– Далеко?.. – Что «далеко»? – Далеко убегут? Мы тут как мухи дохлые ползаем, раньше надо было бежать, пока силёнки были, а теперь поздно. Даже если убредём куда, они нас по дерьму сыщут, которое через каждые сто метров, как метки. Им даже собаки не понадобятся. – Так что, вот так подыхать? Я здесь не согласен, я там, за колючкой хочу. На свободе. Может, еще кого из них с собой прихвачу. А вы… чёрт с вами, догнивайте здесь. – Не пыли, майор, я с тобой… – И я… – И я. Ночью к воротам подошёл пленный, произнёс на немецком заученную фразу: – Мне нужен комендант герр Шульц. У меня важная для него информация. Откуда простому пленному знать коменданта по имени? А этот знает. – Иди сюда. Брезгливо морщатся охранники и даже не обыскивают пленного, боясь прикоснуться к нему. И о чудо, приходит комендант собственной персоной. Смотрит. – Что нужно? – Я по поручению майора Вильгельма Клауса. Кивнул. Приказал: – Вымойте его. Из шланга и мыло дайте. Потом переоденьте во что-нибудь чистое и ко мне. Стоит пленный голый под струями ледяной воды, хватает ртом брызги, трётся мочалкой из сухой травы. В кабинете коменданта тепло, железная печка топится, на столе хлеб и колбаса, ломтиками нарезанная. – Хочу сообщить, что майор Пономарчук готовит из лагеря массовый побег. Могу его указать. – Гут, – кивает комендант. – Ты хороший русский, ты помогать рейху. Ешь… – Крутит ручку полевого телефона. Говорит по-немецки: – Хайль, Вильгельм. Твой человек пришёл ко мне. Да, сообщил о готовящемся побеге. Что с ним делать дальше? Хорошо, Вильгельм, отсылаю его к тебе с часовым. Жду обратно бутылочку обещанного шнапса… Трясётся грузовик по разбитым русским дорогам, так что не уснёшь. Это тебе не немецкие автобаны. Сидит охранник, на колени автомат положив, напротив пленный русский солдат. А может, уже и не пленный. Мог бы он сбежать, накинувшись на конвоира и перемахнув через борт грузовика, но нет, не бежит, сидит смирно. – Разрешите, герр майор? – А… Иван… Ты молодец, Иван, ты хорошо сделал свою работу, значит, немецкое командование может верить тебе. Ты предупредил большой побег, теперь мы расстреляем виновных и еще несколько десятков пленных, чтобы им наперёд повода не было. Так, кажется, говорят русские? – Чтобы неповадно было. – Йя, йя. Гут. Не-по-вадно. Надеюсь, ты понимаешь, что теперь назад идти нельзя, теперь тебя, если ты вернёшься, расстреляют. Здесь, в папке, подшиты все протоколы, которые могут попасть в НКВД, если ты станешь делать глупости. Ты соглашаешься? Кивает Иван. А сам думает, всё время думает, почему всё случилось так? Именно так… Школа абвера, потом лагерь, где он должен был доказать свою преданность рейху. Доказать или там и остаться. И сгинуть. Что его заставило – инструкции командиров, которые приказали ему вживаться, несмотря ни на что, предупредив, что его будут проверять, возможно, вязать кровью и его долг выдержать испытание до конца, и коли перед ним поставят его товарища и прикажут расстрелять – стрелять без раздумий и угрызений совести во имя их общего дела, во имя победы. И он выполнил приказ, он прошёл проверку. Но долг ли его вёл или страх смерти? Не просто смерти, а вот такой, без еды, в земляной норе, с кровавым поносом, в общей безнадёге и злобе. Что это было – долг или слабость? Нет ответа. Потому что ответ этот страшен и безнадёжен. – Теперь ты будешь курсантом школы. Забудь своё имя, у тебя будет много имён. Здесь по документам ты будешь называться курсант Клещ. Ты понял? – Так точно, герр майор. – Тогда ступай. Два дня у тебя отпуск – можешь отдыхать, спать, кушать и еще спать. Потом будет служба. Ты молодец, Иван, ты будешь настоящий немецкий солдат… Так начал Абвер свою службу у немцев. Именно так. И не дай бог кому-нибудь еще… Через неделю в курилке он встретил… Чёрт побери!.. Не может быть!.. Он встретил майора Пономарчука. Того самого… Живого. И вполне себе довольного жизнью. Смолящего немецкую сигарету. – Чего вылупился? Узнал? Я это, я. Такой же, как ты. Я пленных на побег подбивал, ты нас заложил. После тебя без малого сотню немцы в ров рядком положили и еще десяток повесили. Так ладно мы сработали. Ты и я. – Но ведь ты… – Проверочка это была, должен был я побег организовать, чтобы шатающихся выявить. Хитрецы немцы, не желают ждать, когда кто-нибудь за колючку по своей воле сорвётся, вот меня и послали. И