— Ну разумеется, раз она сдает дом в аренду, — фыркнула Пэт, недовольная тем, что они отошли от темы Мэнди-ранее-Пиндер. Ага, а вот и первые признаки головной боли, результат отказа от кофеина. — К тому же, — продолжала Тельма, — она явно договорилась с кем-то встретиться в этом доме. С кем-то, кого она хотела увидеть. Несс была очень расстроена, когда этот человек не явился. — И ты думаешь, она хотела встретиться с кем-то, чтобы попилить денежки? — Пэт не хотела выглядеть такой раздражительной, но, честно говоря, она была разочарована. Она пришла в садовый центр, чувствуя себя разбитой и подавленной, но хоть ответов и не прибавилось, у нее были важные новости для подруг. А оказалось, у тех самих есть что рассказать и они не готовы уделить должное внимание ее повествованию о спуске в третий круг ада интенсивной зумбы. Тельма съездила в Рейнтон, а Лиз (Лиз!) — в логово стриптизеров (это Лиз-то!). По правде говоря, Пэт чувствовала себя не в своей тарелке. Все это немного напоминало ей тот случай, когда она обклеила горку для лазания красной бумагой и превратила ее в место для чтения — и столкнулась с полным отсутствием энтузиазма. — Я просто говорю, — терпеливо сказала Тельма, — что Несс зачем-то договорилась о встрече в таком месте, где их никто не побеспокоит. Эти слова произвели отрезвляющий эффект. — Ты считаешь, что Несс… — Лиз помедлила, по-прежнему избегая слова на букву «у», — что Несс… перемешала таблетки Топси? — Понятия не имею, — просто ответила Тельма. — Но мы должны допустить вероятность, что что-то случилось. И за этим кто-то стоит. Лиз была потрясена. — Я должна еще раз поговорить с Паулой, — заявила она, отгоняя мысли о том, что скажет Дерек. — Если кто-то что-то и знает, то это она. — Возможно, — осторожно сказала Тельма. — Но осознает ли она это? — Ты считаешь, она могла что-то упустить? — спросила Пэт. — Предположим, мошенник действительно знал Топси. Нам известно, что на первый звонок ответила Паула. И мы также знаем, что он перезвонил. — Паула говорит, что звонков больше не было, — заметила Лиз. — Она сама сказала. — Звонков не было от тех, кто представлялся работником банка, — подчеркнула Тельма. — То есть, если б они позвонили и снова попали на Паулу вместо Топси… — Они должны были притвориться кем-то другим, — подхватила Пэт. — Или даже прямо представиться, — сказала Тельма. — Так что, если вы спросите Паулу: «Из банка больше не звонили?», ответ будет отрицательный. Но если вы спросите: «А звонил ли кто-то еще?», то картина может оказаться совсем иной. — И ты считаешь, что так оно и было? — уточнила Лиз. — Я не знаю, — ответила Тельма. — Только Паула не очень хорошо видит дальше собственного носа. Помните мистера Мака? — Еще как. Великолепный мистер Мак, первый работодатель Рокки, который и мухи не обидит, — а потом их с Рокки грузовик остановили на трассе А66 с краденым фермерским оборудованием в кузове. Пэт попробовала гнуть свою линию: — А что, если Мэнди-ранее-Пиндер была в сговоре с тем, кто забрал деньги Топси? Может быть, даже с Пронырливым Ремонтником? — Она указала на карточку. — Теперь вы считаете, что Мэнди могла переложить таблетки Топси? — Голос Лиз звучал все более и более встревоженно. — Люди способны на все, когда их загоняют в угол, — заметила Пэт. — Но Мэнди Пиндер же знала Топси. — Лиз покачала головой, отгоняя внезапный образ Топси, прикрепляющей корону из мишуры на голову пятилетней Мэнди… Мэнди стоит неподвижно, торжественно глядя на свое отражение в белой одежде, украшенное мишурой, в окне классной комнаты, резко контрастирующее с зимним мраком снаружи. — Она знала Топси с пяти лет. — Держу пари, что Гитлер в пять лет тоже вел себя по-другому, — бросила Пэт. Внезапно она почувствовала, что все это начинает ей надоедать. Если она хочет успеть на поздний сеанс аквааэробики, надо уходить прямо сейчас — правда, учитывая, как болит бедро, она вряд ли сможет сделать что-то большее, чем качаться, как поплавок. — А помните тот случай… — Подруги посмотрели на Тельму, которая помешивала кофе. — Тот случай с пони. Глаза Лиз расширились: «Та самая коллекция пони». Она словно наяву видела набор сиреневых, розовых и желтых животных с большими глазами и нейлоновыми гривами. — Шон Стэнбери. Он что-то сделал с одной из лошадок. — Я помню. — Глаза Лиз все еще были расширены. — Он отрезал ей гриву. — Желтые нейлоновые нити рассыпались по ковру в классной комнате. — И за это она ударила его мерным колесом. — Хладнокровно оставила порез у него на виске длиной с мой палец. Пришлось