— Вот и все, дорогая, — сказала она. Лиз отвернулась, и ее взгляд зацепился за конверты с красной пометкой «срочно» на кофейном столике. «Бесплатный подарок!» — гласил один из них. «Эксклюзивные элегантные каминные часы, ограниченный выпуск — только для вас!» «Вот откуда берутся все эти безделушки», — нахмурившись, подумала Лиз. — Мама, — вздохнула Келли-Энн, — я же просила не вскрывать их. — Там есть хорошие вещи, — начала оправдываться Топси, будто ребенок, пойманный на шалости, и у Лиз внезапно возникло желание взять ее за руку. Келли-Энн, по-видимому, собиралась что-то ответить, но тут послышался ля-мажорный бой Миланского собора. Келли-Энн настороженно замерла. — Надеюсь, это не тот ремонтник, — сказала она. — Это, наверное, Тельма, — предположила Лиз, но Келли-Энн уже ушла, забрав с собой конверты. — Прошу прощения за задержку. — Прежде чем сесть, Тельма отодвинула две кофты, журнал «Хеллоу» и выпуск «Рипонского вестника». — Всему виной новая сигнализация в нашей лавке. Она уже собиралась продолжить повествование о том, как три амбарных замка годами преданно служили своему делу — да и кому взбредет в голову ограбить магазин подержанных товаров? — однако новое руководство комиссии по делам благотворительных организаций потребовало оборудовать все подобные заведения системой безопасности, но для того, чтобы с ней управляться, нужна докторская степень, не меньше, да и по малейшему поводу она начинает пронзительно визжать. Но стоило Тельме бросить один-единственный взгляд на Топси, как стало ясно, что благодарных слушателей ей здесь не сыскать. Тельма села, поерзала и вытащила из-под себя нечто похожее на бархатную грелку кислотного цвета. — Ух ты, — удивилась она, — как ярко. — Это прислали по почте, — сказала Топси, украдкой взглянув на дверь. — Там есть хорошие вещи. — Она вытащила из-под стула еще один конверт, на этот раз сиреневый. — Дерьмо какое-то, уж простите. — На пороге внезапно возникла Келли-Энн с кофейным подносом в руках. Ответом ей послужила изумленная тишина. Лиз с силой вцепилась в подлокотники кресла, будто на американских горках. Топси с возмущением уставилась на чашку, а ее нижняя губа подозрительно подрагивала. — Твой отец подписан на них, — выдавила она в свою защиту. — Хватит с нас каминных часов, благодарю покорно, — сказала Келли-Энн надломленным голосом, а ее глаза наполнились слезами. Тыльной стороной ладони она провела рукой по лбу и закрыла глаза, размазывая слезы по ресницам. — Прости, — добавила она, — прости, мама. Но я столько раз повторяла одно и то же… Но Топси только покачала головой. Тема конвертов уже не волновала ее, она, нахмурившись, разглядывала кофейный поднос. — Это неправильные чашки. — Она указала на коричневую посуду «Хорнси Поттери». — Гостям мы подаем зеленые. — Это не просто гости, это Лиз и Тельма. — К Келли-Энн вернулось самообладание, но ее голос звучал сухо и устало, когда она выходила из комнаты. Лиз и Тельма уставились на кофе; он был цвета луж на дороге. На мгновение в комнате воцарилась тишина, которую нарушила синхронная трель трех каминных часов. — Ну что же, — прервала повисшее молчание Лиз, по-прежнему сжимая подлокотники кресла, — здесь так мило, не правда ли? — Действительно, — отозвалась Тельма. — Рада вас видеть. Потягивая безвкусный кофе, они начали задавать вопросы Топси: нейтральные вежливые вопросы о нарциссах, погоде, ковре. Годы совместного проведения родительских собраний научили их подстраиваться друг под друга — вот и на этот раз вести беседу вдвоем оказалось намного проще. Когда Топси не успевала за чьей-то мыслью, вторая тут же подхватывала нить разговора, не допуская неловких пауз. И постепенно, шаг за шагом, Топси начала откликаться — то кивком, то улыбкой, то полноценной фразой. Словно старый компьютер, которому нужно время на загрузку, разговор начал оживать, когда они проникли вглубь этой новой Топси, не имевшей ничего общего с той здравомыслящей Топси, с которой они больше двадцати лет провели бок о бок. Порой ее ответы звучали загадочно, а то и вовсе безумно. Время от времени разговор обрывался, но Лиз и Тельма терпеливо подбирали нить и продолжали. И конечно же, Топси помнила многое. Когда они перешли к воспоминаниям о кошмарной поездке второклашек в Файли-Бригг (серпантин и отсутствие пакетиков для рвоты), в разговоре все чаще и чаще стали возникать проблески прежней Топси — отрывистые смешки, закатывание глаз. Напряжение почти спало, и, несмотря на дождь, слабое солнце окрасило мокрые поля в