тебя вслед за мной. Одной верёвочкой нас повязали. Ты меня заложил, я бы на тебя указал, кабы ты про побег начальству не доложил. Так что вместе мы рейху службу сослужили и дальше служить будем верой и правдой… И ведь придётся служить и через много чего еще пройти, и через кого переступить, чтобы выслужиться, продвинуться, карьеру сделать. Такая работа, за которую не немцы, так свои, коли возложенных на тебя надежд не оправдаешь, к стенке поставят, за измену Родине и за тот, не случившийся, побег из лагеря… * * * К сберкассе подкатила машина – пятьдесят первый «газончик» с фургоном вместо бортового кузова. Инкассаторы. Раньше они на открытых «виллисах» раскатывали, а то и на пролётках, но после войны, когда по всей стране пальба пошла, пересели на более вместительную технику. «Стволов» в стране-победителе было немерено, а бывшие дезертиры, власовцы и спившиеся фронтовики, сколотившие банды, с оружием обращаться умели. Машина притормозила возле входа, из кабины выскочил человек в чёрной шинели, огляделся по сторонам, стукнул кулаком в борт фургона. Оттуда вывалились три автоматчика, двое зашли в сберкассу, один остался на улице. Усиленный наряд, значит, денег полна коробочка. – Я пошел… Крюк присел, сунулся коленями в ящик на подшипниках, взял в руки две короткие палки, оттолкнулся ими от асфальта. Безногий инвалид в вылинявшей гимнастёрке, с болтающейся на груди медалью «За отвагу». Таких инвалидов на улицах после войны пруд пруди, и внимания к себе они не привлекали. «Инвалид» покатил к машине, отчаянно гремя железными подшипниками. Абвер вышел из-за угла, пересёк улицу, что было сигналом для остальных. На дело пошли только командиры и пара проверенных бойцов. Сберкассу нашёл и почти неделю пас подходы к ней Пётр Семёнович, который единственный мог беспрепятственно выходить за периметр шарашки. Боевую группу тоже вывел он, что-то наплетя дежурному офицеру. Зэки хоть и охраняли сами себя, но присмотр за ними был. В данный момент Пётр Семёнович находился в сберкассе, заполняя какие-то бланки. Инкассаторы с автоматами пересекли зал, один зашёл в подсобку, другой встал спиной к двери, наблюдая за посетителями. Грамотно – случись что, распушит из пэпэша длинную очередь от стены до стены, а его напарник, тот, что на улице, заблокирует дверь. Крюк подкатил к кабине машины, стукнул костыльком в дверцу. – Слышь, друг, закурить есть? Водитель глянул в окошко. Крикнул: – Проезжай, не задерживайся! Здесь стоять нельзя! – Ты чего?! – возмутился «инвалид». – Ты же свой, я же вижу. Ты на каком фронте воевал, часом, не на Первом Белорусском? – Ступай мимо! – прикрикнул водитель. – Ты что орёшь? – возмутился пьяненький и потому обидчивый «инвалид». – Не для того я кровь в окопах проливал, чтобы ты тут на меня глоткой давил. Я ноги на фронте потерял, а ты, видать, на складах подвязался, вон какую ряху наел! – И припустил семиэтажными матерками. – А ну открой, я тебе покажу как над инвалидом измываться!.. – Он ткнул костыльком в дверцу. Инкассатор вышел из подсобки в зал с большим вещевым мешком, направился к выходу. Второй, оглядываясь, за ним. Пётр Семёнович шагнул к окну, помаячил лицом… К сберкассе приближался Студент, паренёк в футболке и пиджачке, – типичный учащийся. Крюк крепко впечатал костыль в дверцу машины так, что железо прогнулось. – Открывай, крыса тыловая! Этого водитель перенести спокойно не должен был. И не смог. – Ты что творишь с казённым имуществом?! – заорал он, распахивая дверцу. Так поступать он был не должен. В руках у него оказалась монтировка. К автоматчику в дверях, который тревожно окидывал взглядом улицу, с тротуара шагнул Абвер. Мужичок в очочках. Он близоруко щурился и виновато улыбался. – Вы не подскажете… улица Первой Коммуны, я никак найти не могу… – А ну, шагай мимо! – прикрикнул автоматчик, поведя стволом автомата в его сторону. Пётр Семёнович быстро кинулся к выходу. Водитель машины замахнулся монтировкой, не для того, чтобы ударить, чтобы пугануть, душу отвести… Крюк быстро привстал, перехватил его за руку, а другой сгрёб за грудки и сильно дёрнул на себя, ударив лбом в лицо. Водитель даже вскрикнуть не успел, кулем свалившись на асфальт… Инкассаторы вышли из сберкассы и тут им заступил дорогу Студент. Дёрнулся туда-сюда, споткнулся и стал падать… Из-подворотни к инкассатору в дверях кинулись два человека.