Однако, как ни старался я себя занять, мне по-прежнему не спалось. Если я не накуривался вусмерть «травкой», то водил гостей по барам и клубам. Я выдавал себя за парня, который был на девять лет младше меня, поэтому с трудом мог угнаться за юнцами. Чтобы набрать сил для бурной ночи, приходилось увеличивать дозу кокаина. Наутро, когда похмелье становилось невыносимым или ноздри немели настолько, что уже не могли вдыхать порошок, я втирал амфетамин в десны, пытаясь продержаться на ногах остаток дня. Это казалось разумным решением в ту пору, когда моя свеча горела, подпаленная с обоих концов. Корчить из себя Даррена было гораздо интереснее, чем жить в шкуре Саймона Николсона. В своем маскараде я зашел так далеко, что уже не понимал, где я, а где та роль, которую играю. 3 июля Порывы холодного соленого ветра плескали мне в лицо морской водой и ерошили волосы. У меня тряслись губы. Паром медленно полз из Алькатраса к тридцать третьему причалу, а перед глазами стояла камера размером полтора на два метра, где я только что побывал. Здание давным-давно, с шестьдесят третьего года, не использовалось как тюрьма, превратившись в главную туристическую достопримечательность, но по-прежнему впечатляло. Было искренне жаль заключенных, которые до конца дней боролись там с клаустрофобией. Ничего странного в том, что многие предпочли утопиться в море, лишь бы не гнить в каменном мешке. Я, как никто другой, знал, каково это — угодить в подобную ловушку. Мой старый приятель Дуги — тоже, хоть и по своим причинам. Прошло уже больше двадцати пяти лет, но я так и не забыл его поцелуй, хотя никому о нем не рассказывал, даже Кэтрин. По мере того как мы взрослели, Дуги все сложнее было притворяться, и я знал, что он испытывает ко мне отнюдь не дружеские чувства. Это проявлялось в мелочах: в долгих пристальных взглядах или в полном равнодушии к девчонкам в баре, с которыми активно заигрывали Роджер и Стивен, в то время как сам Дуги предпочитал сидеть со мной. Впрочем, его интерес меня не пугал и не отталкивал. Скорее, наоборот. Я был счастлив, что у меня есть сразу два близких человека, которые могут утолить мою нужду в семье. Я больше переживал за самого Дуги и надеялся, что когда-нибудь — с мальчиком ли, с девочкой — он тоже обретет свое счастье. Я не хотел видеть его страдания и уж тем более намеренно причинять ему боль. Но по-другому не получалось — так было заведено самой нашей природой. — Я женюсь, — признался я, когда мы спешили в клуб на встречу с Кэтрин и Полой. — На прошлой неделе я сделал предложение. Дуги на мгновение округлил глаза, потом нацепил вымученную улыбку. — Здорово! — выпалил он и крепко меня обнял. — Я рад за вас. Она замечательная девушка. — Хочу, чтобы ты был моим шафером, — продолжил я, понимая, что проворачиваю в ране нож. — Спасибо. Сочту за честь. Пойду принесу выпить — это надо отметить! Дуги рванул к бару. В зеркалах отразилось, как он сильно закусывает нижнюю губу. Впрочем, тут же одарил барменшу сияющей улыбкой. Спустя три месяца Дуги сделал предложение Бет — школьной учительнице, с которой познакомился в тот вечер. Спустя год после нашей с Кэтрин свадьбы они тоже поженились. Двигатели парома загудели, взбивая пену. Спускаясь по деревянному трапу на Рыбацкую пристань, я невольно задумался о судьбе Бет. Хотелось бы, чтобы она тоже обрела счастье с мужчиной, который действительно ее полюбит. Может, человек, которым стал Дуги, не сумел ее сломить до конца… 11 ноября Химические препараты рикошетом скакали по моим артериям, а я выжимал из жизни все удовольствие, какое только можно получить. Но когда я случайно заметил свое отражение в стеклянной двери книжного магазина, то мне аж