– Если я возвел напраслину на вас, так скажите вслух об этом, Александр Николаевич… – прервал затянувшееся молчание кафедральный пожилой оппонент. – Где образцы, указанные в автореферате?.. – и отпустил язвительный смешок. – Сплыли, потому что никогда не были… А была какая-то седьмая вода на киселе, которую и выносить на защиту смешно и грешно… Возражайте, если есть, что по существу можно как-то сформулировать в виде возражения… Молчите – и правильно делаете… Потому что любые слова в пользу существования защищаемых образцов – это профанация ради профанации, как, помните, искусство ради искусства без вещественного доказательства научно-исследовательской истины… После этих слов пожилой преподаватель вышел из-за кафедры, но протопал не в задние ряды зала, где сидел до этого, а сел с краю на первый ряд, ближе к членам ученого совета, показывая всем видом, что он не намерен отказываться от дискуссии, отвечая за каждое слово произнесенного им обвинения. Но испуганный соискатель от дискуссии отказался, всем своим видом показывая, что дискутировать ему не с руки, это равносильно выносу его смертельно раненого тела с места дуэли. – Дискуссионная дуэль не состоялась, – глубокомысленно констатировал Иван Николаевич. Услышавший эту фразу научный руководитель диссертанта Платон, сидевший на защите рядом с Иваном Николаевичем, встрепенулся и прошептал на ухо: – Только Иван Николаевич не ввязывайся в эту заварушку, не надо выступать и, тем более, отзывать назад свой положительный отзыв… Иван Николаевич наклонился к соседу и спросил тоже шепотом, твердо и прямо: – Ты же меня уверял, что структуры твоего аспиранта изготовлены в рамках госбюджетной темы… Так есть живые структуры или их нет в помине – только фантом на бумаге?.. – Нет структур… Мы отработали только некие базисные принципиальные технологические решения… – А зачем, вы написали в автореферате, что созданы первые отечественные образца по технологии сверхсамосовмещения с двумя поликремниевыми слоями? – Не успели к защите, Иван Николаевич, деньги кончились, мы с темы по оперативной памяти брали… – промямлил Платон. Слово взял председатель Совета, заведующей кафедрой, где была сделана кандидатская работа диссертанта, и слово в слово повторил слова научного руководителя, сказанные им в ухо Ивана Николаевича, мол, реализованы базовые аспекты технологического маршрута изготовления перспективных транзисторных структур с двумя слоями поликремния, отработаны принципиальные методы самоформирования и т. д. и т. п. – Но в автореферате и в тексте диссертации указано, что на защиту представлены реальные конкурентоспособные интегральные транзисторные структуры… – гневно, с надрывом рявкнул с первого ряда пожилой преподаватель в лицо председателю Совета и своему начальнику, заведующего кафедрой. Тот сделал вид, что пропустил мимо ушей острый вопрос своего мятежного сотрудника, ссутулился, перебирая бумаги, и обратился к гудящему, словно улей растревоженных пчел, залу: – Кто еще хочет выступить, принять, так сказать, участие в научной дискуссии? Платон положил руку на колено Ивану Николаевичу и с умоляющим взглядом сказал: – Не надо… Буду твоим должником про гроб жизни… Порывавшийся встать и выступить Иван Николаевич остался на месте. Не стоило никакого труда размазать по стенке диссертанта Александра, его научного руководителя Платона, да и заведующего кафедрой, выпустившего на защиту своего подшефного с подложным выводом диссертационной работы об изготовлении отечественных конкурентоспособных интегральных структур. Но он только горько усмехнулся в ответ и спокойно произнес: – По гроб жизни моим должником быть не надо… Я найду у своего директора академические деньги на проведение перспективной НИР, и вы с Александром сделаете мне по вашей технологии, по модернизированному технологическому маршруту комплементарные тонкослойные пары интегральных транзисторных структур: n-p-n и p-n-p… Договорились?.. – Договорились. От успешной защиты Александра зависит и его судьба и моя, между прочим. Кого-то из нас двоих должны поставить руководителем институтского технологического центра… Нельзя нам провалить защиту Александра… Через час Ученый Совет вуза единогласно проголосовал за присуждение степени кандидата технических наук Александру. В то приснопамятное время из-за антиалкогольной