуч смерти… – Доула. – Ну ладно, пусть будет доула. Чтобы достичь вечного блаженства, доула смерти нужна не больше, чем выдолбленные в камне гробницы. Если тексты, начертанные на гробнице, были тебе не по карману, ты мог позаимствовать папирус. Я обнаружил на кладбищах времен Среднего царства возле бедняцких могил, представлявших собой вырытые в земле ямы, десятки «домов души». Это и маленькие модели дома, и сосуды для даров, возможно с луковицей или краюхой хлеба. Весь смысл в том, что каждый может достичь загробной жизни. Единственное, что для этого нужно, – быть добродетельным. – За четыре тысячи лет ничего не изменилось. Чтобы заслужить хорошую смерть, нужно прожить хорошую жизнь. – Итак, Олив? – спрашивает Уайетт. – А как насчет тебя? Мой рот словно забит пеплом. – Хочется верить, что я еще в процессе. Пока тебя кто-то помнит, можно считать, что еще не умер. – Мой голос звучит вполне беззаботно. Я мысленно перебираю имена в календаре своего телефона – телефона, который здесь не работает. Поминальная молитва, которую я каждый день повторяю, вспоминая мельчайшие детали жизни своих умерших подопечных: ее идеальный французский маникюр, его коллекцию иностранных марок, ее любимую таксу, для которой она шила галстуки-бабочки. – Джехутинахт, вероятно, начал строительство этой гробницы, став номархом, – говорит Уайетт. – Ему крупно повезло, что гробница оказалась готова к тому моменту, когда он испустил дух. – Любой исходный момент – это уже начало конца, – замечаю я. – Напоминает печенье с предсказанием судьбы. – Ты всегда умела видеть картину в целом. – Уайетт Армстронг, это что, комплимент? Уайетт хлопает шляпой по бедру. Между нами поднимается столб пыли. – Ты была права. Относительно того, что саркофаг есть микрокосм вселенной. – Да, мне известно, что ты наконец это понял. Я прочла твою диссертацию. – Наклонившись, я поднимаю с земли камешек. – А слабо́ ради меня высечь эти слова на камне? – Много лет назад ты говорила, что это лишь вершина айсберга. – Уайетт встает и со смехом протягивает мне руку. – Конечно, сейчас нелепо думать о подобных вещах. Но интересно, как бы все обернулось, если бы мы с тобой тогда были партнерами, а не противниками? И на мгновение я переношусь в прошлое. Вот идеальный перевод «Книги двух путей», с иллюстрациями и текстовыми вставками. Понимание того, что путь в загробный мир определяется не только надписями, но и тем, как они размещены по отношению к покойному. Карта с двумя путями. Ключ, который мы вдвоем изготовили вручную. – Позволь проводить тебя назад, – галантно предлагает Уайетт. – Нам здесь платят не за то, чтобы мы чаи распивали. – А кто платит? – спрашиваю я. – Йель? Уайетт качает головой: – Они свернули мое финансирование много лет назад. Теперь у нас частный спонсор. Денег до хрена. А в остальном старая история. Все как во времена Говарда Картера и лорда Карнарвона. Мы вышли из шатра на жару и словно попали к дьяволу в глотку. – Но в этом уравнении разве не ты у нас лорд Карнарвон? – Нет, если речь идет о счете в банке, – признается Уайетт. – Единственное, в чем действительно преуспели Атертоны, так это в проматывании семейного состояния. – Тогда хорошо, что у тебя есть Дейли. – Дейли – фамилия спонсора. Поймав удивленный взгляд Уайетта, я пожимаю плечами. – У Джо длинный язык. Увидев, что один из рабочих машет ему рукой, Уайетт переводит взгляд на мой айпад: – Ну ладно, пора за дело. Он исчезает среди сбившихся в кучку рабочих, рассматривающих что-то в сите. А я иду не в гробницу, а в сторону вади. В пустыне это единственное уединенное место, если вам нужен туалет. Я спускаю одолженные мне штаны, сажусь на корточки, делаю свои дела. Но когда натягиваю штаны, из кармана вываливается телефон. Подняв телефон, я обнаруживаю, что здесь, в бескрайней пустыне, есть слабый сигнал роуминга. Я вспоминаю, сколько раз твердила дочери, что нельзя писать сообщения за обеденным столом. И сразу представляю, как ее телефон вибрирует возле миски с пюре и стаканом с водой. И быстро печатаю: Скоро буду дома. Люблю тебя. Передай папе, что я скоро вернусь.