— Покорнейше прошу меня простить. Не думал, что ты придешь в такую рань, — сказал барон. Шокированная, Хелена уставилась на мужчину. Он ее запомнил. — Ты завтракала? Непременно составь мне компанию за завтраком, раз уж ты здесь, — с очаровательным акцентом произнес барон и расплылся в такой улыбке, какая тронула бы любого. Хелена моментально забыла все обиды, сбросила с себя злость и разочарование и робко проследовала в большой зал усадьбы за полуодетым бароном. Вообще говоря, Хелена скорее опоздала, нежели приехала «в такую рань». Уже перевалило за полдень. Внутри дома было прохладно и царила полутьма. Будто это было пространство какого-то иного мира. Мира усадьбы Коскипяя и его огромных залов. А снаружи ждал неприметный хартольский мирок, с его постылыми домишками и пыльными тропками. Ступив внутрь, навстречу неизвестности, за этим мужчиной, Хелена почему-то вспомнила об одной старой сказке. В ней говорилось о том, как в логово льва тянулись следы мелких наивных зверьков. И не было ни одного следа из логова. Часть III 1 ИЮЛЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК, ХЕЛЬСИНКИ — Что это с тобой? — вырывается у Яна при виде Хейди. Они вместе садятся в машину, чтобы еще раз съездить в Суоменлинну. — Ничего, — говорит Хейди, перепрыгивая с первой передачи сразу на третью. Отголоски застарелых алкогольных паров вылетают изо рта Хейди вместе с ответом. — Ладно, просто ты выглядишь так, будто всю ночь бухала и трахалась, — сообщает Ян и ухмыляется. Это первое подобие улыбки на его лице за очень долгое время. Бестактность Яна оправдывалась тем, что в любой момент она могла бы вернуться к нему же самому. Между ним и Хейди с самого начала установились теплые дружеские отношения, частью которых были шуточки на грани фола. К удивлению Яна, комментарий повис в воздухе, как бы ожидая в ответ шпильку от Хейди. После долгой паузы раздается ворчание: — Да серьезно, ничего такого. Так, слегка развезло. Однако крошечный, почти незаметный прищур в уголке Хейдиного глаза выдает ее с головой, и Ян ясно видит, что она лукавит. У Королевских ворот Хейди сообщает, что остро нуждается в пицце или гамбургере. Ян тут же сворачивает эту тему: еда не первая на повестке дня. По текущему делу до сих пор всего ничего информации. В Суоменлинне около 350 квартир и 800 жильцов, однако лишь один из них рассказал о лодке. Да и то — лишь о лодке. И ни слова, ни намека о том, кто в этой лодке был. Ян наблюдает за Хейди, которая буквально порхает по ступенькам, несмотря на похмелье. Хейди по жизни прохладно относится к спорту, хотя для боевых искусств делает исключение. Ян в курсе, что сейчас она ходит в тренажерный зал и время от времени боксирует. Глядя на легкую женскую поступь, Ян вдруг осознает, что не имеет ровным счетом никакого представления о жизни Хейди. Она виртуозно владеет умением отмалчиваться и уводить разговор от обсуждения своей персоны. — Да неужели это и правда настолько просто, — вслух размышляет Ян и щурится, глядя на солнце. — Что именно? — спрашивает Хейди и достает из кармана баночку снюса. Привычным жестом табак проскальзывает в ложбинку между десной и нижней губой. — Убить человека посреди большого города и оставить для полиции труп у всех на виду. — Большого города! — Хейди заливается смехом. — Серьезно? Это Хельсинки-то? Яну не смешно. Он чувствует соленое море на своем лице и дает порывам ветра освежить разум. — По количеству убийств Хельсинки уже давно наравне с большими городами, — говорит Ян, игнорируя смех коллеги. Большой и серый город смерти. После обеда Ян едет в Вантаа, где находится главный офис ЦКП, обсудить с руководством дальнейший ход расследования и количество ресурсов, которыми их группа располагает, занимаясь этим убийством. Прокурор, Мертанен и Ян выбрали для разговора небольшой конференц-зал. Кофе в стаканчиках подходит к концу, когда телефон Яна начинает вибрировать. Звонит отец. — Извините, это срочно, — говорит Ян, хватает телефон со стола и выходит в коридор. Мертанен наблюдает за ним исподлобья. Отец здоровается и тут же замолкает. Ян сообщает, что у него прямо сейчас идет важное совещание. Что-то срочное? Отец говорит, мол, нет, ничего такого. Просто до него внезапно дошло, что есть птички, по названию которых сразу понятно, какие звуки они издают при пении. Потрясающе удобно, подумать только. — Ну… да, — говорит Ян. Ему не хочется