вызывать «Скорую». — Тельма отложила ложку. — Но могла ли она избавиться от Топси? — повторила Лиз, и эти слова прозвучали для ее собственных ушей так дико… Субботняя драма на телевидении… В конце концов, они живут в Тирске. — Мэнди провела ту сделку, и Мэнди сделала что-то, в чем ей нужно признаться. — Пэт все еще чувствовала себя раздраженной и незаинтересованной, даже несмотря на то, что подруги, казалось, наконец-то вняли ее словам; сейчас ее волновала только аквааэробика. — Конечно, есть один способ узнать это, — тихо сказала Тельма. Подруги посмотрели на нее. — Спросить у самой Мэнди. Она спокойно смотрела на них в ответ. — Что? — переспросила Пэт. — Просто подойти к ней и спросить: «Прости, Мэнди-Пиндер-как-там-тебя-теперь, это, случайно, не ты убила свою воспитательницу после того, как выманила у нее деньги?» — На самом деле, — Тельма снова помешивала кофе, — мы, ее бывшие учителя, случайно оказываемся в одном месте с ней и завязываем разговор. Вполне естественно, что мы упомянем Топси. — И? — уточнила Пэт. — Что потом? — И, — сказала Тельма, — посмотрим, что произойдет. Люди говорят разные вещи, сами того не замечая. Если вы понимаете, о чем я. Они обе поняли. Многолетний опыт того, что дети говорили (или не говорили) о различных пропавших пеналах, сломанных сиденьях унитазов и пролитой краске, научил их выуживать истину из водоворота слов, которые люди говорят, когда попадают в переделку. — Но куда мы можем пойти, чтобы встретить ее? — спросила Лиз, в голосе звучала паника. — Мы вряд ли сможем сделать это в банке. — Хороший вопрос, — поддержала ее Тельма. — «Орден Пино». — Подруги замерли, услышав голос Пэт. — Я слышала, как Джо упоминала это место. Это новый винный бар возле почты. Эндрю бывал там пару раз. А девушки ходят туда после зумбы по средам. — Винный бар? — безрадостно спросила Лиз. Где там парковаться? — Итак, — сказала Тельма, — решено? Пэт чувствовала, что вряд ли сможет сказать «нет», учитывая, сколько она говорила о Мэнди; она заставила себя представить ухмыляющегося банковского служащего с его счетом в баре. В голове Лиз всплыла серьезная просьба Дерека оставить все в покое, но вместе с этим возник образ забытых фестонных ножниц, которые лежали в коробке со всякой всячиной. Она неохотно кивнула, и Пэт подняла кружку с травяным чаем в знак тоста, а затем, вспомнив, что в ней было, скорчила гримасу. Глава 18, Где отклоняют приглашение на ужин, а в спальне происходит очередной кризис стиля Пэт вернулась домой уставшей. Она не пошла на аквааэробику: несмотря на все свои благие намерения, проехала мимо. Ее несколько беспокоило то, во что она ввязалась, затеяв всю эту аферу с винным баром. Обсуждать варианты в садовом центре за чашечкой кофе (или травяного чая) — это одно, но задавать прямые вопросы Мэнди-ранее-Пиндер в винном баре? И хотя подруги, казалось, воспринимали ее всерьез, она не могла избавиться от ощущения, которое так часто возникало у нее на протяжении многих лет: когда дело доходило до планов и идей, она становилась номером три. Тельма строила планы, Лиз о чем-то переживала, и это приводило к планам, а Пэт и ее идеи… ее планы… Место для чтения, День тыквы, Рождество в стиле рэп… их всегда принимали как-то сдержанно. Взять хотя бы их реакцию на ее приключения на зумбе — если б они сказали что-то вроде «какая ты молодец», если б они хотя бы выслушали ее как следует — но вот, опять никакой реакции. Да, в итоге они собираются поговорить с Мэнди Пиндер, но это заслуга Тельмы, а не ее собственных действий или слов. Пэт вздохнула. Она чувствовала голод. Тот голод, который бывает только на второй день диеты. Какая глупость. Диета не равно голод. А еще нужно думать о Роде и Лиаме. Вчера вечером Лиам приготовил какой-то отвратительный на вид сэндвич с рыбными палочками, а что касается Рода… ее мысли вернулись к тому пластиковому контейнеру с густым запахом из «Планеты Кебаб». И к тому, как она потом прокралась на кухню и уплела за обе щеки остатки жареной картошки, сведя на нет всю боль и достижения за день. Неважно, насколько тесной стала одежда, в этой семье все заслуживали хорошей еды. Пэт начала подбирать ингредиенты для ужина по рецепту Анджелы Хартнетт — одно из любимых блюд Рода, тушеная оленина с морковью. Полезное и не слишком калорийное, если использовать нежирную сметану вместо сливок. Уставший разум Пэт находил огромное утешение в термине «ужин буднего дня»; в этих словах было что-то бесконечно стабильное и обнадеживающее, они закрывали путь для таких понятий, как