компании сверху рекомендовалось отменить банкетные торжества по поводу успешных защит диссертаций. Платон предлагал отметить защиту в узком кругу, но Иван Николаевич деликатно отказался, сказал с улыбкой Платону: – Помни о своем долге… Деньги на поисковую технологическую НИР для вашего центра я найду скоро, заказчиком будет наш академический институт… Видишь, какое оригинальное государственное решение может возникнуть на обломках договорняка: ты мне, я тебе… – Вижу, Иван Николаевич, после утверждения ВАК работы Александра кого-то из нас двоих, назначат директором Центра… И то при условии, если наш ретивый преподаватель не накатит бочку на диссертанта Александра, на меня научного руководителя, и, конечно, на председателя Ученого Совета, нашего заведующего кафедрой Виталия Дмитриевича… Ретивый преподаватель бочку не стал накатывать, ибо ему скоро оперативно предоставили возможность самому выйти на защиту своей диссертационного работы. Работу Александра скоро утвердили в ВАКе, назначили его директором технологического центра вуза, а Платона посадили на длинную скамейку кафедральных запасных, ждущих своего заветного часа, чтобы выйти на поле защитником своей докторской диссертации. Имеет ли данная диссертационная катавасия, с ее интригами, прорывами и противодействиями на зеленом поле защиты, прямое отношение к противоречивой, но и интересной «спортивной» или «научной» жизни?.. Конечно, имеет, ибо без защит и нападений, отражений нападок «спортивно-научная жизнь» хиреет, дышит на ладан, превращается в бессмысленное действо с синекурой избранных для академического бессмертия и бюрократического прозябания. Только бескорыстная исследовательская работа, неизбывный творческий интерес к новизне технологий и тайнам неживой и живой материи движет независимым исследователем «от Бога», если под Богом понимать мыслящую Вселенную, природу во всей ее несказанной красоте и невысказанной в слове тайную мысль, тайное мышление молчащего сознания. Научная бурная жизнь с дружбой духовных союзников-коллег, враждой антиподов-соперников, с волей и неволей текущих обстоятельств исследований включает в себе тайный посыл: это нужно мыслящей Вселенной, природе земной жизни, носящей по себе разноименное и амбициозное племя первооткрывателей тайн материи и новых знаний и технологий. Экономика знаний и технологий началась не от того, что случилось завершение «каменной эпохи» из-за отсутствия в природе камней, просто молчаливые каменные орудия первобытного производства передали эстафету новым эпохам и, в конечном итоге, дотянули эстафету до новой эпохи и экономики знаний и технологий. Перестроечные отстранения от должностей, падения признанных авторитетов и выдвижения, назначения новых лидеров были сумбурными и не всегда оправданными. Гласность, демократия, новый социализм, как главные скрепы преобразований судьбы страны, с реформируемой экономикой при переоценке прошлого, формирования «возвращенного» будущего требовали мужества, постоянной работы души и совести. Причем требование жить по правде и совести с постоянной работой души для всех было значительно проще, чем самому жить по правде и совести с необходимой ежедневной работой души… Только, положа руку на сердце, вряд ли кто из деятельных научных работников, трудолюбивых исследователей, радующихся гласности, высветивших зловещие фигуры прошлого и настоящего, замаскированных нравственных уродов, могли бы предположить об опасном перерождении и «архитектора перестройки» Яковлева, и самого генсека Горбачева, сливающих и партию, и страну, и армию, и науку в прозябание и уничтожение… Вышедшая в середине 1988 года книга «Иного не дано» со статьями активных деятелей перестройки (под общей редакцией доктора исторических наук Афанасьева), провозглашенная «манифестом перестройки» имела подразделы для авторов статей: Судьбы перестройки; Вглядываясь в прошлое; Возвращаясь в будущее. Много там было любопытного и здравого в осуждении идеологических монстров прошлого, в обозначении зыбких контуров возвращения к туманному будущему. Только заинтересовавшийся этой книгой секретарь парткома Владик специально для Ивана подчеркнул карандашом основные тезисы статьи «Механизмы торможения в науке» своего однокашника с факультета радиофизики, биофизика Максима Франк-Каменецкого, мол, на выборах в