Он с любопытством смотрит на Саану, та разглядывает его в ответ: волосы мужчины слегка взъерошены, за стеклами очков скрывается дружелюбный прищур. — Как вы смотрите на небольшое чаепитие? Я б не отказался, все утро водил экскурсии, — с теплотой в голосе спрашивает мужчина. Саана согласно кивает. Она не из тех, кто отказывается от кофе или чая. С чашечкой чего-то теплого в руках люди обычно расслабляются, начинают чувствовать себя в безопасности. Не надо заботиться о том, куда деть руки, когда можно просто обхватить ладонями спасительную чашечку. Саана следует за экскурсоводом в изящный домик. Мужчина щелчком включает чайник, Саана в это время садится на один из старых, с виду будто крестьянских, стульев. Все в этой комнате дышит минувшей эпохой. Саана наблюдает за мужчиной, но недолго: вскоре он протягивает ей чайный пакетик. — Что вам попалось? — спрашивает он, и Саана на секунду теряется с ответом, пока до нее не доходит, что речь об афоризме на чайном пакетике. — Джебран Халиль Джебран: «Достигнуть зари можно только тропою ночи»[41]. — Саане почему-то неловко зачитывать это вслух. Экскурсовод кивает и читает на своем пакетике: — «Пока человек не окажется над зияющей пропастью, из его плечей не взовьются крылья. Казандзакис»[42]. Струя кипятка бьет по дну чашки, заливая пакетик. — Я услышала об одном давнем трагическом случае и с тех пор постоянно думаю о нем, — начинает Саана. Она не до конца понимает, что именно хочет услышать от собеседника, и тянет время, заставляя чайный пакетик танцевать в кипятке. Мужчина терпеливо молчит, и Саана вынуждена продолжить: — Тело совсем юной Хелены Тойвио выловили неподалеку из нижнего течения Тайнионвирты в 1989 году. Вы знаете об этом что-нибудь? — Мгм, — следует неопределенный ответ. Мужчина по-прежнему смотрит на свой чай, но как-то по-другому. Он грустнеет на глазах. — Знаю, конечно. Тут все об этом знают. — Вы были знакомы с Хеленой? Мужчина молча кивает, затем говорит: — С ней все были знакомы. И вынимает пакетик из чашки. Саана буравит его взглядом. Почему он так долго размышлял над ответом? — Вот-вот начнется очередная экскурсия. У вас есть еще вопросы? — спрашивает мужчина, однако продолжает сидеть, как сидел, не шелохнувшись. И чашка почти полная. — Каким был барон, что жил здесь? — спрашивает Саана. — Фон Райхманн? Ну, он был человек своеобразный. До безумия любил цветы и следил за тем, чтобы в одной из комнат всегда было прохладно, там он разводил орхидеи. По образованию он был ветеринар и несколько лет посвятил работе с братьями нашими меньшими. Поговаривали даже, что хартольская живность вызывала у него куда больше сочувствия, чем сами хартольцы. Но тот карнавал ежегодно становился местом праздничного воссоединения барона с простым народом. — Вы знали его лично, фон Райхманна? — Его полное имя — Август фон Райхманн. Не сказал бы, что прямо хорошо знал. На него работал мой отец, вот и все. Барон жил в каком-то своем измерении, хотя время от времени он выходил на лужайку погонять со мной мяч, я тогда совсем маленьким был. — Можно ли с ним как-то встретиться? Где он сейчас? — спрашивает Саана. — Последний раз он приехал в Хартолу осенью 1989 года, после чего навсегда покинул Финляндию, — задумчиво отвечает экскурсовод. — Сейчас ему, должно быть, около восьмидесяти. Если жив, конечно. Саана моментально навостряет уши, как только слышит год отъезда барона — год, когда умерла Хелена. Саана записывает имя в блокнот. Август фон Райхманн. — А родственники или друзья у него тут были? — спрашивает Саана. — Семья, жена? — Фон Райхманн был волен жить так, как ему заблагорассудится. Так ни разу и не женился. Возился с утками и волнистыми попугайчиками. Помнится, отец как-то говорил, что если у Райхманна и остались какие-то родственники, то все они в Германии. В Финляндии — никого. Усадьба Коскипяя перешла к нему от матери, а той, в свою очередь, — от какого-то дальнего родственника. Саана усаживается на стуле поудобнее. — Была ли Хелена, ну, мертвая девушка, на Венецианском карнавале в том году… — полушепотом спрашивает Саана то ли себя саму, то ли экскурсовода. — Это случилось, считайте, в один день: праздник устраивали всегда тридцать