интернет-мошенничество и убийство. Убийство. Это слово вызвало у нее легкий шок — не столько само по себе, сколько тот факт, что оно промелькнуло у нее в мыслях, столь же небрежное, как когда-то слова вроде «пластилин» и «скоросшиватель». Она подошла к корзине с овощами. Моркови не было. Вернее, было три засохших экземпляра, покрытых зеленой плесенью. Как такое могло случиться? Совершенно опустошенная, Пэт опустилась на стул. Ее взгляд скользнул к кофемашинке и мимо нее, к открытой бутылке «Мерло», стоящей сбоку у двери. Пиджак Лиама висел на крючке. В четверг у него вроде день занят? Но вот и его сумка, брошенная у дедушкиных часов; вот и его новые кроссовки, разбросанные среди общей обуви. И как будто в ответ на ее мысли, Ларсон укоризненно тявкнул, свернувшись калачиком в корзине, с мордой, на которой было написано «меня выгнали». Чаще всего пса можно было найти в комнате Лиама растянувшимся на широком подоконнике, невзирая на грохот, доносящийся из колонок. Стоп. Никакой музыки. Лиам дома? Он должен был вернуться из школы только через три часа, разве что сегодня они учатся из дома. Хотя Пэт была уверена, что сегодня у них должна быть поездка за город. Он заболел? Нет, она бы обязательно услышала по голосу. Достав телефон, проверила статус Лиама на страничке в Фейсбуке — да, так и есть, поездка за город, мрачный смайлик. Сверху раздался скрип половиц, и над головой Пэт проступили слова, выбитые шрифтом «Комик Санс»: кельтская поэтесса. Вслед за словами промелькнул ряд образов за последние полдня: «Абба» в ванной, шлейф от «Арамиса» Рода, радостный возглас «Доброе утро, Тирск», когда сын спускался по лестнице утром, — детали, которые она проигнорировала из-за потянутой мышцы и какой-то надуманной чепухи, связанной с телефонным мошенничеством и людьми, подсовывающими не те таблетки. Как мать, Пэт определенно хотела знать о некоторых вещах: если на чашах весов находятся с трудом завоеванное место в университете и трейлерный парк в Бороубридже, такое не должно заставать ее врасплох. Когда в доме появлялись мыши, она начинала шуметь, прежде чем спуститься по лестнице или войти в комнату, чтобы не видеть это нервирующее серое пятно, стрелой летящее по каменным плитам. Точно так же она теперь включила радио на полную громкость и постучала сковородками по плите, напевая песню Мадонны. Когда Пэт решила, что наделала достаточно шума, чтобы нарушить любую интимность, она поднялась наверх, в комнату Лиама. С облегчением, от которого слегка перехватило дыхание (а еще стало неловко… она же пела!), Пэт увидела, что никакой татуированной кельтской поэтессы в комнате нет, зато есть новый друг Люк, который сидел на полу в футболке «Отверженные», опершись спиной о кровать, с учебником в руках, а сам Лиам, нахмурившись, что-то яростно печатал. Окно было открыто, впуская аромат сырой земли с влажных полей, который смешивался с ароматом кондиционера для белья. Если они и курили или даже пробовали травку (ах, дорогие далекие 1980-е), то что с того? Бывали вещи и похуже. — Хотите чаю или кофе, ребята? — спросила она с облегчением: образ трейлерного парка отступал все дальше. Лиам покачал головой, не глядя на нее; Люк сказал «нет, спасибо». Что-то в его словах прозвучало как отпор. — Ты вроде собиралась на аквааэробику? — В голосе Лиама слышалось обвинение. — Возникли другие дела. — Пэт машинально нащупала в кармане бумажку с номером Пронырливого ремонтника. — А я думала, ты будешь за городом. — И что же навело тебя на такую мысль, мама? — Он продолжал печатать, не отрываясь от экрана. — Так написано у тебя в Фейсбуке. — О, ну Фейсбук, конечно, — это истина в последней инстанции, — голос Лиама был усталым и терпеливым; верный признак недовольства. — Все хорошо? — спросила она. Лиам не ответил, а в вежливом кивке Люка было что-то резкое. Резкий. Это слово хорошо описывало Люка: угловатый, резко очерченные черты лица, острый нос между темно-карими, почти черными глазами… глазами, которые никогда не смотрели прямо и открыто, а скорее косо, исподтишка, усмешка на губах. — Оставайся с нами кушать, Люк, — предложила она, надеясь, что улыбка или кивок сможет рассеять чувство неприязни. Но на ее словах Лиам напрягся. Неужели это из-за слова «кушать», которым он часто дразнил ее? — Ничего вычурного, просто жаркое. — Люк — веган, мама, — отрезал Лиам таким тоном, что у нее возникло ощущение, будто она только что пыталась запихнуть гамбургер в рот мальчику. — Я могу сделать пасту, — робко сказала она. Паста же бывает веганской?