23 октября — Ты что, запал на нее, а, hombre? Я чуть было не свалился с лестницы — Мигель неслышно подкрался сзади. — Она ж тебе сердце растопчет, — рассмеялся он. — Чики вроде нее по-другому не умеют. — Не понимаю, о чем ты, — ответил я, соврав нам обоим. Вкрутил лампочку, сложил стремянку, отнес ее обратно в кладовку и вышел на улицу, чтобы съездить в город и купить новый кабель. Украдкой покосился в сторону окна, и задернутая занавеска чуть заметно шелохнулась. Ужасно хотелось оказаться внутри, вместе с хозяйкой комнаты. Я не просто запал на нее, я был сражен в самое сердце. По дороге решил, что те, кто работает на мадам Лолу, — счастливицы. Тощие, азиатки, старухи, европейки, рыжие, лысые, толстухи… На любой вкус и кошелек — они работали в чистом помещении и под охраной. Другим повезло меньше. Чем ближе к городу я подъезжал, тем больше проституток становилось вокруг: девушки, едва одетые, стояли у обочины или сидели на пластиковых стульях, раздвинув колени, чтобы завлечь клиентов. Другие потрепанными пугалами торчали в поле. Почти все мужчины, посещавшие заведение мадам Лолы, вели себя с девочками почтительно, хотя некоторые все-таки считали, что за свои деньги имеют право на грубость, если это подогревает возбуждение. Тогда в дело вступали мы с Мигелем. Я никогда не терпел насилия, особенно по отношению к женщинам. Что моя мать, что мать Дуги — мужчины сломали им жизнь. Бет ушла от Дуги через пять лет после свадьбы. Я как-то раз приехал домой, а он ужинал с моей семьей, всячески оттягивая возвращение в пустой дом. Меня не было рядом, чтобы его поддержать, поэтому он изливал душу Кэтрин. Хотя вряд ли он рассказал ей главное… — У меня никогда не будет того же, что у тебя, — заявил Дуги после развода. Он хотел поставить опустевшую банку из-под пива на стол, но промахнулся. Кэтрин спала наверху, а мне приходилось выслушивать пьяные бредни. — А что у меня особенного? — я вздохнул, готовясь выслушать очередную порцию нытья. — Тебя все любят. У тебя семья… — И у тебя будет семья. Ты еще встретишь свою половинку. — Нет, потому что я такой же, как отец. Все мы рано или поздно становимся такими же, как родители, что бы ни делали и как бы ни старались. И ты тоже станешь. — Что за бредятина… Я не такой, как Дорин, а ты не такой, как твой отец. — Такой, такой. — Дуги замолчал, задумчиво потирая глаза, и прошептал: — Я ее ударил. — Кого? Маму? — Нет. Бет. — Что? — Наверное, мне послышалось. — «Ударил» — в смысле случайно или намеренно? — В смысле не просто ударил, а бил. Дуги стыдливо повесил голову. Я откинулся на спинку стула, не веря собственным ушам. Он ведь видел, каково приходилось его матери — и все равно решил последовать примеру отца? — Зачем? — ошалело спросил я. — Не знаю… Когда я начинаю злиться, то теряю голову, и все происходит само собой. Я ничего не могу поделать. — Как этого «ничего»! Нельзя бить жену без всякой причины! Так в чем она? Дуги медленно поднял голову и уставился мне в глаза. — Уж кому, как не тебе, знать, в чем… Он вдруг замолчал, взял куртку и вышел. Я неохотно последовал за ним, поддерживая за плечи. Воспоминания о той ночи выветрились из головы, когда я остановил пикап на обочине возле магазина. Интересно, чем сейчас занята та девушка за занавеской? Замечала ли она хоть раз, как я не спускаю с нее взгляда? 11 февраля Несколько месяцев я наблюдал за тем, как она каждый день зарывается в книги. Девушка хранила верность любимым авторам: Диккенсу, Хаксли, Шекспиру и Хемингуэю. Наверное, с ними удавалось на время сбежать из борделя, который стал ей домом. Чем бы я ни был занят, всякий раз замирал, если оказывался с ней рядом. Девочек здесь было много — не меньше тридцати, но только она одним своим присутствием заставляла меня забыть обо всем на свете. Дело было отнюдь не в нежном блеске каштановых волос длиною по плечи, не в оливковой коже и не в пухлых розовых губах. Меня опьяняли не шелка, облегавшие бедра и грудь, и не карие бездны глаз. Меня поражало, с каким безразличием она относится к окружавшему ее миру. Все прочие девушки боролись за клиентов, она же всякий раз держалась в стороне и оттого манила к себе самых денежных гостей. Ее соратницы старались брать как можно