подгонять отца, но сейчас все эти милые байки действительно не ко времени. Глава пресс-службы полиции приветствует Яна, проходя мимо по коридору с встревоженным видом. Ян напряженно кивает в ответ. — Ну, там, курица или цыпленок, сова-сплюшка, — продолжает отец. — Вот они такие. Ян слушает отца вполуха, посматривая через стекло в конференц-зал, где продолжается совещание. Прокурор и Мертанен предельно серьезны. — В английском языке такой птичкой будет, допустим, кроншнеп. Curlew, ке-лю. Но нет, кроншнеп. — Точно, — говорит Ян. — Почему бы не келюн, к примеру? Было бы намного легче распознавать звуки. Логичнее было бы, — рассуждает отец и опять смолкает. — Келюн пополнил бы компанию курицы и совы-сплюшки. — Опять пауза. — Ну, а так-то все в порядке? — решается спросить Ян, когда пауза затягивается. По какой-то причине ему всегда тяжело и неловко спрашивать отца о том, как тот себя чувствует. Отец всегда держался молодцом — или делал вид, по крайней мере. Всегда был весь в работе, и отцовский мир в глазах Яна зиждился на вполне конкретных идеях и проектах. Яну приходит в голову мысль о том, что у отца сегодня выходной. — Все в порядке, — отрезает отец. Слишком быстро. И снова молчание. — Говорят, с-сегодня ночью ей стало хуже, — сообщает он, слегка заикаясь. — Мгм, — сразу реагирует Ян. — Приеду, как только смогу. — Хорошо, — говорит отец и кладет трубку. В полной задумчивости Ян возвращается в конференц-зал. Остаток совещания превращается в некое подобие щебета, который он, конечно, слышит, но не до конца разбирает. У них остались сутки до того, как пресса обнародует сведения об убийце с клеймом. А вот о том, сколько осталось маме, не знает никто. Хейди внимательно и долго смотрит на Яна по возвращении того с совещания. Ян понимает, что от проницательной женщины не укрылась его грусть, но говорить об этом именно сейчас — выше его сил. Хейди явно спешит, и ему не хочется утомлять ее всем этим. Яна гложет ощущение того, что расследование зашло в тупик. У них труп Ларса Сундина, выжженное на теле клеймо и… все. Больше ничего, по сути-то. На горячую линию звонки, конечно, поступают, но содержание сообщений, мягко говоря, сомнительно. Психи и товарищи, которым нечем заняться, названивают с поразительным упорством. Понятно, что их фантазии только мешают расследованию. Территорию вокруг дома Ларса еще раз прочесали, но опять вернулись ни с чем. Ян смотрит на телефон. Очередной звонок. Номер не определен. Ян думает на многочисленных журналистов с чрезмерно пытливыми умами. Присутствие прессы создаст дополнительное давление на полицию, хотя в ход расследования репортеры вмешаться и не смогут — было бы во что вмешиваться. Яна подтачивает необъяснимый страх, предчувствие того, что некто играет с их временем: сейчас великодушно позволяет вот так прохлаждаться, а потом вдруг решит подкинуть улик. Ну а им остается лишь надеяться, что подкинутые улики не окажутся трупами. 3 ИЮЛЯ, СРЕДА, ХАРТОЛА Саана прячет мобильник в карман. Она стоит в очереди на кассу в S-Market. Несмотря на то что людей перед ней всего ничего, никакого движения не происходит. Саана вытягивает шею, чтобы глянуть поверх пожилой женщины на то, кто там притормаживает на кассе. Оказывается, дело еще и в кассирше, вовсю любезничающей с покупателями. Саана тут же вспоминает, где находится: в Хартоле, в месте, где никто никуда не спешит. Кассирша с удовольствием обменивается новостями с клиентами — почему бы и нет? И хотя Саана и сама не особо торопится, от чужой неспешности ее все же слегка потряхивает. В очередях у нее всегда активизируется встроенный механизм беспричинного беспокойства. На сей раз в корзине Сааны лишь картофель, лакричные конфетки и ванильное мороженое. Тетя пообещала приготовить знаменитую уху. Волшебный бульон уже варится, а вот молодая картошка не подоспела, пришлось докупать. На десерт будет мороженое с клубникой. Саана косится на очередь в соседнюю кассу. Кажется, будто та рыжеволосая кассирша как-то порасторопнее. Саана меняет очередь, подспудно понимая, что это мало чем поможет. Она собирает волосы в конский хвост и мысленно посмеивается над собой, наблюдая за тем, как покинутая ею очередь внезапно приходит в движение. Потому что нечего было перебегать. Вот и пускай стоит теперь, вкушает местную неторопливость. Саана разглядывает пачки жевательной резинки и шоколадные батончики, разложенные