– Наташа, это я. Не разбудил? – Андрей, ты с ума сошел? Третий час ночи. У тебя что-то случилось? – Наташа, Света Клементьева не у тебя? – Нет, конечно, что ей у меня ночью делать. Погоди, Андрей, а с ней что-то случилось? Я повесил трубку на место и пошел спать. Глава 9. Еще раз о любви Во вторник утром мы ждали вызова на рекогносцировку на вокзал. Заняться было нечем, вернее, работы было полно, но браться за текущие дела не хотелось: не успеешь раскрыть оперативное дело, как тебя дернут на выезд. За свежезаваренным чаем и сигаретами разговор зашел о любви. Рассказ Ивана о том, как он после армии ухаживал за замужней соседкой, показался нам пресным. Я своими похождениями делиться с коллегами не спешил, у Меркушина, похоже, по части любви ничего интересного не было. Оставался Айдар. – Короче, – энергично начал он, – расскажу вам одну поучительную историю, но не совсем о любви, но суть та же – любовь, но она будет без чувств. Нет, нет, все не так. Любовь, естественно, будет и с чувствами, и с эмоциями, но закончится она никак. Ни трагически, ни возвышенно – никак. Словом, в апреле месяце приехали ко мне из Казахстана в гости родители и родственники со стороны матери, то бишь, кроме отца, все немцы. Тетка Эльза приехала. Манерная такая тетя. Есть же выражение «тургеневская девушка». А у немцев кто главный писатель, Гете? Вот тетка Эльза, она, значит, гетевская женщина. Она, если кофе с утра не выпьет, ничего по дому делать не будет. Серьезно вам говорю! Кофе нет – она с кровати не встанет, скажет, что у нее мигрень. Головная боль по-научному как, мигрень? Вот, значит, ее без кофе по утрам всегда мигрень донимает. Короче, приехали все родственники и давай у меня допытываться: «Жениться еще не надумал? Невесту уже подобрал?» Как можно невесту подобрать? Это же не кошелек на тротуаре найти. Идешь вечерком по улице, глядь – у мусорной урны кошелек лежит. Открываешь его, а тебе со сторублевой купюры Владимир Ильич Ленин лукаво подмигивает и говорит: «Здравствуй, товарищ! Пиво попьем или по кабакам прошвырнемся?» Словом, достали они меня со своей женитьбой. Думаю: «Надо что-то делать, а то они мне до отъезда всю плешь проедят». Настала суббота. Сели мы за праздничный стол, выпили по рюмке, и тетка Эльза спрашивает: «Айдар, ты с кем вчера по телефону так ласково говорил? Наверное, ты что-то скрываешь от нас?» Я улыбнулся: «Вы угадали, тетя Эльза, я с девушкой говорил. Если у нас все получится, то летом женюсь на ней». Тут вся родня оживилась, еще по стопочке пропустили. Родичи давай меня расспрашивать: «Кто такая, как зовут, кто родители?» Я отвечаю: «Девушка – просто прелесть! Зовут Анжела, фамилия – Ли». Напомню вам, у меня вся родня из Казахстана, там корейцев полным-полно живет, лук выращивают. Корейские фамилии мои родичи прекрасно знают. Так вот, сказал я «Ли», и за столом установилась гробовая тишина. Сейчас я объясню вам, как это было. Представьте: праздничный стол, белая накрахмаленная скатерть, гости в нарядных одеждах. И вдруг, ни с того ни с сего, один из гостей плюет прямо в фирменное хозяйское блюдо. Что произойдет в первые секунды? Все замолчат, и каждый подумает о своем. Первая мысль – показалось. Вторая мысль? – С ума сошел, – засмеялся Иван. – Отлично! – одобрил Айдар. – Третья мысль? – Скучно ему стало, – предположил я. – Тоже неплохо, – согласился Далайханов. – Но все это не столь важно – в первые секунды все гарантированно замолчат. И у нас за столом установилась такая же тишина. Первым в себя пришел отец. Он так аккуратно спрашивает: «Айдар, а твоя девушка кто по национальности?» Я отвечаю: «Кореянка». Что тут началось! Тетя Эльза в обморок упала, маманю до вечера сердечными каплями отпаивали, а двоюродная сестра так покраснела, будто я ее прилюдно за грудь ущипнул. Мужики, надо сказать, крепились. Они увели меня