— Чудесное изобретение, — сказала она. — Его можно заполнить таблетками на несколько дней вперед; оно срабатывает в назначенное время. — Итак, Оливер Харни, — вернулась к теме Пэт. — Или Тони Рэнсом. — Передайте вашим друзьям, чтобы они держались подальше от этого паскудного мерзавца. — Пожалуйста, следи за языком, — строго сказала миссис Уокер. — Как вы на него вышли? — спросила Тельма. — Он вышел на нас. Это случилось вскоре после смерти отца. — Сколько можно повторять: он не мертв. — Миссис Уокер с извиняющимся видом посмотрела на Пэт и Тельму. — Она вечно твердит, что он умер. «А в саду ты смотрела?» — говорю я ей. — Женщина моргнула и дружелюбно улыбнулась; похоже, ее начало клонить в сон. Побочный эффект от таблеток? — Он объявился здесь, в доме, — продолжала Дженнифер. — Меня в тот день тут не было, но он сказал маме, что папа поручил ему сделать кое-какую работу в доме, починить крышу и прочее. Но это как раз то, что папа мог бы сделать сам. Однажды мы с мамой вернулись из отпуска, а у нас вдруг появилась беседка в саду. — Она грустно улыбнулась фотографии загорелого мужчины, весело машущего рукой с балкона какой-то квартиры. — Мы с мамой были в полной растерянности. И когда появился этот Тони… ну, мы подумали, что это папа за нами так приглядывает. Но затем он начал творить непонятно что, разбрасывая мусор по подъездной дорожке. Постепенно мы начали замечать, что он много чего начинает, но далеко не все заканчивает. А то, что все-таки доделано, сделано плохо. Он разобрал всю черепицу с одной стороны гаража, уехал на выходные, а тут гроза, и раз — все папины инструменты заржавели. И все в таком духе. Тельма помнила эти пытливые, внимательные глаза. Так называемое проскальзывание черепицы и задумчивый вид над проводкой. — А потом мы получаем счета: 300 фунтов там, 400 фунтов тут. — По мере рассказа лицо Дженнифер багровело, а голос становился все более пронзительным. — Деньги уходят с маминого счета, и оказывается, что он возит ее в банкомат в Рипоне — не здесь, в Мэшеме, — и получает деньги за эти так называемые счета. Я пыталась выяснить, что происходит, но он чертовски скользкий. Никогда не приезжал, когда я была здесь, не отвечал на звонки. — Она сделала паузу. — Однажды, когда я уже уходила, то застала его. Я спрашиваю: «Можно вас на пару слов?» А он: «Это может подождать?» Я говорю: «Вообще-то нет». И он вышел из своего фургона… И вроде бы ничего такого не сказал. Не угрожал, не запугивал; скорее даже побаивался, но что-то в нем было такое… Тельма вспомнила, как сотрясалась дверь ванной под кулаками Оливера Харни/Тони Рэнсома. Теперь она понимала, как неосмотрительно себя вела; она вознесла быструю молитву благодарности за отведение беды. — Ответил на все вопросы, смотрел мне прямо в глаза, обещал, что к концу недели все-все закончит… Точь-в-точь как мистер Беттридж, подумала Тельма. — Но, разумеется, к концу недели лучше не стало, и я решила: хватит. Поэтому взяла отгул на работе и села ждать его у мамы. Я говорю: «Большое спасибо, мы заплатим, сколько должны, но с нас хватит». Разговор накалился, я наговорила лишнего, и вот тогда у него появился тот злобный взгляд. — Как будто он способен на жестокость? — спросила Пэт. — Хуже… он просто стоял и смотрел, качая головой. Если б кто-то мне тогда сказал, что он вернется и разгромит дом… или… — Она прервалась и посмотрела на свою дремлющую мать. — Или хуже… в тот момент я бы им поверила. Оглядываясь назад, не стоило платить даже за то, что было сделано, но я не хотела, чтобы он появлялся, когда мама одна. А потом, конечно, я пригласила настоящего специалиста для осмотра, и — сюрприз-сюрприз — все пришлось переделывать заново. — Вы кому-нибудь рассказали? — С ее светлостью, — она жестом указала на мать, — многое начало идти не так, и я просто не могла с этим смириться. В конце концов, он сделал работу, а я ему заплатила. — Женщина покачала головой. — Но через две недели весь этот мусор вывалили перед домом. А еще через неделю на моей машине появилась большая царапина, как от ключа. Тельма вспомнила тот случай, когда мистер Беттридж прекратил занятия с детьми музыкой из-за неуплаты по счетам. А потом вдруг трем машинам на парковке