Она расстегнула куртку и рванула рубаху, обнажив небольшую, но высокую и красивую грудь. Происходящее больше всего напоминало влажный сон – не полноценная реальность, но и не простое созерцание со стороны, а вполне ощутимый эффект участия. И мне стоило немалых усилий держать под контролем и дух, и плоть, чтобы ненароком не разорвать и без того зыбкую связь. Ведьма же растолковала замешательство по-своему, взяла мои ладони и прижала к грудям, после чего прильнула к губам так, словно не была с мужчиной лет эдак сто. И целовалась при том столь ловко и умело, что я на миг забыл обо всем на свете и полностью поддался нарастающему желанию. Но вместе с приятной мягкостью и игривым язычком близость открыла дорогу в сознание духа, и я снова начал скачивать фрагменты воспоминаний, словно гифку по модему. От былой четкости не осталось и следа, а «видеоряд» скорее напоминал сменяющиеся картинки, и, тем не менее, я распознал несколько ключевых образов. Летучие корабли под багровыми парусами. Падающие с небес трехглавые змеи. Объятый пламенем лес. Бегущая во все стороны нечисть. И кровь. Очень много крови. – Ого, - ведьма сладко облизнулась и огладила мой боеготовый перископ. – Раньше одних поцелуев было мало. Видать, и впрямь по мне соскучился. Девушка повернулась спиной, приспустила портки и облокотилась на приборную панель. От одного вида подтянутого ореха голова пошла кругом, и мне всей душой захотелось попробовать спиритический призрачный секс, но как потом выманить дух из шагохода? Ее наверняка обуяет лень, а может наоборот, всколыхнувшаяся ярость принудит продолжить бой, и тогда последний шанс спастись уйдет коту под хвост. – Прелесть моя, - не отказал себе в удовольствии всласть пощупать загорелую задницу. Ведьма в ответ мурлыкнула и выгнула спинку так, чтобы моя сосиска оказалась аккурат меж ее булок. И ладно бы на этом все закончилось, так чертовка принялась легонько покачивать тазом снизу вверх, и мои чресла охватила такая волна наслаждения, что я разве что слюну не пустил. – Тебе не кажется, что здесь слегка неудобно? Все пропахло гарью, рычаги везде торчат… Быть может, продолжим снаружи? – Конечно, любимый, - какая-то слишком уж сентиментальная попалась нечисть. – Я подведу избу вон к тому бережочку, и ты возьмешь меня, как в первый раз. У шагохода отсутствовала буссоль, но я оценил расстояние километра в три. Если я удалюсь так далеко от тела, связь неминуемо порвется, ведь и на сотне шагов она держалась, как 4g в тайге. Поэтому торопливо произнес: – Зачем же так далеко, моя валькирия? Да и на берегу может быть опасно – там все позиции пристреляны. Давай прямо здесь, только коврик какой постелем. – Прямо здесь? – удивилась брюнетка. – Среди трупов и грязи? – Что может быть лучше соития на костях поверженных врагов? – я хищно улыбнулся, чтобы скрыть гримасу отвращения. – Ух ты мой ненасытный поклонник Перуна, - призрак поправила штаны и подошла к бронированной двери. – На костях – так на костях. Но тогда – два раза. – Конечно, милая, - встал сзади и куснул в шею. – У нас в запасе еще полно времени. Пилот крутанула ржавое колесо и распахнула люк. Но вместо изрытого воронками поля мы узрели сплошную стену ослепительного света – вроде того, что затягивал меня в реанимационной палате. – Что это? – изумилась девушка и прикрыла глаза предплечьем. – Никогда не видела ничего подобного… – Добро пожаловать, - я спартанским пинком вытолкнул ее навстречу вечности и как можно скорее запер дверь. После чего с легким неудовольствием нырнул в обратном направлении и оказался в собственной оболочке. Когда зрение прояснилось и вернуло привычный вид, смотровая щель уже потухла, клешня обвисла, а избушка не подавала признаков нежизни. – Вот это да! – Яра хлопнула в ладоши и соскользнула