на кухню и давай уговаривать: «Ты б не спешил с женитьбой. Молодой ты еще семьей обзаводиться. Осмотрись вокруг, может, с другой девушкой познакомишься». Все меня уговаривают, а про нацию моей «невесты» – ни слова! Табу. А почему табу? Да просто все родственники представили, какие у нас дети будут, представили – и выпали в осадок. Сейчас я вам дальше объясню. С материнской родней все понятно, они – ссыльные немцы. А у папани моего не все чисто. Он, без сомнения, казах, но немного с разбавленной кровью. Суть здесь вот в чем. Ходит среди северных казахов такая легенда, мол, испокон веков были мы азиатами: узкоглазыми, смуглолицыми, с жиденькими козлиными бородками. Даже Чингисхан нашу кровь не подпортил, он родня нам, хоть и монгол. Сразу же расскажу обратную историю. Сколько я в армии ни встречал грузин, все в один голос утверждают: «Мы, грузины, со времен Адама и Евы были все рыжие и голубоглазые, а потом пришел Чингисхан и все испортил». Суть поняли? Нам, казахам, Чингисхан пофигу, а у грузин он всю генетику задом наперед перевернул. Теперь вернемся к северным казахам. У нас обратная легенда – жили мы как азиаты, пришел Буденный и всех осветлил. Понятно, не один Буденный пришел, а с целой армией конников, но есть у нас такая легенда. Как родится ребенок со светлой кожей и европейским разрезом глаз, так Буденного поминают. Так вот, мой папаша, как подопьет, тоже на Буденного намекает, мол, мать его матери могла с Семеном Михайловичем в одной юрте на ночь остаться. Прикинули, мужики? Поняли, откуда мои корни растут? Мы засмеялись: – Давай дальше, буденновец! – Ах, Анжела, как я любил ее! О, что это была за женщина! Груди – как две спелых, налитых соком айвы, попа – прикоснешься – и потенция до утра уснуть не даст. (При этих словах Горбунов встрепенулся и стал похож на охотничью собаку, уловившую шуршание дичи в камышах.) Талия у Анжелы… А ноги? Ровнее и заманчивее ног я в жизни не встречал. Но все это так, лирика. Теперь предметнее – у Анжелы была нежнейшая бархатистая кожа. Проводишь пальчиками по щечкам, и по руке ток идет до самого сердца. Не кожа – персик! Словами не описать. Теперь посмотрите на меня. Он вышел на середину кабинета. – Я, конечно, не Ален Делон, но когда иду по улице и улыбаюсь девушкам, то они улыбаются мне в ответ и плевать им, что у меня отец казах, да не просто казах, а с примесью буденновской крови. Не буду скромничать, у меня с женщинами… – Айдар, с тобой все понятно! – прервал рассказчика Иван. – Давно известно, что мужик чуть-чуть красивее обезьяны – уже красавец. Давай дальше, не отдаляйся от темы. «Похоже, что наш Ваня заочно запал на Анжелу, – догадался я. – Теперь не успокоится, пока про нее всю подноготную не узнает». – Так вот, – продолжил Далайханов. – Идет Анжела по улице – все мужики облизываются. Иду я по улице – «и от улыбок девичьих вся улица светла». Идем мы вместе по проспекту – прохожие нам вслед пальцем у виска крутят. Суть понятна? Раздельно мы – славные ребята, а вместе смотримся как две макаки. Анжелка у меня месяц жила, так все соседи по подъезду при встрече со мной глаза в сторону отводили. Какая тут может быть любовь? Мы же не на необитаемом острове живем, с общественным мнением, как ни крути, считаться приходится. – А как же поговорка «Любовь зла, полюбишь и козла»? – спросил я. – Спору нет, – ответил Далайханов, – козу-то ты полюбишь, вот только жить с ней не сможешь. «Вот тебе и весь интернационализм, – подумал я. – Прав Айдар, сто тысяч раз прав. Общественное мнение способно загубить любую, даже самую пылкую и страстную любовь». – Так что с Анжелой? – гнул свое Иван. – А, с Анжелой! – Айдар сел на свое место, закурил. – Приходят ко мне два ее брата. Щупленькие такие ребята, оба каратисты. Помните, в прошлом году один кореец у винного магазина троим бугаям бока намял? Это ее