– Да здравствует бог войны! – В бой! В бой! В бой! Происходящее так заворожило нас, что мы не заметили, как сзади подошли стражники и стрелки. И не успел я брови вскинуть, как всех абитуриентов повалили на пол, заломили руки за спину и сковали руническими кандалами. Воин кинулся на помощь заверещавшей девчонке в кукольном платье, но метнувшееся вслед заклинание разорвало его на куски, и я увидел, что внутри доспеха ничего нет. Кучерявый толстяк вырывался и лепетал, как ребенок, пока его таскали по брусчатке. Те, кто не получили допуск, и вовсе выглядели, как перед казнью – непонимающе хлопали ресницами, вертели головами и болтали без умолку. Троица же финалистов переносила тяготу без лишнего шума и с явным осознанием, что происходит и зачем весь этот спектакль. Я же все еще терялся в догадках. Вернее, знал, что это – часть обряда воскрешения, но даже не представлял, как именно должно пройти таинство. Однако до рассвета оставалось около четырех часов, и тратить драгоценные минуты зазря никто не собирался. Нас подняли под мышки и потащили к лифту в укромном уголке холла. Повинуясь магии земли, каменная платформа вознесла часть гостей под самый шпиль, где барьер то ли нарочно истончили, то ли вовсе не стали поднимать. И золотую надстройку в форме вытянутой четырехгранной пирамиды обдувал такой ветер, словно на крыше работала пескоструйка. Изнутри шпиль покрывало несметное количество колдовских знаков – среди знакомой буквицы я разглядел и римские цифры, и скандинавские руны, и арабскую вязь, и восточные иероглифы. Символы отмечали свою сторону света и непрестанно сияли, как угли на ветру. На каждой грани крепилось по толстому тросу из сплетенных золотых нитей, еще один свисал аккурат из-под острия. Тросы заканчивались острыми шлемами, которые в свою очередь лежали на конструкциях, подозрительно напоминающих электрические стулья. С той лишь разницей, что вместо стульев использовались глубокие кресла – почти что троны, с такими же ремнями для запястий, лодыжек, шей и талий. Каждое кресло имело нумерацию – первое стояло посередине, остальные – вокруг по часовой стрелке. В центр усадили Еву, предварительно раздев донага, второе занял Дубравин, третье – Крузе, четвертое – девчонка, пятое – толстяк. По кивку Буяна пятеро престарелых чародеев выстроились вдоль стен и взялись за рычаги, замаскированные под стойки для факелов. Ректор же накинул капюшон и взял со стола здоровенную книгу в стальной окантовке и переплете, показавшемся мне сделанным из человеческой кожи. – Сии храбрые мужи и девы да успокоят необузданные стихии так же, как плотины превращают быстрые реки в тихие омуты, - нараспев забасил старик. – Их души станут вратами, сквозь которые пройдут лишь нужные нам силы. Их дар станет руслом, что направит усмиренную энергию в нужном нам направлении. Их воля станет ситом, что отсеет все злое и опасное. Они готовились к этому всю свою жизнь, пусть далеко не все подозревали об этом. Пусть боги примут их страдания и воздадут за жертву достойную плату. Да снизойдет на них благодать самих богов! Колдуны по отмашке разом потянули за рычаги, и в головы будущих студентов ударила исконная нефильтрованная магия: все пять стихий за исключением одного – Света. Похоже, то ли в Воробьиную ночь эта волшба полностью исчезала, о чем намекал черный как деготь горизонт, то ли для темного ритуала в ней не было нужды. Да и по самим «проводам» слетали молнии, в которых крайне сложно распознать какую-то одну магию. В них точно золотые жилы в тросах переплетались красные, голубые, фиолетовые, белесые и серые разряды. Все это летело пленникам в головы, и тех трясло, как от мощных ударов тока. После «фильтрации» от разнобойного колдовства оставалась конкретная стихия, которая и уходила в пол через притороченные к спинкам громоотводы. И судя по