Часть 40 из 57 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Всегда есть варианты, — уверенно отозвалась Лючиана и крепко сжала под столом мою руку.
— Попытаемся немного обуздать рост опухоли. Но по самым оптимистичным прогнозам, вам остается год. Максимум полтора.
Лючиана кивнула.
— Хорошо. Год — это немало, я многое успею.
Мы вышли из кабинета слишком ошарашенные, чтобы говорить. С собой нам дали длинный список медицинских процедур, призванных замедлить развитие раковых клеток. Мы украдкой покосились на часы: Лючиана — видимо, желая засечь время, которое ей осталось провести рядом со мной. Я же — чтобы выбрать подходящий момент для расставания.
КЭТРИН
Нортхэмптон, три года назад
14 февраля
Второй приступ сразил меня две недели спустя, когда я бродила по супермаркету, выбирая продукты. Началось все в точности так же: неожиданный слепящий взрыв, темнота, белые точки, головокружение и ужасная паника. Не только из-за боли, но и потому, что тот первый раз оказался не единственным.
Я схватилась за полку, чтобы устоять, однако не удержалась и неуклюже сползла на пол. Кто-то помог мне встать, меня отвели в кабинет к управляющему; какой-то милый юноша предложил вызвать «скорую». Я отмахнулась, заверив, что просто закружилась голова: сейчас посижу немного, и пройдет.
Я пыталась обмануть себя, решив, что это запоздалая реакция на гормональные таблетки, которые мне выписал гинеколог. Но разница между приливами и этим чувством — словно с меня заживо снимают скальп — была очевидна. Можно сколько угодно скрещивать наудачу пальцы и молиться, чтобы все поскорей прошло… толку, разумеется, не будет.
И все же я предпочла сделать вид, будто ничего не происходит. Взяла пару дней отпуска, оставив магазины на Селену, а сама спряталась дома. Прошла неделя, приступов больше не было, и я успокоилась. Разумеется, зря — потому что новый оказался еще страшнее.
В гостях у Эмили и Дэниэля я сидела у внучки в комнате и играла с Оливией в куклы, как вдруг изо рта полились бессвязные, путаные слова.
— Тедди пирог его найди, — забормотала я.
Мысленно я знала, что именно хочу сказать, но вслух получался бред.
Я заговорила снова, и опять ничего не вышло.
— Баба, ты такая смешная! — захихикала Оливия.
Впрочем, смешно было только трехлетнему ребенку.
Я на пробу произносила одну фразу за другой, и все звучали неправильно. Я в ужасе вскочила и пересела к внучке на кровать.
— Баба мама, — взмолилась я. — Мама… баба.
Оливия испуганно вытаращила глаза и выскочила из комнаты, громко зовя Эмили.
Я, окаменев, осталась сидеть на кровати. Успела услышать, как она бегом спускается по лестнице, и потеряла сознание.
САЙМОН
Монтефалько
16 февраля
Господь милостив? Чушь! Как по мне, он бессердечный мстительный ублюдок, который обожает надо мной издеваться. С самого рождения он подсовывал мне одного предателя за другим: лживую мамашу, подлых друзей и ветреных женщин.
Встретив Лючиану, я пытался вести праведный образ жизни, и какое-то время Бог делал вид, будто ценит мои старания. Он благословил меня двумя детьми и любовью женщины, которую я не заслуживал.
Свою благодарность я пытался выразить тем, что был достойным мужем, любящим отцом и милосердным человеком. Треть прибыли от виноделен шла в региональный фонд, оказывающий помощь детям бедных вдов. Мы учредили пять стипендий для одаренных студентов из малообеспеченных семей, дав им возможность ходить в ту же частную школу, что и Лука с Софией. Даже пожертвовали три акра земли под приют для лошадей, отправленных на покой.
Но Богу этого оказалось мало. Он хотел чего-то еще. Подарив нам мирную обеспеченную жизнь, убаюкал мои страхи, а потом нанес сокрушительный удар. Если б Он хотел, то мог отнять Лючиану быстро — в один миг, устроив ей какой-нибудь несчастный случай. Однако Бог решил, что будет куда забавнее наблюдать за моими страданиями: чтобы я видел, как она медленно угасает.
Мне уже доводилось делить крышу с человеком, который не отличает ночи от дня. Тогда я слонялся по комнатам и видел, как Кэтрин заживо сгорает от горя.
Теперь история обещала повториться, и мне предстояло увидеть, как любовь всей моей жизни тает на глазах. Был лишь один способ не дать Господу восторжествовать.