серебристый цвет, а над Саттон-Бэнком появилась внезапная дуга водянистой радуги. И тут — будто солнце, которое внезапно закрыла туча, — прямо посреди фразы Топси, недовольно приоткрыв рот, вдруг закивала головой, касаясь подбородком розового кардигана. Лиз и Тельма переглянулись: пора уходить. Следует ли им попрощаться с Топси? В комнату неслышно вошла Келли-Энн. Повинуясь сигналу, женщины встали и взяли пальто. — Лиз и Тельме уже пора, мама, — мягко произнесла Келли-Энн. Ответом ей послужил негромкий хриплый храп. Лиз улыбнулась хрупкой фигурке в слишком ярком для нее кардигане. Глаза и нос защипало, и ей захотелось обнять ее на прощание, но это была Топси — а на свете существуют вещи, которые лучше не делать. — До скорой встречи, — попрощалась она. Глава 5, Где рассказывают истории и снова подают невкусный кофе Лиз и Тельма намеревались сразу же уйти, но Келли-Энн, казалось, считала само собой разумеющимся, что они последуют за ней на кухню (сверкающая чистота, запах чего-то цитрусового, еще одно доказательство усердной работы Паулы). — Бедняжке нужно немного поспать. — Келли-Энн, не спрашивая, наполнила их чашки кофе (Тельме вспомнились непрошеные пирожные в садовом центре). — А мы с вами пока наверстаем упущенное. Обе гостьи не совсем понимали, что именно в устах Келли-Энн означает «наверстать упущенное», но подозревали, что их ждет некая просьба. Возможно, сделать покупки для Топси или иногда ее навещать. Они не имели ничего против, но после того, как Келли-Энн подбросила им мать в садовом центре, чувствовалось, что на них могут свалить (как выразилась бы Пэт) «работу чернее черного». Тельма нахмурилась, досадуя на себя за такие мысли — не она ли сама молилась, чтобы нашелся способ помочь и Топси, и Келли-Энн? И вот перед ними была заботливая дочь, старающаяся изо всех сил, несмотря на все трудности, так что она, Тельма, сделает все возможное со своей стороны. Лиз же просто не терпелось уйти. Утро выдалось, мягко говоря, тревожным, и она мечтала вернуться домой, включить пятничную передачу на «Радио Йорк» и заняться глажкой. И, пожалуй, решить судоку средней сложности в «Рипонском вестнике», чтобы удостовериться, что ее разум все еще работает как надо. Так что гостьи со смешанными чувствами расположились у кухонной стойки (ох уж эти гранитные столешницы — как хорошо они помнили историю их установки!) и неохотно потягивали свой (по-прежнему безвкусный) кофе. Но оказалось, что Келли-Энн просто хотелось выговориться. Очень хотелось. Эпизод за эпизодом эта печальная история начала приобретать форму: примерно через шесть месяцев после смерти Гордона Топси начала спрашивать, где он, и даже ездила за ним в гольф-клуб. Совершенно разные люди, понизив голос, рассказывали Келли-Энн все новые и новые истории об ошибках Топси — а те становились все более заметными и серьезными. Потерянные ключи, опоздания, подгоревшая еда, незапертые двери. Келли-Энн, конечно, терпела все это (в конце концов, это же моя мама), однако любовь любовью, но иногда это тот еще геморрой (простите за выражение). В конце концов им удалось проникнуть в лабиринты клиники Хэмблтона (они дважды забывали о приеме), но к тому времени, когда им сообщили диагноз — «состояние, вызванное болезнью Альцгеймера» (что бы это ни значило), — все уже несколько месяцев знали, что что-то пошло не так. К тому моменту состояние Топси было уже неустойчивым — она то и дело бродила где-то, даже после того, как у нее отобрали ключи от машины. Взять, к примеру, ее таблетки: Лиз не даст соврать — Келли-Энн пришлось стоять у матери над душой, напоминая о них. Да, иногда наступает просветление, но чаще всего… И если Келли-Энн не может быть рядом во время приема лекарств (у меня тоже есть жизнь), ей приходится звонить и объяснять, что надо сделать (пошагово). Конечно, есть еще Паула (святая женщина), но даже вдвоем их сил не хватает. — Это разбивает мне сердце, честное слово. — Келли-Энн сделала огромный глоток кофе. — Каждый день что-то новое. Что-то еще забывается. Как будто она разваливается на куски у меня на глазах. — Она покачала головой и посмотрела на потолок. Лиз и Тельма подумали, что Келли-Энн и в самом деле требовалось наверстать упущенное. — А если нанять сиделку? — предложила Лиз, вспоминая медсестер из «Жимолости», которые приходили к матери Дерека до того, как она попала в «Уэбстер-Хаус»: веселые, энергичные дамы в сиреневой униформе. — Вы знаете, сколько это стоит, Лиз? — Келли-Энн покачала головой. — Это же тысяча, а то и полторы в