со ската. – С такой смекалкой и сноровкой далеко пойдешь! Это ж надо было додуматься – совратить злого духа! – Она не показалась мне особо злой, - я опустился на колено и зачерпнул воды из лужи. Утер вспотевшее, как после бани, лицо, и брызнул немного на промежность, которой срочно требовалось аварийное пожаротушение. – Да я заметила, что тебя тянет на всякую диковину. Пошли, посмотрим, что нам досталось. Трофеев нашлось немного, несмотря на то, что изба оказалась заперта изнутри. Пришлось повозиться с проржавевшими петлями и поворотным механизмом, но по итогу мы увидели окованную железом топку, столик с двумя лавками и пульт управления, за которым сидел скелет в обрывках кожаного доспеха. На задней части бронированного листа виднелся полуистлевший пергамент с портретом светловолосого юноши, рядом на стенке висел дощатый ящик с разбитыми бутылками и комком марли – наверное, аптечка. Из глазницы пилота торчала стрела – очевидно, какой-то стрелец-удалец умудрился поразить ведьму через смотровую щель. Несмотря на прошедшие годы, остов все еще сжимал в пальцах длинный узкий туесок с обрывками влажных берестяных трубочек. Судя по всему, после ранения девушка потянулась не за бинтами и снадобьями, а за этим пеналом, где хранились короткие, словно телеграммы, письма от любимого. Я кое-как развернул несколько грамот – в общем и целом все послания были примерного одного содержания: «Отступаем, но не сдаемся. Цел и невредим. Люблю». – Поэтому она не упокоилась? – спросил, с чавканьем ломая письмо за письмом. – Наверное, - Яра звенела склянками. – Живой воды нет, мертвая разбилась. Досадно. Что ты там роешься в этих писульках? Выбрось. – Я ищу имя. – Боги… - спутница закатила глаза. – Еще скажи, что втюрился в духа. – Нет. Просто хочу похоронить ее как положено. – Время еще тратить… – Варвара… - я нашел самое первое – и самое объемное послание, где Анзул рассказывал о своем переводе в абордажную пехоту. – Ее звали Варвара. – Теперь тебе легче? – Еще нет. Я взял с лавки чудом сохранившийся рулон простыни и укутал в него скелет. – Да уж… – Яра сняла с крючка выцветший рушник, и тот расползся надвое, как мокрая бумага. – Простыня уцелела, а самобранке конец. Я вынес труп и бережно положил на землю недалеко от его последнего пристанища. Поднял ладонь, и с пальцев сей же миг сорвалось пламя – без сбоев, споров и возмущений. И среди рыжих огоньков блеснули темно-фиолетовые сполохи, словно в меду размешали каплю черничного варенья. Тьма повиновалась моей воле и ответила в полную силу, а воля была чрезвычайно крепка в тот момент. – Почему вы воевали? – спросил, глядя как колдовской огонь без остатка пожирает кости. – Так испокон веков повелось, - девушка скрестила руки на груди. – Помнишь былины? В одних нечисть невест крала да людей обижала. В других богатырь ехал-ехал, ехал-ехал, видит – чудище в пещере сидит. Ну и отрубил ему голову – зря, что ли, столько скакал? А потом слово за слово и пошло-поехало. Где наши набегут, где ваши ответят, и наоборот. Но однажды светлые решили избавиться от нас раз и навсегда – уж не знаю, что их сподвигло. Долго сбирали силы, изобрели невиданные машины и нахлынули, как половодье. Много тогда с обеих сторон полегло, - полудница обвела истерзанную землю широким жестом. – Таких полей по всей империи – тьма. А когда поняли, что никому не одержать верха и бойцы скоро закончатся, решили пойти на перемирие. И что-то подсказывает, осталось ему недолго. Яра угрюмо посмотрела на потемневший от скорой грозы окоем. – Воробьиная ночь? – догадался я. Напряженный кивок. – Что это? – Представь самую страшную бурю в своей жизни. Вот это – нечто подобное, только колдовское. Безудержный волшебный смерч, от которого срывает не крыши, а умы. Я усмехнулся, представив, как