закатившимся глазам и хлещущей из ртов и ноздрей крови, вряд ли пленникам уготована долгая и счастливая жизнь. Скорее всего, молодежь падет жертвой безумных планов не менее безумных стариков, которые все еще мечтали как следует тряхнуть своей стариной. – Здесь мы закончили, - Буян сунул книгу под мышку. – Теперь займемся этими. Нас грубо схватили за руки и потащили к лифту. – Как вы могли? – в слезах спросила одна из пленниц. – Почему вы это делаете? – Потому, что мы отдали все на той войне, - грубо бросил ректор. – А потом царь просто взял и заключил мир, наплевав в души нам и на память наших павших братьев. Никто из нас не хотел сдаваться. Никто не хотел якшаться с нечистью, как с равными. Но ничего – теперь мы все исправим. Очень скоро справедливость восторжествует, и наступит единственно возможный мир – мир без поганых нелюдей! Стражник, что держал полудницу, так вдохновился пламенной речью, что со всей дури ударил Яру кулаком в живот. Девушка шумно выдохнула и согнулась в три погибели, а когда я рванулся на выручку, то накостыляли уже мне – благо размер платформы позволял свободно размахивать руками. – Ублюдок… - прошипел я. – Ты и отца моего сгубил, тварь? – Разумеется. И как оказалось, не зря, - Буян кивнул на блондинку. – Что Сергей, что твой дед были слишком добры к этой мерзости. Но время любителей выродков подходит к концу. Скоро вас всех заклеймят содомитами, извращенцами и посадят на колья. А за одно только доброе слово в адрес нечисти мы будем сжигать живьем. Я промолчал – спорить с фанатиком не только бессмысленно, но и контрпродуктивно. Лифт тем временем остановился, и нас повели по длинному извилистому коридору с толстенными двустворчатыми дверями через каждые двадцать шагов. Ректор открывал их то ответами на мудреные загадки, то шепотом неведомых заклятий, то собственной кровью – одним словом, свой главный секрет подонок спрятал с предельной надежностью. Последние врата так и вовсе напоминали многотонный люк из банковского хранилища. Когда и он откатился вбок, мы увидели просторное помещение с куполовидным сводом, сплошь усеянным теми же розоватыми кристаллами, что и пещера Старого Китежа. Посреди комнаты на невысоком столбе лежало колесо, к которому словно сушеную бабочку приколотили изуродованные фрагменты тела. Да не абы как, а таким образом, чтобы соприкоснулись все срезы, а куски сложились в единый паззл. За сто лет заточения Кощей превратился в сушеную мумию – мышцы истончали, кожа стала что пергамент, а голова с раззявленным ртом мало отличалась от голого черепа. Отличительной чертой оставались лишь волосы – длинные и молочно-белые, в которых, казалось, все еще теплится жизнь и относительно здоровый блеск. Краем глаза я заметил, как Яра непроизвольно свела кулаки и прижала их к животу, а губы скривились в болезненной гримасе. Очевидно, полуднице было больно видеть бывшего воеводу в таком состоянии. А может, их отношения вышли далеко за уставные рамки «командир – подчиненная». И кто знает, вдруг колдун-библиотекарь из ее рассказа вовсе не такой старый, каким она его описала. С потолка над колесом нависала сложная система из медных кубов, насосов, раструбов, шлангов, колб и змеевиков. И как я ни напрягал воображение, так и не смог даже приблизительно представить, что это за машина и для чего она нужна. Вокруг останков на концах начерченного кровью пентакля стояли золотые саркофаги, сильно напоминающие знаменитых железных дев, к которым и подключались провода от трясущихся в шпиле отличников. Пока что контакты разомкнули рычагами, но я ничуть не сомневался, что очень скоро окажусь внутри этого гроба с гвоздями и приму непосредственное участие в обряде. Заговорщики меж тем заняли свои места. Пятеро – у рычагов, двое – у хитрого пульта от подвесной машины, еще пятеро – позади саркофагов, видимо, для