месяц… Тельма удивилась. У Топси и Гордона всегда водились деньги. Взять хотя бы гранитные столешницы за двадцать тысяч. Неужели что-то случилось? — В любом случае уже поздно. — Келли-Энн откусила печенье с белым шоколадом. — Или совсем скоро будет поздно. На прошлой неделе, когда мне удалось забрать ее домой с автобусной остановки в половине одиннадцатого вечера, я подумала про себя: «Хватит». — Дома престарелых бывают очень даже неплохими, — робко вставила Лиз. — Более чем, — поддакнула Тельма, хотя сама избегала таких мест с едва ли не суеверным страхом. Келли-Энн с энтузиазмом кивнула, сделав еще один глоток кофе. — У меня есть стопка брошюр. Целая стопка. Киновечера, свой парикмахер, маникюр, экскурсии. Признаюсь, дамы, я и сама не отказалась бы переехать в такой. — Она улыбнулась, но это была грустная, усталая улыбка. — Знаете, что самое ужасное во всем этом? Мама все понимает. Она чувствует, что что-то не так. И ненавидит это. Недавно она сказала: «Мне не нравится быть такой». А как я уже говорила, своих сил у меня не хватает. — Келли-Энн неподвижно смотрела на коричневую кофейную чашку. Лиз снова вспомнилось, как усыпили пони Маффина. — Я должна защитить ее. — Голос Келли-Энн надломился. — Мне нужно защитить мою бедную старенькую маму. И вот тогда-то Келли-Энн и рассказала Лиз и Тельме все о проклятых мошенниках. С тех пор как Топси, по выражению Келли-Энн, «переехала в мир грез», она стала привлекать к себе все больше нежелательного внимания. Взять хотя бы ремонтника, которого Гордон нанял незадолго до смерти: не успели они оглянуться, как он выставил им счет на сотни фунтов за небольшой ремонт. Или тех людей из Гейтсхеда, что постоянно звонили и донимали их вопросами о солнечных батареях. Или даже торговца из Райдейла, который почти еженедельно привозил огромные упаковки чая для завтрака и подарочные наборы. Не говоря уже о толпе компаний, высылающих товары по почте и забрасывающих Топси лотерейными предложениями и лавиной пластиковой дребедени (простите за выражение). Здесь гостьям продемонстрировали три огромных мешка с конфискованными письмами. Однако это было не самое худшее. Далеко не самое. За несколько месяцев до этого Топси позвонил человек с шотландским акцентом, представившийся сотрудником отдела по борьбе с мошенничеством из ее банка, «Роял Йорк». Звонок приняла Паула, и, узнав, что на самом деле говорит не с Топси, мужчина повесил трубку. Но, по всей видимости, он перезвонил позже. Насколько Келли-Энн смогла выяснить, он сказал что-то о мошенничестве с ее сберегательным счетом, но Топси не должна была никому об этом говорить. — Что она и сделала! — Келли-Энн внезапно хлопнула по столешнице коричневым кувшином «Хорнси Поттери» с такой силой, что зазвенели ключи от машины Тельмы. — Вот что обиднее всего. Молчала как проклятая рыба. Насколько Келли-Энн могла судить, он перезванивал по меньшей мере дважды и говорил Топси, что для сохранности денег ей нужно перевести их на новый надежный счет. Однако, несмотря на упорное молчание Топси, Келли-Энн догадалась, что что-то не так, и сама позвонила в банк. Наконец дозвонившись (после двадцати семи с половиной минут ожидания!) до какого-то человека с жизнерадостным голосом, который не смог, естественно, сообщить подробности, но зарегистрировал звонок и пообещал «разобраться». Тем временем тот мужчина снова позвонил Топси, теперь уже со сложной серией инструкций. — Как ей удалось, черт возьми, следовать им — настоящая загадка. — Келли-Энн порылась в сумочке и достала конверт, обещающий миссис Топси Джой из Рейнтона отпуск мечты, на обратной стороне которого было написано некогда уверенным, а теперь дрожащим почерком Топси: «Перевести платеж в банк ‘‘Роял Йорк’’ по реквизитам… если спросят, сказать, что за покупку недвижимости…» — И она сделала это. Она, черт возьми, сделала это. — Голос женщины дрогнул, и Лиз инстинктивно сжала ее пухлую руку, унизанную кольцами, едва яркие слезы брызнули по розовым щекам, намочив платок Тельмы. — Она пришла в банк — банк, в который она ходила годами, — и они позволили ей это сделать. Все ее сбережения — четыреста семьдесят пять тысяч — почти все, что у нее было. Все ушло. — Так он был не из банка? — Лиз округлила рот от ужаса. — Куда ему. Чертов мошенник… простите за выражение. — И деньги исчезли? — спросила Тельма. — Полностью, — сказала Келли-Энн с горечью. — Испарились. В мгновение ока. Моя бедная мама. Моя бедная, бедная мама. Глава 6, Где обсуждают мошенничество и строят напрасные планы