старший брат был. Второй такой же. Сам видел, он с места, без всякой разминки, ногой выше головы бьет. Но братья ее ко мне не драться пришли. Они говорят: «Если у тебя с нашей Анжелой все серьезно, докажи нам, что ты сможешь принять наши обычаи». Суть такая – если я ее люблю по-настоящему, то пойду ради Анжелы на любые жертвы. Смогу, так сказать, ради нее блевануть на праздничный стол. Я отвечаю братьям: «Давайте, я готов к испытаниям!» Они мне говорят: «Сейчас пойдем на пустырь, поймаем бродячую собаку и зажарим ее. Если ты любишь нашу сестренку, то поешь с нами собачьего мяса, а если нет, то не вздумай жениться на ней. Встречайся, «люби», а о ЗАГСе и детях думать не смей». Вот так, друзья мои, прошла моя любовь к прекрасной кореянке. Был бы я русским, никто бы мне слова поперек не сказал, а так – все как представят, какое потомство будет от брака полуказаха-полунемца и кореянки, так все в аут уходят. У Горбунова промелькнула самодовольная улыбка. Наверняка он подумал: «А я-то – русский, мне и карты в руки! Теперь осталось только адрес узнать». – Леня! – громко позвал я. Меркушин дернулся от неожиданности. – Леня, а ты бы смог жениться на кореянке? – Зачем говорить в сослагательном наклонении? – немного помявшись, ответил Меркушин. – Я встретил женщину своей мечты и доволен жизнью. Скоро у нас будет ребенок, так зачем мне какая-то мифическая кореянка? «Давай, давай, – подумал я. – Наталья еще родить не успела, а ты уже нам все уши прожужжал, что скоро станешь папой. А если задуматься, какой из тебя муж и отец? Если бы ты был настоящим семьянином, то сегодня при встрече ты должен был бы схватить меня за грудки и заорать: «Еще раз мою беременную жену среди ночи разбудишь, я из тебя, подлеца, всю душу вытрясу!» Вот так должен поступить настоящий мужик. Плевать, что я для Меркушина начальник и физически сильнее его. Плевать на все – жена дороже… Если любишь ее. Хотя бы чуть-чуть». Пока я витал в облаках между Натальей и ее законным мужем, Далайханов вернулся к событиям, связанным с приездом родни. – Короче, после кореянки все родственники со мной разговаривают, как с больным на голову. Ласково так говорят, увещевают, на путь истинный наставляют. Я вижу, что далеко зашел, и поворотил обратно. Говорю: «Вы правы, спешить с женитьбой не надо». Тетка на радостях мне в комиссионке классную джинсовую куртку купила. Отец втихаря от матери сунул сотку, а мать втайне от отца дала полтинник. Перед отъездом они от всей семьи преподнесли мне подарок – туфли «Саламандра». У них, в Казахстане, с немецкой обувью попроще: сдал десять барашков в потребкооперацию – получи талончик на фирменную «Саламандру». Вот так, ребята, моя печальная любовь закончилась, переродилась и обернулась крепким советским рублем. Как в сказке: была Царевна-лебедь, стал царь Рубль. – Айдар, короче, где с Анжелой познакомиться можно? – нетерпеливо спросил Иван. – Если она замужем – не беда, ты адресок мне шепни, а я там сам определюсь. – Зачем тебе адрес? Она в Центральном РОВД в секретариате работает. Напиши какой-нибудь пустяковый запрос, приедешь, познакомишься. – Так это ты вот про какую Анжелу нам в уши втираешь! – догадался я. – Видел я ее на днях, ничего в ней такого обалденного нет. Кореянка как кореянка. Молоденькая, на личико приятная, но далеко не сказочная красавица. Бедра широкие, а попа у нее такая… не девичья. – Андрей! – возмутился Айдар. – На вкус и цвет товарищей нет! Для тебя она просто кореянка, а для меня совсем не кореянка, а Анжела! Женщина моих сладких грез. Я ее, правда, давно не видел, могла и подурнеть. – Да, история что надо! – сказал я. – У тебя, Айдар, получилось как в песне Высоцкого: «Если вся моя родня будет ей не рада, не пеняйте на меня – я уйду из стада!» – Вот-вот, – согласился Айдар, – ни то, ни это стадо нас принимать не захотело, а