первого августа, тело нашли первого сентября недалеко отсюда. Буквально на следующие сутки. — Не знаю, выяснила ли что-то полиция, — тихо отвечает мужчина. — Но возможно, Хелена и правда пришла на карнавал. Он, кстати, стал последним. После того случая праздник больше не проводили, — говорит он, разбавляя свой чай молоком. — Что-нибудь еще помните? — спрашивает Саана. — Людей, которые были на празднике, — продолжает она и вынимает чайный пакетик из чашки. Ищет взглядом, куда бы его пристроить. — Кладите сюда, — догадливый экскурсовод протягивает Саане мятую одноразовую тарелку. — Вы не здешняя, поэтому не знаете, что Венецианский карнавал — это, если так можно выразиться, мероприятие закрытое. Вход был только по приглашениям, которые рассылались далеко не всем хартольцам, и никто до последнего не знал, пойдет он или нет. И о своем участии в карнавале говорить было запрещено. Прибавьте к этому маски — и получите ту самую мистическую атмосферу. Количество гостей было всегда ограничено. Саана спокойно кивает, хотя внутри зреет обида на то, как снисходительно обращается с ней этот мужчина. Вы, мол, не отсюда. Как с дурочкой, которой все нужно разжевывать. Мужчина чуть ли не кичится статусом местного. Или так и должен выглядеть увлеченный своим делом экскурсовод? В любом случае, чтобы выведать что-то еще, стоит оплатить экскурсию. — Как думаете, что привело к смерти Хелены? — спрашивает Саана, решив под шумок как бы забыть про остывший черный чай. — Вероятно, она доверилась не тем людям, — произносит мужчина. Он доволен собой: Саана ошеломлена. — Так… — Саана сбита с толку. Она мысленно фиксирует первую догадку о вечере накануне смерти Хелены. Была на Венецианском карнавале. — Не знаете, у кого мог бы найтись список приглашенных гостей? На всякий случай, — вежливо интересуется Саана. — У фон Райхманна. Барон был единственным человеком, знавшим всех гостей. Однако, как я уже сказал, он уже пару десятилетий живет далеко отсюда, — отвечает экскурсовод. Саана внимательно разглядывает мужчину. Он будто погружен в раздумья, но вскоре лицо немного смягчается, озаренное идеей. — Знаете, вы могли бы спросить у моего отца, он будет только рад гостям, — говорит мужчина, и Саана старательно записывает продиктованный им адрес дома престарелых. — Ну, время не ждет. Мне пора на экскурсию. — Да, конечно, — соглашается Саана, поднимаясь с жесткого старенького стула. — Благодарю за чай. — Лео, — вдруг выпаливает мужчина и тоже встает. — Мы же не представились друг другу. Меня зовут Леонард Фальк. А вас? — Саана. Они жмут друг другу руки. Саана специально не произносит свою фамилию. Под внимательным светлым взглядом мужчины ей не по себе. Это слегка напрягает. Чтобы покончить с неловкими гляделками, Саана начинает заинтересованно рассматривать обложку книги с фотографиями усадьбы. На столе лежит стопка одинаковых подарочных изданий. — Я могу купить у вас один экземпляр? — спрашивает она, уже протягивая руку за книгой. — Разумеется, тринадцать евро, — сообщает Лео и рассказывает о том, как музей Восточного Хяме впервые собрал эти старинные фотографии жизни усадьбы и ее окрестностей под одной обложкой. «Фон Райхманн и его знаменитые орхидеи» — гласит надпись под изображением веселого мужчины с цветочным горшком в руках. — Тут и фото барона из его личного архива. Саана шарит по карманам, но, как назло, именно сегодня наличных там нет. — Это мой вам подарок, — говорит экскурсовод, — как красивой женщине, — он улыбается. Саана смущенно благодарит. Он что, флиртует? В приподнятом настроении Саана вновь оказывается под палящими солнечными лучами. На обратном пути она уже решает, что предпримет дальше, и формулирует новые вопросы. Кем был этот барон? Кого пригласили на Венецианский карнавал в 1989 году? Была ли среди тайных гостей праздника несовершеннолетняя Хелена? ЛЕТО 1989, ХАРТОЛА Хелена разглядывала мужчину, смотревшего на нее в ожидании ответа. Он только что спросил, может ли Хелена раз в неделю привозить пять килограммов клубники в Ванха-Коскипяя. — И сколько же будет таких недель? — Хелена хотела внести ясность в это деловое предложение. — Пока будет хватать клубники, — ответил мужчина. — За