академию много мест дают ракетчикам, конструкторам ЭВМ, а биофизикам и молекулярным биологам – с гулькин нос, оттого и слоновник там. – Наш заведующий базовой кафедрой в Курчатовском институте так иносказательно выразил свою обиду на руководство АН, что не пускают в членкоры его, первооткрывателя тройной спирали Н-ДНК, чрез лимитацию вакансий и слоновник кандидатов-конкурентов по его специальности. А прошедших академический отбор Максим приложил крепко, размазал по стенке, оттянулся на выигравших у него конкурентов по полной программе… – Спорик свысока поглядел на помрачневшего лицом Ивана Николаевича Такова спортивная жизнь науки… Твоих покровителей Владимира Андреевича и Всеволода Сергеевича, да и знакомцев твоих Бориса Арташесовича и Владимира Константиновича с Кисунько, Расплетиным лягнул крепко… Мол, на западе, в Штатах, куда он намылился, пруд пруди… – Во-первых, таких не пруд пруди таких первачей, а во-вторых, на ракетчиках и конструкторах ЭВМ и ЗРК вся оборона от воздушных и космических угроз держится. – Осторожно возразил Иван Николаевич. – Вон и нашего Олега Михайловича с его новым институтом автоматизации проектирования к проблемам СОИ хотели подрядить… – Ушли нашего Олега Михайловича, а до этого ушли его проректора по учебе, нашего Дмитрия Александровича, спасенного нами Махачкале, выходит, всего на семь лет полноценной научной жизни до перестроечной метлы… Такова спортивно-научная жизнь, только успевай вертеться и отбиваться от хрен знает откуда появившихся обличителей и ниспровергателей… А Максим все равно сдуется и в Штаты намылится… – Таково времечко, Владик, нет еще биофизических генных угроз… Ракетные и космические угрозы есть, вот власть оборону в лице ракетчиков, лазерщиков и вычислителей награждает членством в академии… Будут генные вирусные угрозы, начнут выдумывать вакансии для медиков и биофизиков, таких, как Максим… За Перестройкой-1 в науке последуют перестройки один и два… – А Дмитрия Александровича ни за что ушли, Иван, подумаешь, выпил не вовремя на рабочем месте в проректорском кабинете, с кем не бывает в свинские перестроечные времена во время антиалкогольной компании, будь она неладна… Всеволода Сергеевича, между прочим, тоже в начале перестройки подсидели… С теплого директорского места сдвинули на пост зам директора в Центр коллективного пользования… В членкорах он засиделся, в то время когда твой шеф Владимир Андреевич в академики и директора продвинулся. Такова противоречивая спортивно-научная жизнь… А будничная интенсивная научно-исследовательская жизнь для Ивана Николаевича обернулась вдруг локальным праздником для его лаборатории. Пробил все же директор-академик Владимир Андреевич в ОИВТА академии финансирование НИР по перспективной прорывной тематике – моделирование и разработка технологий изготовления интегральных комплементарных тонкослойных транзисторных структур. Вот этой локальной радостью и поделился Иван с Владиком. И привязку к генетике нашел Иван, говоря с пылом: – Это дает мостик к комплементарным биполярным (КБИ) парам цепочек ДНК хромосом. От КМОП и КБИ структур к комлементарным парам генома, понимаешь, в этом что-то есть… – Смотрю, Иван, ты серьезно увлекся и молекулярной генетикой… – Почитываю, набираюсь опыта, в надежде, что это пригодится когда-нибудь в исследовательской работе… Просто интересно, не было бы интересно, не тратил бы на все это драгоценного времени, которого и на текущие дела не хватает… – Иван Николаевич задумался о чем-то глубинном и потаенном и выдохнул, покачивая головой. – Понимаешь, Владик, дело в том, что двадцати четырех часов в сутки не хватает… К тому же свой учебник по многоуровневому численному моделированию заканчиваю для «Высшей школы»… – Горишь на рабочем месте, Иван, так? – Выходит так. Самое смешное в разговоре приятелей было то, что, перейдя в академический институт Владимира Андреевича, Иван Николаевич не изменил места своей исследовательской дислокации в новом сиреневом лабораторном корпусе вуза, на площадях бывшего своего ректора Олега Михайловича, позволявшего ему и его сотрудникам-аспирантам пользоваться высокопроизводительными компьютерами старших моделей VAХ. Владик тогда удостоил комплимента Ивана: – А ведь у тебя, старик, усилиями и поддержкой Владимира Андреевича и Олега Михайловича в текущий момент одна из