Я мог сбежать и вдали от угасающей любимой женщины с нежностью вспоминать ее улыбку, а не страдания.
Оказалось, что наш дом выстроен вовсе не из кирпича. Он из соломы, и ветер скоро разнесет его по стебельку, буду я рядом или нет.
КЭТРИН
Нортхэмптон
18 февраля
— У меня печальные новости, миссис Николсон. Сканирование показало, что с левой стороны в районе виска есть внутричерепное твердое новообразование, известное как опухоль мозга, — с искренним сочувствием объявил доктор Льюис.
Прошло четыре дня после приступа, а я все еще лежала в больнице. Сегодня доктор Льюис принес в палату снимки МРТ и результаты анализов крови, и я пожалела, что отправила Эмили, которая все это время несла дежурство возле моей кровати, домой отдыхать. Так была бы хоть какая-то поддержка…
— Необходимо как можно скорее провести операцию, чтобы взять образец тканей и проверить, злокачественная опухоль или нет, — продолжил доктор Льюис. — Я предлагаю назначить ее на завтра, если вы не возражаете.
— Я скоро умру? — удалось выдавить мне.
— Получив результаты биопсии, мы разработаем план лечения. Скорее всего, именно опухоль вызывает у вас головные боли — она растет, и кровеносные сосуды под давлением лопаются.
— Вы не ответили, доктор. Я умру?
Он немного помолчал.
— Станет ясно, когда сделаем биопсию. Тогда и поговорим.
— Спасибо, — вежливо ответила я, взяла «Айпод» Эмили, воткнула наушники и закрыла глаза, врубив музыку на полную громкость, чтобы не слышать своих страхов.
САЙМОН
Монтефалько
20 февраля
Я ушел от Лючианы как был — с пустыми руками и неясным будущим.
Начинать жизнь с чистого листа всегда непросто, а уж в мои годы — тем более. И все же другого пути не оставалось.
Дождавшись, когда Лючиана уедет к врачу, а дети уйдут в школу, я достал свой старый рюкзак, набил его самым необходимым и по крутому склону в тени виллы стал спускаться к городу. Я намеревался поехать в Швейцарию, оттуда в Австрию, а затем прокатиться по Восточной Европе. Судя по расписанию на остановке, до автобуса был целый час, поэтому я сел на обочину и принялся выкидывать из головы воспоминания о близких мне людях.
Вот только не удавалось.
Коробка с крышкой и крепким замком была наготове, но дорогие мне призраки не желали в нее укладываться. Других своих детей я бросил, когда они были совсем маленькими и не особенно во мне нуждались. И от Кэтрин я ушел, когда она окрепла и сумела бы справиться с потерей сама.
С Лючианой, Софией и Лукой было по-другому. Стал другим и я.
На примере страдающей от горя Кэтрин я научился придавать людям силы и убеждать их, что вопреки всякой надежде всегда стоит верить в благоприятный исход и бороться за него. Лючиане же надеяться было не на что. Она нуждалась во мне сильнее, чем Кэтрин. Я полжизни избегал ответственности и по глупости думал, что смогу вечно прятать голову в песок.
Если я останусь, мне придется несладко. Пока Лючиана ждет неизбежного, нельзя позволить себе ни единой слезинки, ни капли жалости. Это будет наш общий рак — и нам обоим предстоит с ним бороться.
Когда подоспел автобус, я был уже на полпути домой. Сзади неслышно ехал автомобиль; я не заметил его, пока тот не остановился рядом. Внутри сидела Лючиана.
Она посмотрела на мой рюкзак и мигом все поняла. Взглянула как на труса. Но взгляд ее тут же потеплел, когда она увидела, что я не спускаюсь, а иду обратно к нашей вилле.
Она вышла из машины, закрыла дверцу, взяла меня за руку, сплела со мной пальцы, и мы вместе поднялись на крутую гору.
КЭТРИН
Нортхэмптон
1 марта
Когда я очнулась после операции, возле больничной койки собрались все мои дети. Как бы их ни разбросало по миру, они всегда звонили и переписывались друг с другом, делясь последними новостями. Интересно, были бы они дружны, если б их не бросил отец?..
Последний раз все вместе мы собирались четыре месяца назад, на свадьбе Эмили и Дэниела. Момент, когда я выдавала дочь замуж, оказался в моей жизни одним из самых счастливых. Жаль, что Саймон не захотел быть со мной рядом.
Эмили, как я ни просила ее не беспокоить зря мальчиков, сообщила им, что я в больнице. Робби тут же примчался из Лондона, а Джеймс прилетел из Лос-Анджелеса, где со своей группой записывал новую пластинку.