для персонала в шины воткнули что-то вроде монтажного ножа. — Похоже, он настоящий мошенник. — Пэт, жена строителя, была возмущена таким оскорблением профессии. — Но это еще не все, — сказала Дженнифер. — Я работала в хирургическом отделении в Ричмонде, и одна из медсестер случайно упомянула, что у ее мамы были проблемы с ремонтником, только тогда он не звался ни Тони Рэнсомом, ни Оливером Как-его-там, но по рассказу стало ясно, что это один человек. * * * — Что ж, схема одна и та же, — заключила Тельма. Они сидели в чайной на рыночной площади, где прямоугольные дома из желтого камня с арочными окнами, казалось, дремали в лучах позднего послеполуденного солнца. Часы пробили три, и день начинал потихоньку угасать. Пока они сидели, дети уже начали грузиться в школьные автобусы на площади. Хорошее место, чтобы посидеть и поразмышлять. Это был нетипичный туристический чайный магазинчик с темно-красными стенами и ловцами снов; музыка в стиле нью-эйдж напомнила Пэт места и вечеринки, которые она часто посещала до появления в ее жизни Рода. Местечко было почти пустым. Кроме них самих здесь была еще одна пара: мужчина и женщина. Она, с ухоженной копной светло-серебристых волос, мечтательно смотрела на рыночную площадь; он, в дорогом пиджаке, был погружен в путеводитель. Мистер и миссис Пресность, подумала Пэт. Она без энтузиазма помешивала травяной чай и с тоской смотрела на шоколадное печенье под стеклянной крышкой на прилавке. С усилием она заставила себя вернуться к мысли о пройдохе-ремонтнике. — Схема? — Номера, по которым я звонила. Две старушки, одна переехала в дом престарелых, два отключенных номера. — Итак? — Итак, у нас есть человек, выступающий под разными именами, который, похоже, охотится на беззащитных пожилых людей. Мы знаем по крайней мере о двух случаях: Топси и миссис Уокер. — И ты думаешь… он убил Топси? Тельма нахмурилась. — А вот это не совсем вписывается в картину. — Дженнифер сказала, он может быть агрессивным. — Поцарапать машину, разбросать мусор — это одно… но подменить чьи-то таблетки? Это две совершенно разные вещи. Как если бы магазинный воришка вдруг стал вооруженным грабителем. — А если ему надо было прикрыть свои махинации? — Но тогда зачем продолжать заниматься сомнительными ремонтными работами, если он и так забрал все деньги Топси? — Она нахмурилась и посмотрела в окно. Церковные часы пробили четверть часа, и Пэт вынырнула из размышлений в реальность. Итак, они сидели в чайной в Мэшеме и рассуждали об убийствах тем же тоном, каким обычно планировали День спорта для первоклашек. Миссис Пресность по-прежнему смотрела на площадь, вероятно, размышляя, что приготовить к чаю. Возможно, позже супруги будут смотреть «Гонки на баржах». Спокойный, безмятежный вечер после спокойного, безмятежного дня. Она прислушалась к тому, что говорила Тельма. — Это просто не складывается… Тельма замолчала, настороженная собственными словами. Какая-то деталь снова не давала ей покоя, она чувствовала, что что-то упустила. В истории с Оливером Харни/Тони Рэнсомом многое не складывалось, но что-то ранее увиденное или услышанное точно вписывалось в картину. Что именно? Что-то сказанное Дженнифер? Она прокрутила в голове их разговор: нельзя быть в двух местах одновременно… электронные устройства — ворота, свет, дозатор для таблеток, — а потом еще и вся эта нежелательная почта, которую Дженнифер конфисковала, как Келли-Энн в случае с Топси. Тельма подумала об объемной сумке в багажнике. Ей нужно как следует все перебрать. Пэт прервала ее мысли: — А что насчет Льорета и Несс? — А что насчет них? — Могут ли они быть причастными? — Мысль о том, что Несс заберут в полицию, доставляла ей немалое удовольствие. Кроме того, вероятность того, что именно Несс совершила мошенничество и затем заткнула рот Топси, становилась в сто крат правдоподобнее, учитывая технические познания Льорета. — Возможно. — В голосе Тельмы не было энтузиазма. У Пэт сложилось четкое ощущение, что ее идеи были пропущены мимо ушей. — Несс на все пойдет, чтобы удержать его, — заявила она. — Развела шашки. — Тельма посмотрела на нее. — Так выразился один из приятелей Лиама, — объяснила она, думая, стоит ли вдаваться в детали. — Он