ДА СОУЗА. Нет. УЭЛЛС. Вы можете объяснить тот факт, что вы сказали вашему коллеге, доктору Андерсону Дженмину, что Бет Грир… я цитирую… «чертовски сексуальна и, возможно, шлюха». [ШУМ В ЗАЛЕ] СУДЬЯ ХЕЙДНИК. Тишина. Тишина. МАНКОВСКИ. Ваша честь, я возражаю и прошу вычеркнуть последний вопрос из протокола. СУДЬЯ ХЕЙДНИК. Возражение отклоняется. Тишина. [ШУМ СТИХАЕТ] УЭЛЛС. Я приношу извинения за грубые слова, доктор, но это была прямая цитата. Хотите, чтобы я повторил вопрос? ДА СОУЗА. Это была частная беседа. УЭЛЛС. Пожалуйста, ответьте на вопрос. У вас есть объяснение? ДА СОУЗА. Нет. Допрос государственным обвинителем детектива Джошуа Блэка, сотрудника отделения полиции Клэр-Лейка ЧАРЛЗ МАНКОВСКИ (ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ОБВИНИТЕЛЬ). Детектив Блэк, что вы можете сказать о поведении мисс Грир, когда вы с детективом Вашингтоном допрашивали ее в первый раз? БЛЭК. Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду. МАНКОВСКИ. Например, вы назвали бы ее поведение истеричным? БЛЭК. Нет. МАНКОВСКИ. Она была спокойна? БЛЭК. Думаю, именно это определение подходит больше всего. Она была спокойна. МАНКОВСКИ. Когда вы с детективом Вашингтоном приехали к ней домой, чтобы пригласить на допрос, мисс Грир удивилась вашему появлению? РЭНСОМ УЭЛЛС. Возражаю. Свидетель не может оценивать душевное состояние обвиняемого. МАНКОВСКИ. Это допустимый вопрос, ваша честь. Я спрашиваю опытного детектива, который способен дать экспертную оценку событиям. СУДЬЯ ХЕЙДНИК. Я допускаю этот вопрос, но в дальнейшем, мистер Манковски, прошу задавать вопросы относительно фактов. МАНКОВСКИ. Благодарю, ваша честь. Детектив Блэк, ответьте, пожалуйста, на вопрос. Была ли мисс Грир удивлена тем, что полиция хочет ее допросить? БЛЭК. Не знаю. МАНКОВСКИ. Вы не знаете, как выглядит удивление? БЛЭК. Я не спрашивал ее, удивлена ли она, и поэтому не могу ответить на этот вопрос. МАНКОВСКИ. Понятно. Тогда будем придерживаться фактов. Плакала ли мисс Грир, когда вы с детективом Вашингтоном пришли к ней, а также во время первого допроса? БЛЭК. Нет, не плакала. МАНКОВСКИ. Сопротивлялась, впадала в истерику? БЛЭК. Нет. МАНКОВСКИ. Спрашивала, в чем дело и что происходит? БЛЭК. Думаю, в происходящем не было сомнений. Полиция хотела ее допросить. МАНКОВСКИ. Пожалуйста, отвечайте на вопрос. Бет Грир спросила, что происходит? БЛЭК. Нет, нас она об этом не спрашивала. МАНКОВСКИ. Она потребовала присутствия адвоката? БЛЭК. Нет, на первом допросе не потребовала. МАНКОВСКИ. Согласилась ли Бет Грир в тот первый раз отвечать на ваши вопросы? БЛЭК. Да, поначалу. МАНКОВСКИ. А что произошло потом? БЛЭК. Это есть на магнитофонной записи и в расшифровке. Она встала и ушла. МАНКОВСКИ. Как вам показалось, воспринимала ли Бет Грир все это всерьез? БЛЭК. Понятия не имею. Полагаю, да. РЭНСОМ УЭЛЛС. Возражаю, ваша честь. СУДЬЯ ХЕЙДНИК. Принято. Просьба к присяжным не учитывать этот вопрос и ответ на него. МАНКОВСКИ. Я задам более конкретный вопрос. Использовала ли Бет Грир обсценную лексику во время первого допроса? БЛЭК. Это была стрессовая ситуация. МАНКОВСКИ. Пожалуйста, отвечайте на вопрос. БЛЭК. Я не… РЭНСОМ УЭЛЛС. Возражаю, ваша честь. СУДЬЯ ХЕЙДНИК. Вопрос касается фактов – я его оставляю. МАНКОВСКИ. Пожалуйста, ответьте на вопрос, детектив. Мы можем прослушать запись и прочесть расшифровку, но я хотел бы услышать ваш ответ. Использовала ли Бет Грир обсценную лексику во время допроса? БЛЭК. Да. МАНКОВСКИ. Пожалуйста, прочтите эту фразу из расшифровки. Вот здесь. БЛЭК. Здесь? МАНКОВСКИ. Да, вы ее прекрасно видите. Вот эта строчка. БЛЭК. «Это была не я, идиот. Меня не было в той сраной машине». Глава 38 Февраль 1978 БЕТ Все это время Бет сидела в зале суда и наблюдала. Чувства ее успели до такой степени притупиться, что все казалось ей нереальным. Словно происходило с кем-то другим, в кино или по телевизору. Рэнсом принес ей вещи – блузки, юбки ниже колена, балетки, – и Бет их надела. Собрала волосы в хвост, накрасилась, но не слишком сильно. Ее дело – сидеть и молчать. Рэнсом не вызывал ее для дачи показаний. Не обижайтесь, сказал он, но это было бы верхом идиотизма. На свидетельскую трибуну я вас, черт возьми, не пущу, не надейтесь. Рэнсом чертыхался редко. Телевизионщики хотели вести репортажи из зала суда. Рэнсом воспротивился – и победил. Бет испытала облегчение, но не потому, что хотела приватности или боялась того цирка, который устроят репортеры. Все самое худшее о ней уже сказано. Нет, ее страшило другое – что за всем происходящим по телевизору будет наблюдать Лили. Будет, как и все остальные, жадно ловить каждое слово, каждый жест. Радоваться хаосу, который сама устроила. Смеяться над ее одеждой, сидя перед телевизором. Бет не хотела, чтобы Лили знала, как все запутались и как все ошибаются. Не собиралась доставлять Лили такого удовольствия.