– Сука ваш Жуков, – прошептал кто-то из строя. – В крови солдатской купался по самую фуражку, на пулемёты целые дивизии гоняя. Под немецкие танки пачками бросал, чтобы они в человеческом мясе и кишках буксовали! Из моего полка в живых один взвод остался, а фрицев десятка не убили. Я готов… Жукова… Лично сам!.. Строй распался, ощетинился стволами, придвинулся. Штатские потянули из карманов оружие, расчёт залёг за пулемёт, и те бойцы, что майора притащили, быстро сместились, залегли на обочине. – Отставить! А вы… полудурки… У вас же семьи, им за вас ответ держать! – Всё равно!.. Не мешайте нам. – А мы вас сейчас положим, всех до одного! – Кавторанг вскинул пистолет. – Не станете, вам шум ни к чему. Один выстрел, хоть ваш, хоть наш – и здесь через пять минут охрана будет. Да, верно… Прозвучат выстрелы, фактор внезапности будет утрачен, и расклад сильно изменится, учитывая бронетранспортёры, танк и вызванное по рации подкрепление. Кавторанг остановился в нерешительности, оглянулся на командиров. Все посмотрели на Петра Семёновича. – Пусть уходят, – махнул тот. – Остальным приготовиться. Приказа никто не отменял. Бойцы зашевелись, выровняли строй. – А может, они и правы, – тихо вздохнул кто-то. – Кто сказал? – Вот он. – Ты с ними хочешь? – Может, и хочу. Я Жукова лично знал и спирт с ним на брудершафт пил. Он, конечно, мясник, но города, которые другие не могли, брал. – Ну так давай, шагай… ножками! – Ушёл бы, да грехи не пускают. У меня родни – батальон, мал-мала меньше, если что, их не помилуют… Отказники, пятясь, нырнули в кусты, пропав в темноте. – Им жить, а нам головы сложить… – Кончай базар. Сформировать три колонны с учётом выбывших и приготовиться к маршу. Строй распался, но тут же собрался вновь в три походные колонны. – Все готовы? Тогда… К бойцам быстрым шагом приблизились гражданские. Скомандовали: – Отставить! – Что «отставить»? – не понял Кавторанг. – Всё оставить. Личному составу – погрузка в машины, и чтобы через две минуты вас тут не было. Ну да, верно. Теперь опасно, вдруг те беглецы на дозор наткнутся, на мину наступят или просто из пакости шумнут. Нельзя сейчас, рискуя провалить операцию. Потом, когда-нибудь… – А как же приказ? – Приказ отменён, считайте, вам повезло. – Повернулись, пошли к своей машине. – А что с беглецами, может, по их следам… – Не надо по следам, они далеко не уйдут. И верно, в кустах что-то зашевелилось, и на дорогу, на асфальт люди в маскхалатах бросили несколько тел, из-под которых потекли, поползли, паря, красные лужицы. Но они были живы, еще живы, еще шевелились и что-то мычали. – Вот они, ваши отказники. Берите их и грузите в машину. Или вы думали, мы вас без присмотра оставим? – Но как же так?.. А если бы они, когда их брали, начали стрелять или закричали? У них ведь и гранаты при себе имеются… – И что? Пусть стреляют, пусть взрывают сколько душе угодно. Кто-то из штатских, усмехнувшись, выдернул из кармана пистолет и выпалил в небо всю обойму. Заорал радостно в полное горло: – Эй, кто слышит меня, отзовись!.. Никто не слышит! Нет здесь никого! – А охрана? – Нет охраны. И Жукова. И генералов. И объекта нет. Никого нет! Лес тут на сто вёрст. Глухомань с сугробами и зверьём. И толпа недоумков в полной выкладке и при оружии. – Но как же… – Так. – Выходит, проверочка это была, – мотнул головой Абвер. – Опять проверочка! – Выходит. И выдержали ее не все, о чём разговор будет особый. Хреново вы воспитываете личный состав! Или вы считали, вас