оговорился. Тельма молча смотрела на подругу. В раздражении Пэт встала, чтобы заплатить. Шутка не встретила достойной реакции. По правде говоря, она не чувствовала, что события этого дня помогли им как-то продвинуться. Да, они подозревали Оливера Харни/Тони Рэнсома в мошенничестве и теперь убедились, что он действительно мошенник. Но во всем остальном они по-прежнему терялись в догадках. Она перевела взгляд на Тельму, которая теперь смотрела на булыжники рыночной площади с таким видом, словно это была поверхность далекой планеты. Заплатив, Пэт прошла мимо столика супругов. — Ты эгоистичный ублюдок, — мягко, практически буднично, говорила миссис Пресность мужу. — Ты всегда им был. Ты эгоистичный ублюдок, и я буду спать с кем захочу. Глава 27, Где в «Ивушке» наказывают и злятся на несправедливость Примерно в то же время, когда Тельма и Пэт строили догадки в Мэшеме, Джейкоб стоял, сгорбившись, в углу классной комнаты группы «Ивушка», вжав голову в плечи и ярко напомнив Лиз о матери Дерека и том случае в доме престарелых, когда она ударила жильца, пытавшегося украсть ее заварной крем. — Джейкоб, — сказала миссис Белл спокойным, рассудительным тоном, — не хочешь ли ты рассказать своей бабушке, как неуважительно вел себя со мной и детьми сегодня днем? Ответа не последовало, но плечи сгорбились еще больше. Лиз чувствовала, что и сама сжалась, все еще краснея от смущения после того, как миссис Белл так тактично вызвала ее на глазах у других родителей, бабушек и дедушек, ожидавших под робким солнцем детей из группы «Ивушка». Она думала — вернее, решительно пыталась не думать — о вчерашних событиях. О расстройстве, о той сцене… Бедная Келли-Энн. И это на похоронах собственной матери! А еще Мэнди накануне… Нет, что бы ни происходило, что бы тогда ни случилось — а все остальные, похоже, считали, что ничего предосудительного не произошло, — она твердо решила больше не иметь к этому никакого отношения. Вот о чем она размышляла, пока добрый вежливый голос не прервал ее мысли: — Вы бабушка Джейкоба? Могу я с вами переговорить? Лиз подняла глаза и увидела улыбающееся лицо женщины, которую она знала по родительским собраниям и рождественским ярмаркам — безупречная миссис Белл. По рядам мам и бабушек пробежало ощутимое волнение, и Лиз была уверена, что услышала, как Мэгс Престон-Бэтти произнесла «ну вот, опять». Войдя в школу, она увидела, как Мэгс Престон-Бэтти изобразила телефон, а миссис Белл с улыбкой подняла вверх большой палец. Смысл был очевиден: «поговорим позже». Дружелюбность этого жеста заставила Лиз почувствовать себя изгоем в этом солнечном, веселом сообществе, каким был класс «Ивушка», — ведь она бабушка того ужасного Джейкоба Ньюсома. Все внутри школы — вывески, декор, техника — было ярким, энергичным, совершенно отличным от профессии, которой она отдала более тридцати лет. На стенах висели стенды, отражающие самые последние тенденции начального образования: Британские ценности, Веб-клуб, Найдите переднее наречие! (Это прогрессивная и динамичная образовательная среда, гласил отчет министерства образования.) Они слишком ясно доказывали, что профессия, которая была когда-то смыслом жизни Лиз, уплывает все дальше и дальше вперед по бурным волнам перемен. Единственное, что немного выбивалось из этой современной прогрессивной среды, была сама миссис Белл, с ее седеющими каштановыми волосами, веселым лицом без макияжа и мешковатым фиолетовым джемпером. Она остановилась перед классной комнатой «Ивушка». — Как вы уже поняли, «бабушка Джейкоба», — она изобразила легкомысленные кавычки, — у нас налажена система отчетов, и мне очень жаль, что я вынуждена сообщить, что у нас произошел некий инцидент. — В ее голосе послышались нотки веселья. У Джейкоба был чудесный день, пояснила она: он заработал три эмодзи (Лиз сделала мысленную пометку выяснить, что за зверь эти эмодзи) — отличный результат для любого ребенка. Но затем… Тут слова миссис Белл стали точными, тщательно подобранными, с налетом грусти… Затем во второй половине дня он «вышел из себя», стал очень враждебным, агрессивным и — многозначительная пауза — уничтожил рисунок другого ребенка. — Это было творчество Элси Престон-Бэтти? — не удержалась Лиз.