больше мужчин, она же была крайне разборчива — принимала только одного клиента за вечер и часто устраивала себе выходные. Благодаря своей придирчивости она пользовалась большим спросом. В перерывах между клиентами она или сидела в кабинете мадам Лолы, или уходила в спальню на втором этаже. Мы никогда не разговаривали, не смотрели друг другу в глаза; меня вообще для нее не существовало. Мне было без разницы. Я втрескался в Лючиану по уши. Нортхэмптон, наши дни 17:05 — Почему ты не рассказывал мне про Кеннета Джаггера? — начала Кэтрин. Саймон помолчал, обдумывая свое детское решение держать в тайне правду о биологическом отце. Затем принялся подробно рассказывать о жизни, которую он скрывал, пока они жили в браке. Пояснил, почему после побега отправился именно в Лондон, где узнал о смерти Дорин. Рассказал о встрече с Кеннетом, хоть и опустил некоторые подробности: умолчал о том, что прошептал ему на ухо, и почему биологический отец счел его тварью. Кэтрин ни разу не встречала Дорин и вообще знала о ней лишь по обрывкам разговоров. Разумеется, ей было интересно, что собой представляет мать любимого мужчины. Однако раны, которые та нанесла сыну, оказались, видимо, слишком глубоки. У Саймона даже не было ее фотографий. В голове Кэтрин сложился свой образ свекрови, где Дорин была похожа на Дасти Спрингфилд[29]. Она как-то раз поделилась этим с Саймоном, и тот расхохотался. Пока Саймон рассказывал, что навещал могилу матери, Кэтрин вспомнила, каким он всегда был чутким. Но какую бы признательность она к нему ни испытывала — в конце концов, он подарил ей четверых детей, — любые воспоминания о его прежних добрых поступках вытеснялись новыми откровениями. — Я не говорил тебе о Кеннете, потому что не хотел считать его своим отцом, — признался Саймон. — Я возненавидел этого человека с первого взгляда. Не хотелось, чтобы ты видела во мне то же, что я увидел в нем. — И все же ты стал точно таким же, если не хуже. Кэтрин знала, что так говорить жестоко, но он ее чувства не щадил, и с ним она тоже любезничать не собиралась. — Сейчас уже нет, — поправил Саймон. — Прежде — может быть. — Если ты так его ненавидел, зачем было утруждать себя поисками? — Чтобы закрыть этот вопрос. — Мне ты тоже решил оказать такую любезность? Только двадцать пять лет спустя? Саймон промолчал. Кэтрин было обидно, что он в свое время не доверил ей столь важный секрет. Впрочем, куда больше ее злило, что он не рассказал ей про то, как Дуги избивал бедняжку Бет. Пусть они с ней были не так уж и дружны, но втроем — объединив силы с Полой и Байшали — сумели бы ей помочь. Тогда, возможно, все обернулось бы иначе. Саймон тем временем ликовал, что у Кэтрин с ее ухажером ничего не вышло. Этот тип не нравился ему даже по рассказам. Идеальных людей не бывает, и рано или поздно Кэтрин сама бы в этом убедилась. Пусть лучше радуется, что Саймон избавил ее от лишних слез. — Ты в курсе, что ты мертв? — спросила она вдруг. — Официально. Надо выждать семь лет, прежде чем объявлять пропавшего без вести мертвым. На седьмую годовщину я наняла юриста и получила свидетельство о твоей смерти. — Ты ведь знала, что я жив? — отозвался он, чуя в ее словах подвох. — Знала. Но ты не захотел жить с нами, так что какая разница? Хотя Саймон понимал ее мотивы, ему не нравилось, с каким безразличием Кэтрин говорит о его смерти. Она словно над ним издевалась. — Это было непросто: и с юридической точки зрения, и с моральной, — продолжила Кэтрин. — Приходилось делать вид, что ты мертв, — и перед детьми, и перед законом. Доказывать, что тебя искали всеми средствами, но не нашли. Впрочем, это было легче всего, потому что и Роджер, и все остальные наши друзья рассказали в суде, как я буквально выворачивалась наизнанку, пытаясь тебя разыскать. В общем, после суда ты умер не только для меня, но и для всей страны. — И что это тебе дало? К чему было тратить столько сил? Не вижу смысла. — Мне без разницы, видишь ты смысл или нет. Я сделала это затем, чтобы если вдруг ты вздумал воскреснуть — как в итоге и вышло, — то был бы связан по рукам и ногам. Кроме того, благодаря страховке Эмили и Робби сумели поступить в колледж, так что от признания твоей смерти мы только выиграли.