самых сильных академических лабораторий в электронике, моделировании и САПР. – Не без этого, Владик… Но самое время сплюнуть, чтоб не сглазить твои похвалы… – А о каком сглазе ты говоришь? – А о таком, что сидим все мы, от инженера и завлаба до директора, как на вулкане, в ожидании взрыва изнутри от дикого перегрева… И все может в один миг взорваться… Да, пока хорошо все, лабораторий сильнейшая, скоро до отдела расширимся… – Будешь завотделом, Иван? Иван Николаевич дернул щекой и поморщился, как-то неохотно выдавил из себя: – Вот ничего хочу загадывать, честно… Особенно тогда, когда все вокруг «прорабы перестройки» каяться призывают… Сталин, Берия, Гулаг… Сахаров и Солженицын и иже с ними… – Кивок на книгу-манифест «Иного не дано». – А мне не каяться хочется, а работать на всю катушку без помех… – Как будто тебе мешают, раз ты бога за бороду схватил, всем академикам оказался нужен… Только истинное покаяние покаянию, задуманному сверху Яковлевыми – рознь… Покаяние по Яковлеву и Абуладзе – это новый опиум для народа, Иван… Абуладзе с его «Покаянием» – в трилогии за «Мольбой», «Древом желания» – это бред сивой кобылы… Чтоб народ каялся за грехи Варлаама, которого раньше Авелю можно было оправдывать, а сейчас баста, надо побыстрей выкапывать из могилы тело своего отца, похожего на Берию, и сбрасывать тело со скал… Какого хрена… Когда сверху кто-то провоцирует народ опустевшими в мгновение ока прилавками, когда дали волю жулью-ворью, воруй и жируй – от пуза… А Горби, Яковлев, члены ПБ на разор и пустые прилавки глаза закрывают, как будто ослепли в требовании всенародного покаяния Обогащайтесь, наглые и ловкие на шее лохов, которых призывают с утра до ночи каяться за Сталина, Берию, Гулаг, Афганистан… Опиумом новым дурят сверху и сбоку – покаянием… Меня чуть не вырвало, когда в «Покаянии» герой труп выкапывал… Ушел из кинотеатра… – Я ради любопытства досмотрел… – Ты у нас из шибко любознательных, Иван, в отличие от нас, сирых… – Не прибедняйся, Владик, – сказал Иван Николаевич и задумался. – Может, действительно, Владик не из любознательных, зато веселых и контактных. «Нет у него желания, и никогда не было, с докторской возиться. Плевать ему на карьеру исследователя, раз ему по душе спокойное начальственное администрирование. Каждому своё – «едем зайне» – как говорят немцы. Нашел себя в партийной работе, горит по-своему, и дыма с огнем сверху и снизу не видит. По-своему счастливый человек, добровольно ставший подкаблучником при властной жене, зато с подавляемыми время от времени комплексами локального начальника. И все же он надежный человек, на которого можно рассчитывать в сложной и опасной научно-спортивной жизни». Так грустно подумал Иван Николаевич и негромко добавил. – Зато тебя Юрий Васильевич, говорят, еще шибче стал уважать, когда ты ему на новом месте секретаря парткома дал совет не избираться в ректоры… – Было такое… Но ты это не афишируй… Я просто просчитал у себя в голове, что ректорская нагрузка сломает Юрия… Он о нобелевском лауреатстве, мировом признании мечтает, а тут понижение статуса, со студентами сиволапыми надо возиться, причем тогда, когда страна потихоньку при перестройщиках понижает статус научного работника, потихоньку начнет выдавливать мозги – растекаться за границу – раз в своем отечестве им тесно и некомфортно… Куда еще податься, как подороже продаться… Я же не чудак на букву «Эм», членкор Николай Васильевич никогда бы на выиграл на выборах у академика Юрия Васильевича, если бы тот не снял свою кандидатуру… Не скрою, что я первым просек фишку, что он будет лучше смотреться в кресле академического института радиотехники электроники, чем в ректорском кресле, освобожденным Олегом Михайловичем… – Да, он амбициозен, но и талантлив, как инициативный организатор, в этом ему не откажешь… Я с его подачи все предприятия его Фрязино, ближнего и дальнего Подмосковья объездил, ища точки нового микроэлектронного роста – помимо Зеленоградских предприятий… Недаром он так заинтересовался моей работой модельера технологий, физики, схем, систем традиционной кремниевой микроэлектроники… Он хотел стать первым реальным сильным конкурентом Камиля Ахметовича, первым стать и здесь… – И что же, дал тебе позитив объезд «его предприятий», с кем он работал по своей тематике? – Это было полезно хотя бы