уйти от общества мы не смогли. Отсюда мораль: перед тем как влюбиться, подумай, что об этом скажут окружающие. В кабинет заглянул Костя Лиходеевский: – Что, мужики, засиделись? Пошли во двор, автобус за нами приехал. Как бояре на вокзал поедем, на мягких сиденьях. Мы стали собираться на выезд. – Кстати, – спросил я, вспомнив о делах служебных, – откуда наш покойник родом? – Который? Тот, со свалки? Из Омска приехал, – ответил Иван. – Оба – Омск! Это интересно. – Это тебе интересно, ты там учился. А мне что Омск, что Томск, буквы разные, а города одинаковые. Ни там, ни там ни разу не был. – Я был в Томске, – вставил Меркушин. Но его никто дослушивать не стал, все пошли на выход. Глава 10. Рекогносцировка На перроне железнодорожного вокзала нас, человек тридцать офицеров со всего города, построили в две шеренги. Выход из вокзала на перрон перекрыли, всех праздношатающихся граждан с платформы согнали на привокзальную площадь. Инструктировал личный состав подполковник Орехов, грузный и неповоротливый, как медведь, мужичина. – Состав с люли прибудет на первую платформу завтра в шесть ноль пять утра. Как вы можете видеть, перрон на первой платформе находится на одном уровне с выходом из пассажирского вагона. При движении в вагонах лестничная площадка приподнята и закреплена к стене. Я считаю, что первоочередной нашей задачей будет не дать цыганам опустить эту площадку на лестницу и обеспечить себе удобный выход из вагона. Все запомнили? Если площадка прикреплена к стене, по ней не пройдешь, и на перрон придется прыгать. – Сергей Петрович! – из строя вышел начальник Ленинского РОВД. – А зачем мудрить с площадкой? Не проще ли подать состав на второй путь? Тогда цыганам придется спускаться по лесенке вниз и потом прыгать на землю. Удобнее же будет их из вагонов не выпускать. – Руководство железной дороги категорически против. По расписанию для поезда Алма-Ата – Томск выделяется первая платформа. Все остальные подъездные пути в это время будут заняты. Со стороны вокзала появился Комаров. Прищурившись, он оглядел офицерское воинство, встретился взглядом со мной и кивком отозвал меня в сторону. – Про платформу все поняли? – продолжил инструктаж Орехов. – Теперь подойдем к краю перрона. Из пассажирского вагона можно выйти с двух сторон. Со стороны вокзала мы разобрались, осталось определиться, как будем действовать со стороны второго пути. Все офицеры прошли на край перрона, я остался с Комаровым. – Я прочитал твою аналитическую записку, – сказал он. – Угадай, какая мысль появилась у меня после ознакомления с ней? – Мысль такая: отчего бы не расстрелять всех поголовно обитателей свалки, все равно они для нашего общества потерянные люди, а вреда от них хватает. – Угадал! В точку. Я понимаю, что эти мысли нельзя вслух произнести, но ведь они сами в голову лезут! В милиции не принято обращаться к собеседнику по званию. Если звучит «лейтенант» или «подполковник», то это разговаривают либо незнакомые люди, либо старший дает выволочку младшему по званию. – Николай Павлович, – сказал я, – когда я в первый раз побывал на свалке, я сам лично был готов взять в руки автомат. Я с юных лет крови ни своей, ни чужой не боюсь, так что рука расстреливать бродяг у меня бы не дрогнула. Но прошел день, другой, я вник в обстановку и понял, что если мы ликвидируем на свалке всех, абсолютно всех: калек, женщин, стариков, детей, – это ничего не изменит. Свалка дает прокорм примерно тремстам человекам. Ликвидируем всех поголовно в Нахаловке, завтра на их место придут другие. Мало того что на свалке появятся новые люди, они еще и сами отрегулируют численность населения. Скажем, если на полигон придет триста первый человек, то исчезнет кто-то из старых обитателей либо новичок будет сброшен в отвал. У меня был хороший консультант по жизни и обычаям полигонного мира.