забавно прозвучал бы каламбур, знай подруга современный жаргон. – Это очень страшная пора, - продолжила девушка, не отводя взгляда от грядущего ненастья. – И сдается мне, с нее все только начнется. – Новая война? С чего вы вообще враждуете? Только из-за паршивого соседства? – Думаю, все гораздо глубже. Да, есть нечисть, которая злая от природы, ей только волю дай кровь кому пустить. Хотя и средь людей полно разбойников и душегубов, но никто же в здравом уме не говорит, что все люди – упыри и подонки? Просто мы разные. Чернобог даровал нам свободу воли и право быть самими собой. Белобог же требует строго следовать своим догмам, а любое самоуправство – страшнейший из грехов. Мы живем сами по себе – своими мыслями, чаяниями и обрядами. Для вас же нет ничего важнее порядка, благочестия и навязанных истин. Вот отсюда и вражда. Сытый голодному не пример, а раб вольному – не указ. Ну да. Те, кто в пятнадцать лет убежали из дома, вряд ли поймут того, кто учился в спецшколе. – Мы? – я приподнял бровь. – Так ты нечисть? – Только сейчас догадался? – она усмехнулась. – А как бы я, по-твоему, сто лет в бочке просидела? – Светлая нечисть? – Ну да. А ты – темный человек. – И какого ты рода? Упыриха или русалка? – Я полудница. Дочь дневного зноя и хранительница посевов. Отсюда и тяга к Свету. А теперь кончай болтать и наруби дров – нам еще эту дуру до города переть. Механизмы пока откликаются на волшбу, но с печью сил уйдет гораздо меньше. – То есть, дом я получил? – на всякий случай проверил свиток. – А отметки нет. – Потому что это еще не дом. Сначала его у городского головы записать надо, но перед тем привести в соответствие со штандартами. Грязную развалюху никто в жилой фонд зачислять не станет – так что готовься раскошелиться на уборку, починку и новую мебель. Ну а потом нужно участок раздобыть, ибо где это видано, чтобы дома кочевали без прописки и адресу. Кстати, можно неплохо сэкономить, если тайком обратиться к домовым – но тогда придется на ту сторону Смородины идти. Если не забоишься, конечно. – После всего, что было? – я хмыкнул. – Не забоюсь. И вопрос с учетом, думаю, смогу решить – есть у меня один влиятельный знакомец. А вот с землею даже не знаю, что делать. Участок уйму денег стоит. – А покупать его и не обязательно. Можно снять подешевле где-нибудь в посаде, да за прописку заплатить. Нынче там живет немало вдовствующих дворянок, которые с радостью поселят рядышком будущего студента. А как выбить скидку я знаю, - Яра хитро подмигнула. – Главное, делай все, что скажу. Видят боги, разыгрывать спектакли у нас получается здоровски. Глава 6 – М-да… - бородатый старик метра полтора ростом в кожаном фартучке и с гаечным ключом на плече придирчиво осмотрел избу. – Дела… Броню латать бесполезно – надо целиком менять, а у нас столько стали и за сто лет не соберется. Придется снимать весь этот хлам. Это раз. Без брони сруб ходуном пойдет – нужны и скобы новые, и укосины. Это два. Крыши под листами вообще нет – одни стропила, да и те почти сгнили. Ставить придется заново, а это и доски, и брусья, и тес. Это три. Чтобы изба под штандарт подошла, нужно на печи полати сколотить и кровать добротную вместо лавок поставить. Это четыре. Еще внутренняя отделка и прочий ремонт по мелочи. Это пять. Итого рублей за двести договоримся. – Сто пятьдесят, - проворчала Яра. – Сто девяносто и не копейкой меньше, - окрысился домовой. – И десятку за выезд артели. И рублей пять сверху на прокорм и выпивку. Они начали торговаться с таким остервенением, словно на кону стояла судьба всего мира. Чтобы не слушать ругань, я съездил в ателье и купил новый костюм, затем позавтракал в кабаке и вернулся пешком, а эти двое все еще собачились. – Сто семьдесят! – Сто восемьдесят пять! – Чертов скряга!