потому, что я узнал об этих предприятий то, что никогда бы не узнал там, сунься туда по собственной инициативе, а не по звонку инициативного академика… – Да я заметил, что ты около года выбирал себе место лабораторию между четырьмя первачами-академиками… – Ты Влад, как всегда, проницателен, но это не надо знать кроме нас никому… И во Фрязино, и в других местах – по наводке Юрия Васильевича – не было полного технологического цикла изготовления ИС и БИС с соответствующим оборудованием… Если бы было, то… – То твой шеф Владимир Андреевич не увидел бы своего воспитанника в качестве завлаба, вместе со всей научной группой… Так? – Видя молчаливый кивок согласия Ивана, Владик продолжил. – Юрий с Камилем давно конкурируют. Когда-то Камиль Юрия обошел с выбором в членкоры. Теперь они, избравшись одновременно в академики, сравнялись… Думаешь на этом все закончилось? Хрена-с два… Витя Рыжиков намекнул, что теперь два академика будут своих учеников в членкоры протаскивать, чтобы занять место члена президиума АН, а потом и вице-президента… И все это надо сделать до пятидесяти пяти, шестидесяти лет, иначе поезд уйдёт… Волей судеб членкор Витя попал под крылышко Камиля Ахметовича… Но это не в счет, во всех справочниках будет значиться, что он выученик профессора Гладуна, диплом у него делал, кандидатскую под его началом защитил и так далее… Между прочим академикам пока можно протащить в членкоры не больше двух-трех своих учеников, чтобы не было синекуры и давления на остальных количеством своих некогда бывших подшефных. – Да ты стратег, аналитик по околонаучным делам, старик, такие выводы и расклады – заслушаешься… – Такова спортивно-научная жизнь, век живи и век учись у больно умных и успешных старших товарищей… Потому Юрий и отказался баллотироваться в ректоры, ибо пост директора ИРЭ заместителя академика-секретаря дает ему гораздо больше… Это для Николая Васильевича кресло ректора дает шансы, открывает ему двери в академию с новым титулом академика, вместо членкора… Юрий говорил, что его как завлаба нобелевский лауреат, «австралиец» в Общей Физике стал прижимать, вот и Николай Васильевич обрадовался своему выпавшему ему ректорству, от которого отказался наш с тобой Юрий… – Почему мой?.. – Меня Юрий Васильевич в соавторы шумно-амбициозных публикаций не приглашает… А к тебе сам с предложением соавторства вышел… На моих глазах тебе предлагал в УФН писать статью… Чего не принял такого предложения с новыми шансами выдвижения… Ведь УФН весь мир читает, не то что «Микроэлектронику» Камиля Ахметовича, куда ты тропу протоптал давнюю… – Все-то ты знаешь, Владик, а прикидываешься нелюбопытным, нелюбознательным… – Это особый род любопытства и любознайства, не то, что у тебя в крови… Меня больше интересует роль хроникера, статистика в бурной спортивно-научной жизни, как у сына поэта, Константна Есенина, всезнайки футбола, почище меня… Знаешь такого, Константина Есенина… – Не только статистика Есенина знаю, лично был знаком в прошлой жизни с математиком Вольпиным-Есениным, между прочим, весьма любопытным стихотворцем… – Дашь почитать ради интереса?.. – У меня его стихов нет, когда-то жена давала читать его рукопись – на ночь… – Стихи стихами, – ухмыльнулся Владик, резко меняя тему разговора, – а наш неугомонный Шурик Стаканыч действительно решил заделаться хищной птицей… Даже бросается в глаза, как он выломал руки Юрию, чтобы тот быстро провел его в профессора и выдвинул в членкоры на выборах девяностого года… Что поделаешь, такова спортивная жизнь в науке: промедление в гонке за титулами смерти подобна… Политика политикой, экономика экономикой, а сан членкора вынь, да положь… Рыжиков его ускорил своим избранием выпрыгиванием из-под Камиля… Вот Стаканыч и взял за горло Юрия – а мы чем с тобой хуже… – Он, что, правда, первый ученик Юрия Васильевича? – Он так считает, – неопределенно сказал Владик, – пусть так считает, раз ему с этого хорошеет… «Что-то не так в словах Владика, – отстраненно подумал Иван Николаевич, – все-таки Шурик замзав кафедры Юрия Васильевича, один из первых защитившихся аспирантов шеф, который был тогда просто доктором физмат наук. Но все у них по строго заведенному порядку: Юрий Васильевич был секретарем институтского комсомола, через какое-то время помог Шурику утвердиться на посту комсомольского вождя».