подстраховки. Поначалу все шло тихо, но как только юных колдунов потащили к «девам», тут-то в подвале начался сущий кошмар. Одни плакали, другие падали на пол и сучили ногами, третьи проклинали мучителей и грозили им карой от влиятельных родителей. И только самая здравомыслящая леди делала то, что действительно могло хоть как-то помочь в сложившейся ситуации – а именно, молилась Перуну. – Будет больно, - шепнула Ярослава, прежде чем пришли за мной. – Мужайся. А что еще делать, подумал я. Только это и остается. Меня затолкали в «деву» и захлопнули крышку. В тот же миг под кожу вонзились сотни, если не тысячи гибких как струны игл, что вкупе с давлением на грудь, неподвижностью и замкнутым пространством создало воистину феерический коктейль из колотых ран, удушья и клаустрофобии. Отовсюду доносились стоны и плач, разбавляемым монотонным шепотом заклинаний. Буян вновь вооружился книгой и встал напротив Кощея, после чего произнес с торжественной усмешкой: – Вот мы и встретились, старый враг. Да, ты не отнял мою жизнь напрямую, как у множества моих побратимов. Но ты лишил ее всяческого смысла, когда мне пришлось взять вместо палицы перо, а вместо щита – кипу бумажек от этих чертовых школяров! Бородач перевел дух и продолжил: – Весь мой род вышел из борьбы с нечистью. Я – потомок былинного богатыря, что рубил змею голову, а не налаживал с ним торговые связи. Все мои предки росли и закалялись в боях с выродками, поганью и нелюдью, и я не собираюсь нарушать этот славный обычай. Но истинный богатырь куется лишь в войне, и я неминуемо ее начну. Ты снова поведешь черную рать, а я возглавлю белое воинство. И мы сойдемся на берегу Смородины за Калиновым мостом, ибо так повелось испокон веков. Наш мир вырос из войны, наше соседство рождалось в боях – так было и так будет вовеки веков. Я попытался дернуться, но лишь усилил мучения. Выбраться из клетки невозможно, Яра не в силах что-либо сделать, и вся надежда – на новых друзей. Хотелось бы верить, что я не зря бегал с… шеей в мыле и решал чужие проблемы, иначе все канет в чертову бездну. Да, от добра добра не ищут, но сейчас все же хотелось бы немного участия в ответ. – Спрыснул царевича мертвой водою! – заголосил предатель, водя рукою над книгой. – И его тело срослося! Чародей у пульта щелкнул рычагом, и машина на потолке пришла в движение – закачались меха, загудели помпы, а из позолоченного бака выпали шесть блестящих трубок с иглами на концах. Помощники окружили колесо, взяли трубки и вонзили их в каждый кусок тела, после чего из срезанных вен и артерий полилась мутная жижа. Вопреки моим ожиданиям, фрагменты действительно сплавились меж собой, как сплавляется склеенный «моментом» пластик. На иссохших почерневших срезах остались толстые рубцы, но жижа больше не протекала, а полноценно циркулировала по сосудам. – Спрыснул царевича живою водою! – богатырь воздел ладонь над останками. – И царевич встал! Насосы погнали по трубам содержимое соседней емкости. И чем больше вкачивали, тем разительнее менялась мумия напротив. Мышцы набухали, кожа бледнела и разглаживалась, а лицо все больше напоминало фарфоровую маску. В процессе «омоложения» тело постоянно дергалось и вздрагивало, однако ничего похожего на воскрешение я не заметил. Это был все тот же труп, только теперь совсем свеженький, едва почивший. – Плоть срослася и воспряла! – громогласно заявил богатырь. – Пришла пора настыть ее магией! Сообщники дернули рычаги, и меня обуяла такая боль, какую прежде испытывать еще не доводилось. А я испытал всяческих мучений столько, что на целую книгу хватит. Каждая клеточка словно превратилась в оголенный воспаленный нерв, на который нещадно лили спиртом. Все что я мог – это орать во всю глотку, пока не кончится воздух. Из распахнутого рта вырывался черный луч в фиолетовой дымке, шел через