доставку я, конечно, тоже заплачу, — добавил он, схватил одну ягоду, не спрашивая разрешения, и отправил ее в рот. Свежую клубнику он желал бы видеть по четвергам, и лучше бы ее привозила сама Хелена, одаривая всех вокруг взглядом своих восхитительных глаз. Хелена зарделась от комплимента и не знала, как быть. Робко улыбаясь, она опустила взгляд на корзиночки с клубникой. И вспомнила о груди. Пока мужчина разглядывал ягоды, Хелена заметно приосанилась, однако очень скоро поняла: он смотрит ей прямо в глаза. Неделю спустя Хелена нагрузила корзинку велосипеда пятью килограммами свежей клубники и отправилась в путь. Ехала она чуть медленнее и осторожнее обычного: не хотела, чтобы ягоды помялись от ударов. Клубника для поместья должна быть идеальной. Вынужденная неторопливость поездки позволила Хелене вдоволь насмотреться на густой ельник. Деревья стояли так близко друг к другу, что между ними жила только тьма. И это в разгар дня. Хелена размышляла о том, что там, за этой тьмой. Широкие владения ельника? Или посреди древесной тиши затаилась полянка, какие бывают в сказках? Где-то раздался треск. Хелена вздрогнула и решила поднажать. Она всегда верила в необъяснимые, сверхъестественные вещи, в лесных духов, хотя отлично осознавала, что все это напридумывала себе сама. Прямо перед Хеленой промелькнула траурница. Главное — не видеть в ней зловещего предзнаменования. Хелена переключила внимание на солнечный свет, мерцающий и переливающийся в сочной листве. Она подумала о мужчине, который был так красив и внушителен, когда стоял у ее ларечка и вынуждал Хелену мысленно отвечать на странные, волнующие, новые для нее вопросы. Должно быть, мужчина — ровесник ее отца. Или старше. Однако он будто светился изнутри, горел огнем, какой в отце не зажигался даже по молодости. Все знали, что в поместье живет какой-то аристократ. Его ни разу не видели в компании простых жителей, он постоянно бывал в разъездах, подолгу жил в Германии — так рассказывали. В Хартоле появлялся лишь на пару летних месяцев. Хелена свернула на приусадебный двор. Сердце бешено билось, мысли спутались. Ее настолько интересовал этот незнакомый иностранец, что ради простой доставки ягод пришлось прямо-таки вырядиться. И ослушаться маминого наказа, запрещавшего любой макияж. В дверь усадьбы Хелена постучала совсем несмело, затем заправила за ухо непослушный локон и замерла в ожидании. Но никто не открывал. Она постучала снова — ничего. Простояв так какое-то время, Хелена начала склоняться к тому, что дом пуст. Такого поворота она не предусмотрела. Вот, о всяком успела подумать, но не об этом. Где-то в отдалении послышалось жужжание газонокосилки. Хелена развернулась и, раздосадованная, отправилась искать косильщика — ну или кого угодно. Кому-то же нужно оставить эти тупые ягоды. Она знала, что у барона есть смотритель поместья и личный водитель. И что все эти обязанности выполняет один и тот же мужчина, живущий со своей семьей в одном из приусадебных домиков. Завидев активно жестикулирующую Хелену, работник выключил газонокосилку и посмотрел на девушку, склонив голову набок. Он представился смотрителем усадьбы. — Скорее всего, барон сейчас спит, — сказал мужчина, протирая очки. — Вчера здесь до поздней ночи принимали гостей, — он неопределенным жестом указал на особняк. Хелена разочарованно вздохнула. Так и швырнула бы ягоды куда подальше — пускай себе гниют! — и пошла бы домой. Сейчас она казалась себе какой-то опустошенной и обманутой. — Ладно, тогда отвезу их обратно и продам, — сказала Хелена предательски дрожащим голосом. Если кому захочется ягод Тойвио, пусть сам приходит и забирает, добавила она мысленно. Мужчина окинул Хелену долгим взглядом и пожал плечами. Звуки работающей газонокосилки вновь заполнили весь двор. Стоило Хелене надежно закрепить ящичек с клубникой на багажнике велосипеда, распахнулась входная дверь. На улицу с уткой под мышкой вышел барон. Сонный, в семейных трусах и шелковом халате. Увидев Хелену, барон вздрогнул. Он бережно опустил на землю белую утку, и та флегматично поковыляла по газону. По мере оглядывания Хелены лицо барона менялось: усталость сменило удивление, а потом и неприкрытая радость.