около кассы, и старается придать своему лицу доброжелательное выражение. — Вам нужен пакет для замороженных ягод? — спрашивает кассирша, глядя на Саану. — Нет, спасибо, — быстро отвечает та. Уму непостижимо, как за какие-то пару лет все кассирши в Финляндии выучились на автомате спрашивать про эти дурацкие пакеты. Саана сгребает покупки в холщовую сумку, оставляя при себе только пачечку лакричных конфет. Она обожает лакрицу. Конечно, лучшую лакрицу до сих пор делают в Коуволе, но ее еще поди найди. Остается довольствоваться конфетками «Панда» — этого добра везде полным-полно. Саана вспоминает, как в детстве ездила из Хартолы на завод фирмы «Панда» в Вааякоски. Она запихивает в рот целую горсть мягких, скользких конфеток и с наслаждением смакует получившийся лакричный комок на пути к велосипеду. В паре метров от своего железного коня Саана замечает прикрепленную к корзинке багажника бумажку. Она может поклясться, что до похода в магазин никаких бумажек там не было. «Не вмешивайся не в свое дело. Дай Хелене покоиться с миром». Такое вот послание. — Какого хрена? — бормочет Саана с набитым ртом. В расстроенных чувствах Саана въезжает на тетин двор и пристраивает велосипед к красноватой стене амбара. Она аккуратно снимает пакет с рогов на руле и в задумчивости шагает к веранде. Записка прожигает карман джинсов. В голову лезут мысли об угрозе, прикрепленной к багажнику. Что она означает? Что Хартола исподтишка наблюдает за ходом ее расследования? Да кому это может так сильно мешать? Саана входит в дом, и ноздри начинает щекотать восхитительный аромат ухи. Она проносит свои покупки на кухню — Инкери хлопочет у плиты. Враждебность хартольцев так и крутится на языке, и Саана, не выдержав, начинает жаловаться тете. — Что стряслось? — интересуется тетя. — Только что я получила записку, в которой меня просят прекратить копаться в деле Хелены, — отвечает Саана и аккуратно кладет овощи на большую деревянную разделочную доску: их нужно очистить и порезать. Инкери хмурится, однако удивленной не выглядит. Через полчаса уха уже готова, а стол накрыт. Саана намазывает масло на тетину фирменную картофельную лепешку. — На самом деле в истории этой девочки и правда есть белые пятна. Но хартольцы — темноватый народ, который ощутимо тушуется в ответ на малейшее вмешательство со стороны. Слова приходится клещами вытягивать, — рассуждает Саана, жадно глотая лепешку. В сочетании с теплым, подтаявшим маслом каждый кусок кажется пищей небожителей. — Ну… не думаю, что кто-то из местных горит желанием помогать какому-то чужаку, мутящему воду по поводу старых дел, — смеется Инкери и берет себе кусочек. — Мне нужна помощь того, кто был бы в курсе всех здешних событий, — говорит Саана и с энтузиазмом наливает в тарелку половник ароматной многообещающей ухи. Какое-то время тетя размышляет над подходящей кандидатурой, а потом начинает посмеиваться. — Тогда тебе прямая дорога в парикмахерскую «Салон Эйлы». Запишись к Эйле, — говорит она, с аппетитом жуя. Сколько Саана помнит тетю, та по жизни любительница поговорить с набитым ртом. — Уж кто-кто, а Эйла тут прямо всевидящее око, ничто от нее не укроется: знает о прошлом, настоящем и будущем, — сообщает тетя, гордясь собственной идеей, и Саана с воодушевлением кивает. Ей нужно больше историй. Рассказов, в которых могут притаиться важные кусочки мозаики Хелениной жизни. Уговорив две лепешки и две плошки ухи, Саана душевно благодарит тетю за угощение и ищет контакты «Салона Эйлы». Она хочет записаться на подравнивание кончиков прямо на завтрашний вечер, если получится. — Особенность таких вот деревушек — немыслимое количество историй. Они передаются из уст в уста и постоянно меняются: приукрашиваются, обрастают деталями. Каждый год условный сборник деревенских баек пополняется новыми сюжетами и теориями, потому как здесь, на отшибе, ничегошеньки не происходит. И кое-что тебе стоит знать заранее, дабы потом не обижаться на местных, — говорит тетя и начинает убирать со стола. — Много кто верил в то, что тогда произошло нечто очень плохое, подозрительное, однако со временем все эти подозревающие оказались в опале. И я в том числе. В кругу своих до сих пор любят посплетничать, но, сама понимаешь, мало у кого вызывает восторг любопытная девица из Хельсинки, которая своими расспросами грозит пошатнуть величие королевской общины, — она смеется.