линзу в «шлеме» саркофага и бил точно в мертвеца – как и четыре соседних потока в виде огня, воды, молнии и каменного крошева. И если соседи сверху просто фильтровали и структурировали волшбу, то мы подпитывали идущие сверху энергии, как батарейки. И дар вытекал из груди столь стремительно, точно его откачивали насосом. Мы исторгали силу на пределе возможного, но несмотря на это, лучи не ранили Кощея, а поглощались им без остатка. И хоть я не видел себя, но чувствовал, что каждая минута уходит за год, а я сам превращаюсь в то, что полчаса назад было пришпилено к колесу. Не помню, сколько продолжалась пытка, но тут Буян вскинул кулак и велел нас отключить. Затем подошел к колесу, пощупал врагу пульс, коснулся ухом груди и в недоумении произнес: – Он не оживает. Какого беса? – Мы ничего не напутали? – спросил Дубравин, держа руку на рычаге. – Все в точности, как здесь написано, - богатырь хлопнул по тяжеленному талмуду. – Может, какой-то стихии не хватает? Например, Света? – Чепуха! – старик тряхнул бородой. – Свет смертелен для Кощея. Да, он держал при себе целителей, но сам никогда ими не пользовался. Это совершенно чуждая для него волшба. Уверен, дело в чем-то ином. Может, Ночь еще не разыгралась в полной мере. Или мастера ошиблись с механизмами… В любом случае, нужно пробовать еще. – Ты издеваешься? – окрысился светоч. – Я согласился отдать сына в помощь, а не на заклание! Сначала разберись, как все устроено, и только потом запускай эту бесовщину. Не хватало еще сжечь нашим детям мозги зазря. – Не понимаю, - ректор положил книгу прямо на обод и принялся в спешке листать страницы. – Все сделано в точном соответствии со схемами. Этот трактат написали маги, изучавшие смерть до тех пор, пока она их не прибрала. Здесь описан обряд, которым можно воскресить даже бога. Значит, и с Кощеем должно сработать. Нужно лишь… не знаю… Надо пробовать еще раз. Вдруг влитых сил недостаточно? – Ладно, - недовольно проворчал бугай. – Но если что-то пойдет не так – я сразу же отключу устройство. – Хотя подожди… - богатырь обернулся и смерил хмурым взглядом Ярославу, которую двое стражников держали под руки недалеко от входа. – Может, эта девка что-то знает? Она же была его личным лекарем. Ну-ка, подайте ее сюда! «Сука… не трогай!» - хотел бы сказать я, если бы в принципе мог говорить. Но после прогона через душу концентрированной маны я не то не мог кричать, я буквально заставлял истерзанное сердце биться, а легкие – вдыхать хоть толику воздуха. Усталость и боль накатили неимоверные, а ведь мы прошли в лучшем случае половину пути. Подругу подтащили к колесу и толчком в спину поставили на колени. Предатель тут же схватил ее за волосы и запрокинул голову: – Говори, что случилось? Что мы делаем не так? Яра лишь рассмеялась. Буян скрипнул зубами и дал ей такую пощечину, что бедняга завалилась набок. Я дернулся из последних сил, но лишь глубже вогнал в себя иглы. – Отвечай! – ректор вновь схватил ее за локоны и встряхнул – аж суставы затрещали. – Почему твой проклятый хозяин не оживает? Полудница с усталой улыбкой плюнула кровью прямо в вытаращенный глаз. – Ах ты сволочь! Заговорщик схватил книгу, как кирпич, и занес над белокурой головой. Удар окованного сталью переплета раскроил бы череп в кашу, даже если бил бы обычный человек – что уж говорить о таком кабане. Сердце пропустило удар, кровь застыла в жилах, и секунды замаха показались мне самыми страшными за все время. И когда до неминуемой гибели оставалось всего ничего, подвал тряхнуло с такой силой, что с машины посыпались запчасти, со стен – обломки камней, а постамент с Кощеем едва не опрокинулся. – Что за напасть?! – рявкнул старик. – Это буря так разыгралась? – Господин ректор! – в подвал влетел запыхавшийся стражник в синем мундире. – На нас напали! Академию атакуют со всех сторон!