вот так, не пощупав за причиндалы, на маршалов бросят? А если у вас коленки подогнутся? Вот теперь – может быть. Хотя не факт, что следующий выезд тоже не окажется учебным. И следующий… Можете считать, что по итогам учений вы получили неуд. Впрочем… предателей мы выявили, что немаловажно… А остальные… По остальным не здесь решать и не нам. Уже «дома», в шарашке, командиры опрокинули по стакану спирта. – Крепко нас за жабры взяли, так что не вздохнуть не пикнуть. Это ведь никогда не узнать, в бой тебя посылают или в дерьмо по ноздри окунают… – выругался Кавторанг. – А ты привык, когда только чёрное или белое, без оттенков? – Привык, – ответил Кавторанг. – На передке всё в открытую, без вывертов. Бой, значит, бой – ура! – в атаку, занял плацдарм – вцепись когтями. Немец прёт – держись до последнего, хоть зубы до дёсен искроши. Фриц, он тоже без подстав – такой же пехотинец, воюет как умеет, как по уставу положено. И даже особисты свои в доску мужики. Да, могут шлёпнуть в затылок по законам военного времени, но так измываться не будут. И даже в штрафбате… Не моё это, чтобы вот так, с подковыркой, чтобы каждого подозревать и проверочки ему чинить. – А как иначе, Кавторанг? Иначе нельзя, доверяй, но… проверяй, – зло ответил Абвер. – И тебя проверять? – И меня. И всех. Человек – не железо, со всех сторон его гнёт и корёжит. За просто так, за глазки голубые никому верить нельзя. Сегодня ты герой и друг распрекрасный, а завтра… Слаб человек и через слабость свою много дров наломать может. Ты ведь и сам людишек, которые по трусости своей побежали, шлёпал. Было? – Было. Только там всё как на ладони – сразу видно, кто чего стоит. Если ты трус и паникёр – получай свою заслуженную пулю в лоб, если герой – вешай медаль на грудь. Друг, значит, друг. Враг, значит, враг. – А на зоне? – спросил Крюк. – Что «на зоне»?.. Там тоже всё ясно: тут блатные, здесь мужики, на вышках во́хра, в кабинете – прокурор. – А кум? – Куму я сразу всё объяснил, что почём. Не захочешь под него ложиться – никто не заставит. А здесь ни чертаˊ не понять – кто ты, за кого, против кого? Не умею я такие шарады разгадывать и не хочу! – Тогда, считай, повезло тебе, как той гимназистке, что в публичном доме, умудрилась невинность сохранить, – усмехнулся Абвер. – Может, и повезло… Повезло, что жив на войне остался. А может, и нет, коли до такого дожил. Лучше бы я там, на передке, кости сложил или в штрафбате… * * * Папка была серая, листочки пронумерованные, вопросы как под копирку. – Двенадцатого июля сего года вы, без суда и следствия, единоличным своим решением расстреляли трех военнослужащих: Степанова С.П., Арутюняна Г.Т. и Абдулаева А.С. Вот протоколы допросов рядовых, присутствовавших при расстреле, показания командиров, рапорт политрука Кожевникова… Вы признаете свою вину? – Факт – да, вину – нет. Я не военнослужащих расстрелял, а паникёров, трусов и предателей, которые к немцам драпануть хотели. – Откуда такая уверенность? – Я их жопы в бинокль видел, когда они к фрицам ползли. Еле перехватить успели. Двух бойцов из-за них потеряли. Если бы я их не приговорил к высшей мере и не шлёпнул, то и другие драпануть могли. Или их что, отпустить надо было? – Нет, задержать и передать соответствующим органам для проведения следствия и вынесения приговора. По закону. А вы учинили самоуправство. – Где бы я взял на пятачке «соответствующие органы»? Они там, в тылу, остались. – Надо было переправить задержанных с ближайшим транспортом.