дурно стало — слишком изменился я и лицом, и фигурой, превратившись в собственную бледную тень. Пришлось все-таки признать: впалые щеки и синяки вокруг потускневших глаз напрямую связаны с гибелью Полы полтора года назад. Десна над верхними зубами покраснела, а левая щека дергалась, особенно когда в организме кончались стимуляторы. Я выглядел гораздо старше своих тридцати шести — не говоря уж про Даррена в его двадцать семь. Я окончательно потерял себя там, где пытался найти. Личность, которую я придумал, пожирала меня изнутри. И все же мне не хватило стыда, чтобы хоть чуточку изменить свой образ жизни. Я просто пообещал себе есть больше овощей и фруктов. Вдобавок навалилась масса неотложных дел. Меньше чем за год в Сан-Франциско я успел промотать и пропить средства, вырученные у французского издателя, и теперь приворовывал у Майка. В хостеле хватало пустых комнат, и некоторых постояльцев я регистрировал в обход системы. Плату за жилье, естественно, клал в карман. Также мою казну пополняли откаты наркодилера, которому я разрешил торговать возле гостиницы. Только мы двое знали, что в сломанном дозаторе в женском туалете лежит больше сотни пластиковых аппликаторов из-под тампонов, в каждом из которых — по полграмма кокаина. Даррен обожал быть в центре внимания. Он был шумным и непредсказуемым парнем, вызывал к себе интерес, любил рассказывать всяческие байки. В общем, душа компании. И самое главное — надежный щит для той тьмы, которая окружала Саймона. Однако в конце концов мой обман разоблачили — и сделал это незнакомый мне человек, который долго меня разыскивал. 2 декабря Раз в месяц я устраивал экскурсии по побережью, благо что при хостеле имелся автобус — Майк купил его давным-давно по чистой прихоти. За пятьдесят долларов постояльцы имели возможность взойти на борт «Пурпурной черепахи» и проехать через Санта-Крус, Санта-Барбару, Лос-Анджелес и Сан-Диего вплоть до границы с Мексикой — до Тихуаны. Сиденья внутри Майк убрал, положив вместо них матрасы, отчего салон автобуса превратился в эдакий хостел на колесах, где гости могли разместиться со всем удобством или даже вздремнуть — в общем, ощутить себя частью маленькой дружной коммуны. Рюкзак с самым необходимым у меня всегда был при себе, так что сборы в тур не отнимали много времени. — Здесь кто-то сидит? — спросил меня парень с британским акцентом, когда я в шумной столовой наваливал себе на тарелку гору блинчиков. — Нет, свободно, — ответил я и, подняв глаза, увидел перед собой лохматого мужчину лет за тридцать. Его улыбка отчего-то казалась знакомой. — Давно приехал? Тот жадно закинул в рот кусок яичницы. — Нет, утром… Устал как собака. Прилетел в Нью-Йорк месяц назад и с тех пор гоняю кругами. — Ого. А по какому поводу спешка? — Да так, ищу одного парня… Ты, кстати, можешь его знать. Не встречал, случайно, типа, который называет себя Даррен Гласпер? По спине пробежал холодок. — Даррен Гласпер? — переспросил я: вдруг от амфетаминов, которые я только что запил чашкой кофе, начались галлюцинации… — Ага. Правда, на самом деле его звать по-другому. Он прикидывается моим братом. Я наконец опознал собеседника — он был на фотографиях, которые висели возле койки Даррена во французском «Рутаре». Не знаю, как я удержался и не дал деру. — Впервые слышу, — соврал я. — А на кой ему это надо? — Вот и хотелось бы выяснить… Ричард Гласпер рассказал, что французская полиция сообщила родным о безвременной кончине Даррена от инфаркта спустя пять месяцев после того, как мы с Брэдли обнаружили беднягу мертвым. Мы указали для протокола его гражданство, но фамилию Брэдли не знал, а я утаил ее намеренно. Через Ла-Манш выслали зубные слепки, однако опознать по ним Даррена удалось не сразу: только когда родные заявили о пропаже. Перевозить тело к тому времени было уже поздно. Из-за бюрократической волокиты Даррена похоронили как бездомного: то есть кремировали, а семье отослали дешевую урну с прахом. — Это ужасно подкосило маму, — продолжил Ричард. — Потом, через пару месяцев, нам стали приходить какие-то чеки из французского издательства, а полиция сообщила, что моего брата задержали в Нью-Йорке, якобы у него была просрочена американская виза. По адресу, который он указал как место регистрации, располагался хостел. Управляющий проверил записи и подтвердил, что у них впрямь останавливался человек с таким паспортом. Я кивал, поддакивая рассказу, но в душе вскипала злость: до чего небрежно я, оказывается, заметал следы. Чем, черт возьми, я думал, когда решил отдать гонорары за книгу родным Даррена? С тем же успехом можно было нарисовать стрелку прямиком к моей двери. Кто бы мог знать, что моя якобы гениальная затея обернется таким провалом? Надо было меньше упиваться собственным благородством. Я убрал руки под стол, чтобы Ричард не заметил, как они трясутся. — Мама решила, что случилась какая-то ошибка и Даррен на самом деле жив, — продолжил Ричард. — Полиция провела расследование и заявила однозначно, что это не он. Но мама так и не поверила. Мы обратились в Ассоциацию молодежных хостелов и выяснили, что какой-то парень колесит по всей стране, прикрываясь его именем, уже почти три года. Один менеджер из Сиэтла рассказал, что в последнее время часто с ним общается, и тот живет где-то в этих краях. У них с ним какие-то общие дела… Я прокашлялся. — Что скажешь ему, когда найдешь? — Ничего говорить я не собираюсь, — ответил Ричард. — Я просто оторву ему яйца. Этот подонок убил мою маму. Она отправилась на тот свет с разбитым сердцем, потому что думала, что младший сын от нее отрекся. И я, чего бы мне это ни стоило, прикончу этого урода. — Что ж, удачи, — сказал я, поднимаясь со стула. — Не сочти за обиду, но мне пора: экскурсия. — Все о’кей, парень, не переживай. Был рад встрече. Если что услышишь, дай знать, хорошо? Я живу в номере четыреста один. — Естественно. Я оставил недоеденный завтрак на столе и медленно, уговаривая себя не бежать, прошел в комнату. Там запихал в рюкзак скромные пожитки, заглянул на минуту в женский туалет, а потом отправился в номер к Ричарду — сделать так, чтобы он меня больше не тревожил. 3 декабря «Пурпурная черепаха» неспешно катила по тихоокеанскому шоссе, а я размышлял о том, что, проживая чужую жизнь, оказывается, был совершенно беззащитен. Я думал, что сотворил себя с чистого листа, стерев прошлую личность, но беда в том, что основу для этого я выбрал неподходящую — она принадлежала другому человеку. Напоследок я решил изменить еще одну жизнь. На первой остановке в Санта-Крус позвонил в полицию Сан-Франциско и сообщил о британце, который распространяет наркотики в местных хостелах. Его зовут Ричард Гласпер, он проживает в гостинице «Хейт-Эшбери», в номере четыреста один, и в чемодане у него два десятка тампонов, доверху набитых кокаином. Так было лучше и для самого Ричарда. Не то чтобы меня впечатлили его угрозы. Я больше боялся того, что сделаю с ним я, если нам доведется встретиться лицом к лицу, а в текущих условиях это было неизбежно. К тому времени я высосал из США все соки, и делать там было нечего. Тихуана, Мексика 4 декабря Как только мы добрались до Тихуаны, я без малейших угрызений совести бросил туристов на произвол судьбы без водителя и гида. Если я чему и учил их на своих семинарах — так это тому, что настоящий путешественник должен уметь выпутаться из любой, самой непростой ситуации.